— Капитан Сато?
— Под домашним арестом, — сообщил вошедший в комнату связной. — Но, вероятно, выйдет сухим из воды. Его версия событий — техническая неисправность детонатора.
Александров взглянул на меня:
— А что с нашим обещанием заплатить ему двадцать тысяч иен?
Я задумался на мгновение:
— Его информация была точной и помогла предотвратить инцидент. Думаю, мы должны выполнить обещание. Это вопрос профессиональной этики.
Консул кивнул:
— Сумма будет передана через надежного посредника, когда ситуация немного успокоится.
Мы перешли к обсуждению дальнейших действий. Несмотря на успех операции, положение экспедиции оставалось крайне опасным.
Японцы, оправившись от первого шока, наверняка начнут искать виновных в срыве их планов. Может быть, постараются снова устроить диверсию.
— Необходимо срочно эвакуировать всю группу вместе с геологическими материалами, — решил я. — Мы временно отсрочили японскую агрессию, но полностью предотвратить ее не в наших силах.
Консул согласился:
— Из Москвы получены указания обеспечить вашу безопасную эвакуацию любыми средствами. Транспорт и сопровождение будут предоставлены. Материалы мы отправим отдельно, чтобы при обыске у вас ничего не нашли.
Мы договорились о деталях эвакуации, и я отправил курьера с инструкциями Архангельскому о немедленной подготовке к отъезду.
Когда основные вопросы были решены, консул и связные удалились, оставив нас с Александровым наедине.
— Что дальше, Леонид Иванович? — негромко спросил полковник, закуривая папиросу. — Мы изменили планы противника. Инцидент не состоялся в запланированное время.
Я подошел к окну, глядя на вечерний Цицикар, погружающийся в сумерки. Где-то на восточном горизонте вспыхивали первые звезды.
— Они упрямы, Александр Петрович, — ответил я после долгой паузы. — Мы выиграли время, но не изменили фундаментальные противоречия. Япония все равно найдет или создаст повод для оккупации Маньчжурии. Возможно, несколько недель или месяцев спустя, возможно, другим способом, но это произойдет.
— Тогда в чем смысл нашего вмешательства?
— В том, что мы доставим в Москву сведения о Дацинском месторождении. Это изменит стратегические расчеты и энергетический баланс перед грядущей мировой войной. Советский Союз будет знать, что здесь, в Маньчжурии, находятся колоссальные запасы нефти. И, скорее всего, сейчас, после того, как в прессе поднимется вой, иностранные державы призовут Японию к ответу. Им придется нелегко, они все равно устроят диверсию, но зато мы выиграли время.
— Знание — сила, — задумчиво произнес Александров.
— Именно, — кивнул я. — И это знание может изменить итоги будущих конфликтов.
Мы еще долго сидели в полутемной комнате, обсуждая мельчайшие детали предстоящей эвакуации. Карта Маньчжурии, расстеленная на столе, отражала тусклый свет керосиновой лампы.
Из соседней комнаты дежурный связист принес радиограмму, только что расшифрованную:
«ОПЕРАЦИЯ ВЫСОКО ОЦЕНЕНА. НЕМЕДЛЕННАЯ ЭВАКУАЦИЯ. ЛИЧНАЯ ВСТРЕЧА ПО ПРИБЫТИИ. С.»
Подпись не оставляла сомнений. Сталин сам следил за нашей миссией и ждал результатов.
Рано утром, когда сизый туман расстилался над Цицикаром, мы собрались на станции для отправления. Всю ночь шли последние приготовления к эвакуации экспедиции.
Образцы керна, пропитанные драгоценной нефтью, уже отправлены дипломатической почтой в специальных герметичных контейнерах, замаскированных под обычный багаж. Документация, включая карты, схемы и расчеты, также разделена на несколько частей, надежно спрятана и отправлена через консульство. У нас ничего не было.
Железнодорожная платформа пустовала в этот ранний час. Только несколько сонных китайских носильщиков и усиленный наряд японской военной полиции, внимательно проверявшей документы немногочисленных пассажиров.
— Будьте предельно осторожны, — шепнул мне Александров, когда мы приблизились к контрольному пункту. — Японцы явно что-то подозревают. Патрули так и кишат по всему городу.
