Воронцов слегка напрягся, но возражать не стал. Я знал, что эти двое найдут общий язык, их объединяла преданность делу.
— Третье, — Бакулин достал из папки несколько листов, — план расширения производства. К концу года мы должны довести ежесуточную добычу до тысячи тонн, а к середине следующего года до пяти тысяч тонн. Для этого планируется бурение еще двадцати скважин и строительство полноценного нефтеперерабатывающего завода.
Столь амбициозные планы вызвали оживление среди технических специалистов. Рейхман поднял руку:
— Товарищ Бакулин, позвольте заметить, что такие объемы потребуют серьезной модернизации инфраструктуры. Нужен нефтепровод до ближайшей железнодорожной станции, иначе вывоз продукции станет узким местом.
— Абсолютно верно, — согласился Бакулин. — В Москве уже утвержден проект нефтепровода Дацин-Харбин протяженностью двести восемнадцать километров. Трубы и насосное оборудование в пути.
Доктор Чжан, представитель генерала Фэна, деликатно кашлянул, привлекая внимание:
— Уважаемый товарищ Бакулин, китайская сторона приветствует ваше назначение и амбициозные планы развития месторождения. Однако хотелось бы уточнить аспекты финансирования этих проектов и распределения будущих доходов.
Бакулин обернулся к китайскому представителю с вежливой улыбкой:
— Вопрос справедливый и важный. Готов подробно обсудить его на отдельной встрече сегодня во второй половине дня. Могу лишь сказать, что Москва полностью подтверждает все соглашения, достигнутые товарищем Красновым. Распределение доходов останется в согласованной пропорции: шестьдесят процентов советской стороне, сорок — китайской.
Эта фраза заметно успокоила китайскую делегацию. Хэ Лун, до этого момента молча наблюдавший за происходящим, произнес через переводчика:
— Скажите, товарищ Бакулин, а как относится Москва к продолжению японской экспансии в южных районах Маньчжурии? Наши информаторы сообщают о концентрации войск Квантунской армии.
Вопрос был острым и политически деликатным. Я затаил дыхание, наблюдая за реакцией Бакулина. Тот не выказал ни тени замешательства:
— Советский Союз внимательно следит за ситуацией. Наша позиция неизменна: мы осуждаем любую иностранную интервенцию на китайской территории. В то же время, мы придерживаемся политики невмешательства во внутренние дела других государств. — Он сделал многозначительную паузу. — Однако я уполномочен заявить, что в случае угрозы Дацинскому району, Советский Союз готов оказать всю необходимую поддержку китайским братьям.
Эта формулировка, аккуратно балансирующая между дипломатической сдержанностью и намеком на решительные действия, произвела благоприятное впечатление на китайскую делегацию. Хэ Лун удовлетворенно кивнул.
Совещание продолжалось еще около двух часов. Мы обсудили все основные аспекты деятельности администрации: от технических вопросов добычи нефти до социальных программ для местного населения.
Бакулин демонстрировал глубокие знания и четкое понимание как стратегических целей, так и текущих задач. Стало очевидно, что Сталин направил в Дацин человека, способного не только поддерживать достигнутые результаты, но и значительно развить успех.
По окончании официальной части организовали обед в столовой штаба. Повара превзошли себя, подготовив сложное меню из русских и китайских блюд. За столом разговор принял более непринужденный характер. Бакулин, проявивший себя как опытный дипломат, внимательно слушал китайских представителей, задавал вопросы о местных обычаях, интересовался культурой.
В разгар трапезы доктор Чжан поднялся с бокалом безалкогольного напитка (алкоголь не подавали из уважения к китайским традициям):
— Я хотел бы поднять тост за нашего отбывающего друга, товарища Краснова. За короткое время он сумел превратить враждебную территорию в образец советско-китайского сотрудничества. Мы, китайцы, высоко ценим его вклад и надеемся, что он еще вернется в наши края.
Все поднялись. Хэ Лун, обычно скупой на эмоции, добавил несколько теплых слов на китайском, которые переводчик изложил как «брат по оружию и духу».
