Ядовитый поцелуй (ЛП) - Смит Л.Т.

— Девен, — говорю я, приближаясь с полными руками покупок.

— Лил, как ты? Я увидел твою машину и решил подойти, поздороваться.

Я прохожу мимо него, открываю багажник, кладу туда пакеты и захлопываю его. Когда оборачиваюсь, он уже стоит так, что преграждает мне путь к водительской двери.

— Слушай, я ушел от нее, ладно? Я понял, что облажался. Правда понял. Но ты – та, кого я всегда хотел. — Он почесывает затылок. — Может, подумаешь о том, чтобы вернуться? — умоляет он.

— Отойди, Девен.

— Лил, — говорит он голосом, похожим на скрежет гвоздя по чертовой доске.

— Мне пора. Счастливо оставаться.

Он тянется ко мне, хватает за руку и наклоняется.

— Ты хочешь пожестче? Я видел, как тот тип душил тебя, когда трахал в нашем доме.

— Если не уберешь руку, я сделаю это за тебя. — Я смотрю на него со злостью, а он закатывает глаза.

— Тебе же этого хочется, да? — Его хватка на моей руке усиливается, и я знаю, что останется синяк. Тупой мудак.

— Последний шанс, — предупреждаю я. Он не слушает. Вместо этого еще сильнее сжимает запястье.

— Ты никогда не нуждалась во мне, Лил. А я хотел быть нужным. — Он звучит одновременно отчаянно и безумно.

— Похоже, это твои проблемы.

— Черт тебя дери, Лил.

Девен дергает меня за руку так, что я чувствую боль. Не успевает он сделать что-то еще, как я поворачиваюсь к нему. На его лице расцветает надежда, но я тут же поднимаю колено и врезаю прямо в его бесполезный член. Он отпускает меня и приседает на корточки. Я поднимаю ногу и пинаю его, после чего он падает на землю, свернувшись клубком.

Переступив через него, я сажусь в машину, завожу двигатель и уезжаю с визгом шин, поднимая по пути гравий. Я планировала поехать прямиком в свою убогую квартиру, которую сняла на неделю (последний год я жила в мотелях и любых самых дешевых лачугах), но передумываю и вместо этого еду к тете. У нее никогда не было своих детей, но она воспитывала меня и пыталась дать мне нормальную жизнь. Даже несмотря на то, что была пьяницей и, по сути, не имела права растить ребенка.

Когда наконец останавливаюсь у ее дома, меня накрывает волной воспоминаний – как я сбегала, вылезая через переднее окно. Я всегда возвращалась, но она так и не узнала об этом. Линда вечно где-то валялась без сознания, так что проблем не возникало.

Я запираю машину, подхожу к входной двери и стучу. Слышу, как она кричит, что идет, и когда дверь открывается, меня встречает Линда, которая, стоит отметить, не выглядит пьяной. Ее волосы с проседью свободно ниспадают на плечи легкими волнами, на ней красивое цветочное платье. Когда ее глаза встречаются с моими, в них на мгновение вспыхивает радость, прежде чем она произносит:

— Лилит. — Эта женщина – самое близкое к матери, что у меня когда-либо было. Когда отец пропадал, занимаясь бог весть чем, и я не была с няней, я оставалась с Линдой. И это происходило часто. Поэтому, когда его посадили, казалось логичным остаться с ней насовсем. Я даже не помню, чтобы я это обсуждала. — Прошло так много времени.

— Ты права.

Я почти не виделась с ней с тех пор, как сошлась с Девеном. Он никогда не любил Линду, и я понимаю почему. У нее всегда был в руке стакан. Но сейчас, когда она стоит передо мной, я не вижу и намека на выпивку. Она кажется… трезвой?

— Входи, пожалуйста.

Ее дом старый, краска за года облупилась и облезла. К нему пристроено крыльцо, выходящее из моей старой комнаты, откуда я обычно приподнимала окно и сбегала. Комната Линды была в глубине дома, так что выбраться незаметно не составляло труда. Я не снимаю обувь, пока она держит дверь открытой.

— Твой отец сказал, что ты навещала его.

— Ты поддерживаешь с ним связь? — спрашиваю я.

— Конечно, дорогая, он мой брат.

Она закрывает за мной дверь, и я следую за ней на кухню. Все аккуратно и чисто – это первое, что я замечаю. Больше нет грязи и беспорядка. Нигде не валяются бутылки, а в раковине нет груды грязной посуды. На окнах и полках – цветущие, ухоженные растения. Когда я была подростком, дом казался таким мёртвым, а теперь он полон жизни.

