Серия мощных взрывов сотрясла дальний край полигона. Когда дым рассеялся, на месте «позиций противника» зияли глубокие воронки. Мишени полностью уничтожены.
Фэн застыл с выражением глубокого потрясения на лице. Я понимал его чувства: даже для человека, повидавшего многие войны, мощь «Катюш» выглядела устрашающе.
— Что… что это за оружие? — наконец выдавил он.
— Реактивная система залпового огня, — ответил я. — Новейшая разработка наших конструкторов. Шестнадцать снарядов за восемь секунд, дальность до пяти с половиной километров.
— И у японцев нет ничего подобного? — спросил Фэн.
— Нет. Это уникальное оружие, которого нет ни у одной армии мира.
Фэн помолчал, обдумывая увиденное, затем решительно повернулся ко мне:
— Товарищ Краснов, думаю, нам следует немедленно подписать предварительное соглашение о сотрудничестве. Временное правительство Маньчжурии готово признать особые права Советского Союза на разработку нефтяных месторождений Дацина на изложенных ранее условиях.
Я сдержал улыбку удовлетворения. Демонстрация военной мощи сработала даже лучше, чем я ожидал. Теперь Фэн не просто соглашался на наши условия, но и торопился закрепить союз юридически.
— Я также готов, — ответил я. — Документы уже подготовлены.
По дороге обратно в штаб я заметил на краю полигона группу крестьян, наблюдавших за демонстрацией. Среди них выделялись несколько человек в европейской одежде, с фотоаппаратами и блокнотами.
— Кто эти люди? — вполголоса спросил я у Александрова.
— Иностранные журналисты, — так же тихо ответил он. — Представители американского, британского и французского информационных агентств. Прибыли вчера вечером из Харбина, интересуются событиями в Дацине.
— Вы дали им разрешение присутствовать при демонстрации?
— Не напрямую, — хитро улыбнулся Александров. — Но и не препятствовал. Они обнаружили полигон самостоятельно, по шуму моторов. Я подумал, что международная огласка нам только на руку.
— Правильно подумали, — одобрил я. — Пусть весь мир узнает, что китайские патриоты при поддержке добровольцев-интернационалистов дали отпор японским захватчикам. И что они обладают впечатляющей боевой мощью для защиты освобожденных территорий.
В штабе нас ожидал подготовленный текст меморандума. Фэн внимательно изучил каждый пункт, затем решительно поставил подпись.
— Это историческое событие, товарищ Краснов, — торжественно произнес он. — Начало новой эры советско-китайского сотрудничества.
— И важный шаг к освобождению Маньчжурии от японских милитаристов, — добавил я, также подписывая документ.
После церемонии подписания Фэн отбыл в свой штаб, чтобы отдать необходимые распоряжения по координации действий с нашими частями. Я же остался в кабинете, размышляя о результатах насыщенного событиями дня.
Соглашение с Фэном значительно усиливало наши позиции в противостоянии с японцами. Мы получили не только формальное признание нашего контроля над нефтяными месторождениями, но и важного стратегического союзника. Теперь, когда японцы попытаются вернуть Дацин, им придется иметь дело с объединенными советско-китайскими силами.
Демонстрация «Катюш» и танков Т-30 также сыграла свою роль.
Я подошел к окну, глядя на закатное солнце, окрашивающее небо над Дацином в янтарные тона. Операция, начавшаяся как смелая авантюра, превращалась в историческое событие, меняющее баланс сил на Дальнем Востоке.
Сталин будет доволен. Промышленный НЭП доказал свою эффективность, позволив создать передовое вооружение, советская дипломатия укрепила позиции в стратегически важном регионе, а главное, мы получили контроль над крупнейшим нефтяным месторождением, способным обеспечить энергетическую независимость страны на десятилетия вперед.
Вечером радист принес шифрограмму из штаба Квантунской армии. Японцы, озадаченные неожиданным отпором и впечатленные нашей демонстрацией силы, предлагали провести переговоры на нейтральной территории.
