Ко мне подошел Воронцов, сияющий от гордости и волнения:
— Леонид Иванович, первая группа специалистов из Грозного уже в пути. Тридцать пять человек, лучшие кадры, включая молодого инженера Парусова, ученика самого Ивана Михайловича Губкина. А оборудование частично прибыло, новейшие буровые установки отечественного производства, усовершенствованные по моим чертежам.
— Отлично, Андрей Петрович. Как обстоят дела с местной рабочей силой?
— Набрали сто сорок китайских рабочих из окрестных деревень. Большинство крестьяне без опыта в промышленности, но учатся быстро. Организовали для них курсы технического минимума. Знаете, среди них попадаются удивительно талантливые ребята. Один молодой парень, Чжан Вэйгуо, уже освоил управление паровым двигателем лучше некоторых наших опытных механиков.
Привлечение местного населения к работам на месторождении входило в стратегический план операции. Это обеспечивало поддержку среди китайцев, создавало рабочие места и снижало социальную напряженность. Кроме того, так проще было объяснить миру присутствие советских специалистов, они выступали в роли инструкторов и наставников местных кадров.
После официальной части мы с Сопкиным, Александровым и Воронцовым провели закрытое совещание в моем новом кабинете на втором этаже здания.
— Товарищи, формальности завершены, теперь начинается настоящая работа, — сказал я, разворачивая на столе карту района. — У нас три приоритетные задачи: обеспечить безопасность месторождения, наладить эффективную добычу нефти и укрепить наше международное положение.
Сопкин доложил о ситуации с безопасностью:
— Периметр защищен. Внешнее кольцо контролируют китайские части под командованием Хэ Луна. Внутреннее наши подразделения под видом добровольцев и технических специалистов. Японцы поддерживают наблюдение, но открытых провокаций пока не совершают. Ждут результатов официальных переговоров.
Воронцов поделился техническими планами:
— Первая очередь скважин уже в работе. Вышка номер один готова к пробному запуску через три дня. По предварительным расчетам, к концу месяца можем выйти на объем добычи до двухсот тонн в сутки. К концу года до тысячи. Если, конечно, получим все необходимое оборудование.
— Оборудование будет, — заверил я. — Москва придает операции высший приоритет.
Александров, отвечавший за разведку и контрразведку, сообщил о подозрительной активности:
— Замечены признаки диверсионной подготовки. Японская разведка пытается внедрить агентов под видом рабочих. Трех уже выявили и нейтрализовали. Кроме того, у нас появились новые соседи, американская нефтяная компания открыла представительство в Харбине. Очевидно, прослышали о месторождении и проявляют интерес.
— Пусть проявляют, но держите их на дистанции, — ответил я. — Нам не нужны сейчас дополнительные игроки.
В конце совещания я озвучил план действий на ближайшую неделю: завершить подготовку к официальным переговорам с японцами, обеспечить пробный запуск первой скважины и организовать техническое обучение для китайских рабочих.
Выйдя из здания администрации, я несколько минут постоял на крыльце, наблюдая, как над Дацином собираются дождевые тучи. Низкое небо, тяжелый воздух с запахом влаги и машинного масла, гудки маневровых паровозов вдалеке.
Обычная индустриальная симфония, но для меня она звучала как музыка прогресса. То, о чем мечтали большевики, воплощалось в реальность: техника, наука, организованный труд преображали отсталую окраину в индустриальный центр.
Чаньчунь, административный центр японской концессии в Маньчжурии, встретил нашу делегацию моросящим дождем и прохладным ветром. Город поражал контрастами: современные европейские здания соседствовали с традиционными китайскими постройками, на улицах перемешались люди в европейских костюмах, китайских халатах и японской военной форме.
Для переговоров выбрали здание муниципального совета, нейтральную территорию под управлением смешанной администрации. Просторный конференц-зал с высокими окнами, выходящими на городскую площадь, украсили флагами всех заинтересованных сторон, а также флагами стран-наблюдателей: США, Великобритании и Франции.
Наша делегация прибыла заранее, чтобы еще раз согласовать позиции. Кроме меня в нее входили доктор Чжан как представитель генерала Фэна, Хэ Лун от партизанских отрядов и Александров в качестве технического советника и переводчика. Мы заняли места за длинным полированным столом, расставив перед собой папки с документами и карты района.
Японская делегация появилась ровно в назначенное время, восемь представителей во главе с генерал-майором Исихара Канъити, тем самым высокопоставленным офицером из Токио, который ранее сдерживал воинственные порывы местного командования Квантунской армии. За ним следовали полковник Танака и несколько гражданских лиц, судя по строгим костюмам, юристы или дипломаты.
Исихара поклонился с безупречной японской вежливостью:
— Благодарю уважаемых представителей китайской стороны и их советников за согласие на переговоры, — произнес он на безупречном английском, выбранном в качестве языка дипломатического общения.
— Мы также признательны представителям Императорской Японии за конструктивный подход, — ответил я, слегка кивнув.
После краткого представления участников переговоров и приветственного слова от председательствующего, американского дипломата Джеймса Ричардсона, мы приступили к основной части.
Несмотря на предварительные договоренности, достигнутые с полковником Танакой во время тайной встречи, официальные переговоры проходили напряженно. Каждая формулировка вызывала ожесточенные дискуссии, каждый пункт соглашения тщательно взвешивался сторонами.
— Императорская Япония настаивает на признании своих исторических интересов в регионе, — заявил Исихара, когда обсуждение коснулось статуса Дацинского района. — Наши инвестиции в инфраструктуру и многолетнее присутствие не могут быть проигнорированы.
— Китайская сторона признает важность хороших отношений с соседями, — дипломатично ответил доктор Чжан, — но вопрос суверенитета над исконно китайскими территориями не подлежит обсуждению.
Такой риторический обмен продолжался несколько часов. За вежливыми фразами и дипломатическими формулировками скрывалась жесткая борьба интересов. Японцы не могли публично признать поражение и уход из Дацина, а китайская сторона не желала легитимизировать любое японское присутствие в регионе.
К вечеру первого дня переговоров мы достигли принципиального соглашения о создании демилитаризованной зоны вокруг нефтяных месторождений. Сложнее обстояло дело с экономическими вопросами.
— Учитывая значительные японские инвестиции в разведку месторождения, — настаивал Исихара, — справедливым представляется участие японских компаний в его разработке в размере не менее пятидесяти процентов.
Я ожидал такого требования, несмотря на предварительную договоренность о сорока процентах для второстепенного месторождения.
— Совместная администрация готова рассмотреть участие японского капитала, — ответил я, — но в ограниченном объеме и при условии сохранения оперативного контроля за китайско-советским руководством.
К концу второго дня переговоров все присутствующие выглядели измотанными. Дискуссия зашла в тупик по нескольким ключевым вопросам. Американский председатель объявил перерыв до следующего утра, предложив делегациям неформально обсудить возможные компромиссы.
Воспользовавшись моментом, я пригласил полковника Танаку на «случайную» встречу в саду муниципального совета. Мы встретились среди цветущих магнолий, вдали от чужих глаз и ушей.
— Полковник, мы уважаем вашу позицию на официальных переговорах, — начал я, — но пора вспомнить о нашей предварительной договоренности.
Танака сдержанно кивнул:
— Я помню каждое слово, господин представитель. Но генерал Исихара получил указания из Токио занять более жесткую позицию. События в Шанхае и юго-восточном Китае изменили общую стратегическую картину.