Я молча кивнул, сохраняя невозмутимый вид и крепко сжимая видавший виды саквояж.
— Документы, — отрывисто произнес японский офицер, бесцеремонно протягивая руку.
Я спокойно предъявил дипломатический паспорт, подготовленный консульством, и командировочное предписание, объясняющее наше присутствие в Маньчжурии.
— Инженер Краснов, технический специалист КВЖД, — произнес я ровным голосом. — Возвращаюсь после планового обследования железнодорожного полотна.
Офицер внимательно изучил бумаги, задерживаясь на каждой печати и подписи. Его взгляд скользнул на мой саквояж, но кожаный планшет с документами, демонстративно прижатый к груди, отвлек его внимание.
— Багаж? — сухо спросил он, кивнув на чемоданы, которые грузили в вагон Перминов и Архангельский.
— Стандартное инженерное оборудование и личные вещи, — ответил я. — Можете проверить, если желаете.
К моему облегчению, офицер ограничился поверхностным осмотром. Наша техническая легенда и документы консульства сработали безупречно.
Поезд на Харбин подали точно по расписанию. Старый, но добротный состав с паровозом серии «Е», пыхтящим клубами пара в утренней прохладе.
Мы заняли два купе в середине вагона первого класса, обеспечивающего относительный комфорт и, что важнее, некоторую приватность для разговоров.
Едва состав тронулся, я почувствовал, как напряжение последних дней начинает отпускать. Мерный стук колес действовал успокаивающе, а проплывающие за окном равнины Маньчжурии с возделанными полями и редкими деревушками создавали иллюзию умиротворения.
Архангельский, сидевший напротив меня у окна, выглядел осунувшимся после бессонных ночей, но его глаза горели тем особым блеском, который бывает у ученого, совершившего важное открытие.
— Даже если мы больше ничего не сделаем в своей жизни, — негромко произнес он, когда проводник удалился после проверки билетов, — то, что мы обнаружили в Маньчжурии, оправдывает все риски и усилия.
Я кивнул, соглашаясь с его оценкой. Действительно, открытие гигантского нефтяного месторождения на двадцать восемь лет раньше исторического срока могло кардинально изменить стратегическую ситуацию для Советского Союза.
Александров, молча стоявший у двери купе, вдруг напрягся:
— Японский патруль проверяет вагон, — шепнул он, быстро выглянув в коридор. — Ведите себя естественно.
Мы продолжили разговор об обычных инженерных проблемах на КВЖД, когда дверь купе резко отодвинулась. На пороге стоял капитан Танака, тот самый японский офицер, который посещал наш лагерь и проявлял подозрительный интерес к нашим работам. И которого я видел в Харбине.
— Какая неожиданная встреча, товарищ Краснов, — произнес он по-русски с легким акцентом. Его тонкие губы тронула холодная улыбка. — Возвращаетесь в Харбин?
— Как видите, капитан, — я сохранял невозмутимость. — Плановое обследование завершено, составлены акты о состоянии путей. Обычная рутинная работа.
Танака окинул внимательным взглядом купе, задержавшись на наших чемоданах.
— Странное совпадение, — задумчиво произнес он. — Ваш отъезд происходит сразу после неудачной операции на Южно-Маньчжурской железной дороге. Вы слышали? Говорят, китайские диверсанты готовили там взрыв. Вы не находите это любопытным?
Я сделал удивленное лицо:
— Диверсия? Взрыв? Первый раз слышу. Что произошло?
Танака внимательно наблюдал за моей реакцией.
— Вы действительно не знаете? Это странно, учитывая, что весь Цицикар только об этом и говорит. Кто-то сорвал диверсию, организовав утечку информации в прессу и нейтрализовав техническое оборудование. Правда, журналисты почему-то обвиняют нас, японцев, хотя это мы, наоборот, чуть не пострадали.
— Звучит как шпионский роман, — я позволил себе легкую улыбку. — К сожалению, наша работа гораздо более прозаична. Проверка состояния железнодорожного полотна, измерение прогиба рельсов, оценка дренажных систем. Мы этим и занимались. Хорошо, что на вверенном нам участке ничего не произошло. У нас, знаете ли, не было ничего захватывающего. Мы работали и ничего такого не слышали.
