— Всё круто, — сказал я.
— Я еле-еле справилась, — призналась она, дыша учащённо. — Странно, в чём дело? Что за помехи? Не похоже на шторм, да и предупреждения не было…
— Ладно, пофиг. Летим.
Расслабившись, мы несколько минут трепались о ерунде. Прикалывались на тему того, как долго Арриго вытерпит без свидания с Вилмой, и обсуждали московский быт. Могли бы и дольше, но пора было выходить из прыжка.
Открывшийся нам пейзаж энтузиазма не вызвал. Взбугрённая равнина до горизонта, пересохшее русло мелкой реки. Суглинок с пятнами невзрачной травы, пылевые шлейфы, жёлто-серое небо с тусклой солнечной кляксой.
Дул ветер, но особой болтанки не было. Машина слушалась, отзывалась на любой поворот штурвала, как и положено. Однако её флюидная связь со мной заметно ослабла — я не мог мысленно просканировать управляющий контур, сколько бы ни пытался. Тот будто отгородился завесой.
Сели благополучно и без проблем — лишь подняли облако пыли у подножья приплюснутого холма.
Сосредоточившись, я мысленно вновь потянулся к контуру. Но неведомая завеса стала плотнее, и все мои попытки оборачивались лишь дурнотой и головокружением.
— Долго будем перезагружаться? — спросила Хильда.
— Не знаю. Перезагрузка пока вообще не включается.
— Побыстрее бы. А то неуютно здесь.
Несколько минут я сидел, старательно концентрируясь. Голова всё ещё кружилась.
— Ну, что там? — Хильда нервно постукивала по приборной панели.
— Спокойнее, — сказал я.
— Ты не меня успокаивай, а работай.
— Блин, потерпи немного. Сама ведь пеленг тоже взяла не с первого раза.
— Потому что помехи, причём какие-то непонятные! Но я справилась, а ты прохлаждаешься.
— Прохлаждаюсь? Серьёзно?
— Просто сидишь и ничего не делаешь. Хотя сейчас от тебя зависит, сможем ли мы взлететь. Твоя компетенция.
— Сказал — потерпи! Помолчи минуту, не истери…
— Я не истерю! И не поняла — а с чего ты вдруг раскомандовался? С чего ты решил, что ты в экипаже — главный? Решения принимаем вообще-то вместе!
Я почувствовал злость — ядовитую-мерзкую, как привкус тухлятины. Мне и так уже было муторно, а теперь я едва сдержался, чтобы не заорать. Процедил, ощерившись:
— И какие претензии? Подзабыла, как я неделю ждал, контракт не подписывал? За каким-то хреном попёрся с тобой на север, смотрел там вашу сопливую мелодраму. Если это не «вместе», то что тогда? Ты вообще уже берега теряешь…
— Да что ты говоришь! А поехал ты только потому, что боялся! Можно подумать, я не догадываюсь!
— Чего я боялся? Гонишь?
— Того, что останешься без нормального штурмана, если я увольняюсь!
— Дура.
— А ты — тупое хамло! Я уже жалею, что подписалась! Надо было уйти и жить своей жизнью! Чтоб мы больше с тобой друг друга не видели, как Эва и Нико…
Хильда вдруг сбилась на полуслове и замолчала. Пару секунд таращилась на меня, а затем спросила тихо и жалобно:
— Тимофей, мы сошли с ума? Что мы такое несём?
Это было так неожиданно, что я подавился ответной фразой. В кабину будто ворвался ветер — и сдул то отравленное, затхлое облако, что нас окружало. Я ошалело потёр виски и пробормотал:
— Да, точно, какое-то помутнение… Извини…
— Это я должна извиняться — прицепилась к тебе, отвлекла от дела. Сама не знаю, что на меня нашло…
— Ну, зато ты и спохватилась первая, очень вовремя.
— Просто повезло, что мне вспомнился тот дуэт, который вот так рассорился. И в мозгу сразу что-то щёлкнуло, я взглянула на нас как будто со стороны, и мне стало жутко…
— Теперь я понял, зачем в экипаже нужны умные блондинки.
Она улыбнулась вымученно и проговорила:
— Если опять сорвусь, то не слушай меня, пожалуйста. Работай с контуром. И вообще, я лучше снаружи пока побуду…
Хильда взялась за ручку двери, но я прикоснулся к её плечу:
— Погоди. Мне с тобой будет лучше.
— Ну, если ты уверен…
— На сто процентов.