После обеда наступило время церемонии прощания. По китайскому обычаю, меня ожидал обмен подарками с местными представителями. Доктор Чжан от имени генерала Фэна преподнес старинную яшмовую печать с изображением дракона, символ власти и уважения. Хэ Лун вручил традиционный китайский меч — дао в лакированных ножнах с серебряной отделкой.
— Этот меч принадлежал моему деду, который сражался с маньчжурскими захватчиками, — произнес он через переводчика. — Теперь он должен защищать друга китайского народа.
Я был глубоко тронут таким подарком, понимая его символическую ценность. В ответ я преподнес доктору Чжану старинные серебряные часы с гравировкой, память о моем отце, промышленнике старой закалки, который всегда ценил точность и пунктуальность. Хэ Луну я подарил именной маузер в деревянной кобуре-прикладе с гравировкой на рукояти «Храброму защитнику Дацина».
Церемония завершилась традиционным китайским чаепитием с соблюдением всех ритуалов. Когда официальная часть подошла к концу, я получил возможность ненадолго остаться наедине с Бакулиным в моем, теперь уже его, кабинете.
— Иван Петрович, — обратился я к нему, — вы не упомянули о главном. Зачем меня срочно вызывают в Москву?
Бакулин, расположившийся в кресле, задумчиво постучал пальцами по подлокотнику:
— Официальная версия — доклад о выполнении операции и новое назначение. Но реальная причина… — он понизил голос, хотя мы находились в защищенном помещении, — товарищ Сталин считает, что ваш опыт может быть полезен в другом стратегически важном регионе. Возникла ситуация, требующая нестандартных решений.
— Какой регион?
— Узнаете в Москве. Лично от товарища Сталина. — Бакулин улыбнулся. — Но могу сказать, что дело не менее важное, чем Дацин. И потребует всех ваших талантов, и дипломатических, и технических, и военных.
Он поднялся и протянул мне конверт с сургучной печатью:
— Ваши документы для возвращения. Поезд отправляется через три дня в двадцать один ноль ноль с харбинского вокзала. В Москве вас встретят.
* * *
Вечер наступил незаметно. Собрав необходимые личные вещи и документы, я в последний раз обошел штаб и прилегающую территорию. Посетил первую буровую вышку, где Воронцов с Рейхманом уже бурно обсуждали технические детали увеличения производительности. Зашел в лабораторию, где Архангельский показывал прибывшим геологам образцы пород с разных глубин.
Перед самым отъездом меня догнал Александров:
— Леонид Иванович, вы еще не уехали? Хорошо, что успел. — Он протянул небольшой сверток. — Это от меня лично. На память о нашей операции.
Развернув бумагу, я обнаружил самодельный серебряный значок в форме нефтяной вышки с датой начала операции, выгравированной на обратной стороне.
— Спасибо, Василий Захарович. — Я крепко пожал ему руку. — Берегите себя и наше дело.
Сумерки сгущались, когда автомобиль с Сопкиным за рулем повез меня на станцию. Проезжая мимо нефтяных вышек, отчетливо вырисовывающихся на фоне алого закатного неба, я испытывал смешанные чувства. Гордость за выполненное задание, некоторую грусть от расставания с созданным с таким трудом проектом, и нетерпеливое любопытство относительно новой миссии, ожидающей меня в Москве.
Дацин уже стал частью моей жизни, важной вехой в изменении хода истории. Но впереди открывались новые горизонты, новые возможности использовать знания из будущего для укрепления моей страны перед лицом грядущих испытаний.
Поезд отправился точно по расписанию, унося меня на запад, в Москву, где ждали новые приказы и, возможно, еще более сложная миссия.
* * *
Транссибирская магистраль, это стальная артерия, связывающая воедино необъятные просторы нашей страны, всегда вызывала у меня особое чувство. Величественное детище русской инженерной мысли, построенное ценой невероятных усилий, позволяло преодолеть тысячи километров через тайгу, степи и горы. Стук колес на стыках рельсов отбивал монотонный ритм, усыпляющий и одновременно настраивающий на размышления.