— Он сказал, что это была ваша первая встреча с тех пор, как я взяла тебя к себе. Полагаю, ты пошла своей дорогой и устроила себе лучшую жизнь. Это одновременно радует и огорчает нас.

— Я развелась, — говорю я сухо. Её рот складывается в идеальное «О», прежде чем она разворачивается и достаёт графин с холодным чаем – держу пари, он персиковый. Тетя готовила его для меня, когда была трезвой, и я невольно задумываюсь, сколько дней она уже не пьет. — Дом выглядит лучше, — отмечаю я, и это чистая правда.

— Да? Что ж, я и сама чувствую себя лучше. Полагаю, когда тебе легче, и обстановка вокруг становится приятнее. — Она наливает стакан и ставит передо мной. — Сожалею насчет развода. Я встречала его только один раз, когда вы были помолвлены, но у меня сложилось впечатление, что я ему с самого начала не понравилась.

Я отмахиваюсь от ее слов и протягиваю руку к стакану.

— Не о чем сожалеть. Он был мерзким изменщиком, и ненавидел тот факт, что моя семья неблагополучна, а отец – в тюрьме. — Сжимая стакан пальцами, я смотрю на нее и спрашиваю прямо: — Где алкоголь? — Обычно он всегда на виду. На столе или возле дивана. Везде и всюду.

— Я не пью уже два года.

Ее слова лишают меня дара речи, тяжесть этого признания медленно проникает в сознание.

— Почему? Как?

Она садится напротив меня и кладет руки на стол. Ее ногти, под которыми виднеется земля, постукивают по цветной скатерти, пока она смотрит мне прямо в глаза.

— Мне жаль, что я не могла стать для тебя лучшей опорой. Я знаю, что у тебя никого не было, кроме меня, и прошу прощения. — Она протягивает руку, чтобы коснуться моей, но я отстраняюсь.

— Мне не нужны твои извинения. Со мной все в порядке.

— Правда? — спрашивает она, приподнимая бровь.

— Что тебе сказал отец?

Она откидывается назад, и я вижу, как по ее лицу мелькает разочарование, прежде чем она произносит:

— У тебя те же… склонности, что и у него.

— Зачем он рассказал тебе об этом? — Я качаю головой, не заботясь об ответе. — Я пришла за своим свидетельством о рождении.

Тетя встает и уходит в другую комнату. Я слышу какой-то шум, прежде чем она возвращается и кладет его передо мной. Я просматриваю его и, конечно, упоминания отца там нет. Лилит Хаклберг. Хаклберг – моя девичья фамилия. Мне не дали фамилию отца при рождении, но я всегда думала, что это было желание матери.

Честно говоря, я никогда не спрашивала.

— Он вообще мой отец? — Я уже знаю ответ; мы слишком похожи. Но я должна спросить.

— Конечно. Ты – его копия. Он просто хотел защитить тебя от того мира. И у него это получилось. — Она улыбается.

— А мои деньги? — спрашиваю я. — Что-нибудь осталось?

— Он не мог оставить их на твое имя по очевидным причинам. Не должно было остаться никаких следов, ведущих к тебе. Для внешнего мира ты была моим ребенком.

— В этом нет никакого смысла, — говорю я, качая головой в неверии.

— Я была хорошей подругой твоей матери, так что, в общем, есть. — Она снова встает и выходит из кухни, а когда возвращается, у нее в руках спортивная сумка.

— Я не потратила всё, но немного использовала. — Она расстегивает молнию. — Я пополняла сумму по мере возможности, так что большая часть осталась.

Я встаю, открываю сумку шире, и вижу перед собой пачки стодолларовых купюр.

Мой рот широко открывается.

— Надеюсь, ты ещё заглянешь, — произносит она, и в ее голосе слышна надежда. Это странно, потому что, вспоминая детство, я помню лишь, как она замыкалась в себе и не хотела видеть меня рядом.

Я беру сумку и выхожу, не сказав больше ни слова.

17.Реон

Мы ужинаем в одном из ресторанов Арло. Хотя он, как и все мы, бизнесмен, его специализация – терапия. Он один из самых востребованных психотерапевтов в стране. Ему доводилось работать с самыми опасными преступниками мира и даже с президентом. Помимо этого, Арло принадлежит сеть ресторанов – этот один из них. Мы сидим за столом небольшой компанией: Сорен без спутницы, Арло с молчаливой рыжеволосой девушкой, и я с Майей.