Я мягко провёл ладонью по её светлым волосам, и улыбка Хильды стала смелее. Чуть подмигнув ей, я вновь прислушался к контуру управления.
Тот не откликался, и злость вернулась. Но злился я теперь не на Хильду, а на себя, на свой идиотский срыв. И на то, что туман помех так быстро и без усилий смог меня задурить.
Космолётчик, блин, недоделанный…
Стрессоустойчивость так и прёт, аж прямо зашкаливает…
Прекрасно ведь видел, что девчонка напугана, и мог промолчать, но нет — вместо этого чуть не вызверился…
Психованный долбоящер…
И что теперь — сложить лапки? Сидеть и ждать?
А вот хрен.
Злость перешла в холодную концентрацию.
Но теперь я прощупывал не столько сам контур, сколько помехи, которые его окружали. Пытался определить их природу.
Хильда жаловалась на какой-то туман, а мне при посадке чудилось нечто вроде завесы. Теперь ощущения изменились — из-за того, наверное, что мы уже не летели, а стояли на грунте.
Помехи уплотнились ещё сильнее и стали восприниматься как болотная жижа. Мы прежде не сталкивались с подобным. Но я продирался сквозь эту дрянь, продавливался к той точке, где мог вернуть себе контроль над машиной.
А нащупав, сделал рывок и вцепился намертво.
Ну, давай, железяка…
Выручи, вытяни…
Покажи нам ещё разок, насколько ты офигенная тачка…
Перезагрузка!
Я откинулся в кресле, вытер со лба испарину. Покосился на Хильду — она смотрела с надеждой, но не решалась заговорить.
— Всё окей, снежинка. Удалось.
— Правда? Фух, наконец-то… Может, теперь нам всё-таки выйти, чтобы ускорить?
— Пожалуй, да, будет лучше. Так-то машина в норме, можем даже взлететь, но перезагрузиться пришлось-таки — иначе в межосевой прыжок не уйдём.
Мы вылезли из аэрокара. Обогнув его, Хильда подошла ко мне ближе. Из-за холмов налетел вдруг резкий, холодный ветер. Зябко поёжившись, она спряталась за меня, и я обнял её. Она тоже обхватила меня руками. Говорить не хотелось, и мы просто стояли под пыльным небом.
— Кажется, всё, — порадовал я. — Загостились, сваливаем.
Вернувшись в машину, мы захлопнули дверцы, переглянулись.
— Что там с радаром? — спросил я.
— Сейчас попробую… Слушай, ты ничего не заметил странного? Вон там, между склонами? Или мне померещилось?
Я вгляделся.
В сотне шагов от нас колыхалось марево, зыбкое и бесцветное.
— Нафиг-нафиг, — пробормотал я, потянувшись к штурвалу.
Марево резко дёрнулось — и как будто плюнуло в нашу сторону серой тенью. Та уплотнилась за полсекунды, преображаясь в пугающе-огромную кошку, которая мчалась к нам длинными прыжками. Хищный оскал перекосил её морду, глаза мерцали зеленовато, как люминесцирующая плесень.
Расстояние сокращалось. Зверюга была размером с аэрокар — теперь уже можно было сравнить.
Я рванул штурвал на себя.
Машина оторвалась от грунта, но кошка сиганула за ней, почти вертикально вверх. Чудовищные когти проскрежетали справа от бампера, едва не задев переднее колесо. Нас сильно тряхнуло, металл болезненно взвизгнул.
Кошка рухнула вниз, обратно на землю. Вслед нам донёсся вопль, наполненный бешенством и разочарованием. У нас заложило уши, и я даже испугался, что лопнут стёкла, но обошлось
— Дожились, — констатировал я, переводя машину в горизонтальный полёт. — Котят обижаем.
Хильда нервно хихикнула и взялась за радар. Подвигала джойстик туда-сюда, затем посмотрела на меня виновато:
— Опять туман…
— Туман плотный, — подтвердил я, — но пробить можно. У меня получилось, и у тебя получится.
— Трудно сосредоточиться.
Я взял её за левую руку и произнёс внушительно:
— Начинаю релаксационный сеанс.
— Ой, ну перестань, Тимофей. Сейчас не до шуток.
— Не клевещи, у нас всё серьёзно. Закрой глаза и расслабься.
— Легко сказать…
— И всё-таки закрой. Вот так, хорошо… Теперь слушай внимательно, даю вводную. Ты работаешь, а твой верный пилот сидит с тобой рядом, пялится беззастенчиво…