В предложении сквозила тщательно скрываемая тревога. Разгром разведывательного отряда и демонстрация «Катюш» произвели на них неизгладимое впечатление.
Я собрал ближайших помощников в штабе для обсуждения.
— Японцы запрашивают переговоры, — сообщил я, протягивая расшифрованное сообщение Александрову. — Предлагают встретиться в Харбине, на территории консульства нейтральной страны.
Александров внимательно изучил текст:
— Интересная реакция. Видимо, в Токио не горят желанием начинать полномасштабный конфликт. Предлагаю согласиться, но настоять на другом месте встречи.
— Согласен, — кивнул я. — Харбин слишком удобен для японских провокаций. Лучше приграничный китайский город Хайлар. Там меньше японского влияния.
Сопкин, просматривающий утренние сводки разведки, поднял голову:
— Товарищ Краснов, позвольте напомнить, у нас неожиданные гости. Группа иностранных журналистов каким-то образом пробралась в Дацин. Американцы, англичане, даже пара французов.
— Вот как? — эта новость меня скорее обрадовала, чем встревожила. — И чем они интересуются?
— Событиями последних дней. Разгромом японского гарнизона, захватом нефтяных месторождений. Говорят, информация о масштабном столкновении советских и японских войск уже появилась в западных газетах.
Я задумчиво потер подбородок. Присутствие международной прессы могло сыграть нам на руку, обеспечив дополнительную защиту от японской агрессии.
— Где разместились журналисты? — спросил я.
— В деревне Лунхуа, в доме старосты. Настаивают на встрече с руководством операции.
— Организуйте. Сегодня же.
Александров вопросительно поднял бровь:
— Какую линию держим?
— Официальную, — твердо ответил я. — Операцию провели китайские патриотические силы при ограниченной поддержке интернациональных добровольцев. Особо подчеркиваем героизм отрядов Хэ Луна и войск генерала Фэна.
Сопкин усмехнулся:
— А демонстрация техники? Они наверняка уже сделали десятки фотографий «Катюш» и Т-30.
— Скажем, что это опытные образцы, переданные китайским союзникам для испытаний в боевых условиях. Подготовьте пару танков без опознавательных знаков и с китайскими экипажами для демонстрации.
Александров одобрительно кивнул:
— Грамотный ход. А что насчет японского предложения?
— Передайте по дипломатическим каналам, что представитель советско-китайского командования готов встретиться через три дня в Хайларе. Подчеркните, что мы идем на переговоры исключительно из гуманитарных соображений.
После совещания я отправил радиограмму в Москву, запрашивая дополнительные инструкции и информируя о предстоящих переговорах с японцами и иностранными журналистами.
К моему удивлению, ответ пришел незамедлительно. Сталин лично одобрил план действий, предписав максимально использовать международное освещение событий для закрепления советских позиций в регионе.
Встреча с журналистами состоялась на следующий день в специально подготовленном помещении штаба. Стены украшали карты региона и фотографии боевых действий, тщательно отобранные для создания правильного впечатления.
Всюду висели красные флаги с китайскими надписями. Лишь в центре стола скромно расположился маленький советский флажок как символ дружбы народов.
Представители прессы собрались загодя, шестеро мужчин и одна женщина с фотоаппаратом, одетые по-дорожному, но с неизменными блокнотами и жадным профессиональным любопытством в глазах.
— Уильям Фаулер, «Нью-Йорк Таймс», — представился высокий американец с рыжеватыми усами и цепким взглядом. — Мы наслышаны о впечатляющей победе местных сил над японским гарнизоном. Весь мир обсуждает этот неожиданный поворот в маньчжурском кризисе.
— Артур Ричардсон, «Таймс» лондонский, — с легким поклоном добавил сухопарый англичанин. — Особенно интересует техническая сторона операции. Откуда у партизан современные танки и ракетное оружие?
— Пьер Дюбуа, «Матэн», — кивнул невысокий француз с блокнотом. — Мое правительство весьма обеспокоено масштабами советского вмешательства в Маньчжурии.
