— Этому пакостнику-шпиону, если он существует, можно даже сказать спасибо. Помог мне оценить разницу. Без его отравленного кристалла работать — чистое удовольствие. Варианты между осями — как на ладони.
— «Гадючник» тоже?
— Ага, он чувствуется лучше других миров. Но, как я и сказала, теперь у него какой-то новый оттенок…
Хильда взглянула на меня нерешительно. Я сказал:
— Если опасаешься, то не надо туда. Выбирай другой вариант.
— Ощущение очень странное. Меня этот «змеиный» мир и пугает, и в то же время притягивает… А главное, если ищем ответы, то надо туда лететь в любом случае, иначе вряд ли всё проясним…
— Ну, значит, поехали.
Хильда сосредоточилась — и буквально через пару секунд на радаре вспыхнула точка, вплотную к юго-восточной оси.
Мы прыгнули.
Отрешённо глядя на яркую «акварель», Хильда попросила:
— Прежде чем мы долетим до «змей», давай обобщим, чтобы не запутаться. Предположим, все наши подозрения и догадки верны. Как у нас тогда выглядит цепь событий? Если хронологически?
— Ну, смотри. Четырнадцать лет назад «змеюки» врубают свою антенну — якобы для того, чтобы собирать информацию из других миров. Это вызывает флюидный шторм, и в «змеиный» мир затягивает штурмана Эву с пилотом Нико. Там они попадают под действие минерала, который туманит разум и отшибает память. Поэтому неизвестно, что там с ними происходило на самом деле. Но тамошний синклит даёт указание искать других чужаков…
— Тут не очень понятно, где причина, где следствие.
— Да, пока не углубляемся в эту тему. Дальше у нас лакуна — те самые четырнадцать лет. И на сцену выходим мы с тобой, поступаем в ямскую школу. Наше знакомство сопровождают странности. Из-за них я вижу сны о «змеях», а наши отношения охлаждаются. Но нас всё же ставят в связку…
— То есть в дуэт мы объединились вопреки обстоятельствам. Почему-то этот момент мне кажется важным.
— Гм. Ну, допустим… Наш первый рейс тоже сопровождается штормом. Теперь уже нас затягивает к «змеюкам». Мы доставляем от них письмо. Они всерьёз полагают, что могут стать восьмой осью. Мы собираемся в новый рейс — и нам вдруг подсовывают кристалл, который сбивает нам навигацию…
— Думаешь, змееглазые хотели нам с тобой навредить?
— Физически — вряд ли. Заметь — машину нам не испортили. Затруднили только возможность прыжка, когда затуманили нам мозги. У меня ощущение, что нас хотят не угробить, а отодвинуть от каких-то «змеиных» тайн. Вот если бы мы с тобой расплевались и снялись с рейса, как Эва с Нико, то шпион змееглазых был бы доволен. Ну, так мне кажется.
— Ты с такой лёгкостью оперируешь этими дикими категориями…
— Читал детективы.
Хильда собиралась что-то ещё спросить, но вслушалась в пространство и сообщила:
— Вот-вот прибудем.
— А, кстати. Я обратил внимание, что на юге мы вынырнули возле столицы, как и в тот раз. Выход из прыжка — всегда в одной точке?
— Теоретически — можно в разных. Но проще двигаться по тропинке, которую мы уже протоптали, образно говоря.
— Значит, у «змей» мы выпрыгнем опять над саванной, недалеко от реки?
— Ну да. Это плохо?
— Нет, всё окей. Спросил для ориентировки.
— Ой, посмотри!
Точка прибытия на радаре мигала, как в прошлом рейсе. Вспыхивала с интервалом в доли секунды то справа от условной оси, то слева, будто не могла выбрать.
— Ну, здравствуй, глюк, — сказал я.
— Но опять-таки, — заметила Хильда, — по моим ощущениям — пеленг совершенно стабилен, радар исправен.
— Интрига, блин.
Нас легонько тряхнуло, как и обычно при выходе из прыжка, и «акварель» сменилась равниной. Река блеснула на солнце.
И да, пейзаж был знакомый, я сразу его узнал.
Но к нему кое-что добавилось.
За рекой, в полукилометре от нас, возвышалась циклопическая конструкция. Я мог бы принять её за круглый стадион, раза в три больше Лужников, но внешние стены были решётчатыми, ажурными, а внутри отсутствовали трибуны. Вместо прожекторов по периметру торчали стальные мачты, похожие на антенны, а газонную зелень в центре заменяла бетонированная площадка.
— Что это? — спросила Хильда с недоумением. — Откуда? В прошлый раз ничего подобного не было.
— Без понятия. Ну, ты ведь сама говорила перед прыжком, что у них тут что-то переменилось, пока мы с тобой отсутствовали.
— Да, но не настолько же! Разве можно было за это время построить вот такую громадину? Даже не представляю, какую магию пришлось бы задействовать…
— Эта штуковина — не магическая, а техногенная, сто пудов. Змееглазые со своими жуками такое не потянули бы. И уж точно — не за неделю.
— Тогда я вообще запуталась. Что здесь происходит?
— А вот слетаем и глянем. Только сначала перезагрузимся.
Приземлились на берегу. Я быстро просканировал контур и сообщил:
— Перезагрузка — лёгкая, на пару минут. Флюидных помех не чувствую, всё стандартно. Всегда бы так. Можем не выходить, но я бы прогулялся.
— Согласна.
Мы вылезли из машины и подошли к воде. Ленивые волны катились, мягко поблёскивая на солнце, траву оглаживал ветерок. Окрестности заполняло знойное послеполуденное спокойствие.
— Жарко, — сказала Хильда, — но хорошо.
Озираясь, я краем глаза заметил точку на небе. Она приближалась к нам со стороны хребта, который виднелся на горизонте. В первый момент я принял её за патрульного «птеродактиля», но ошибся.
Точка, приблизившись, оказалась аэрокаром.
Модель, однако, была совершенно не такой, как у нас. Сходство с автомобилем почти отсутствовало, и сразу было понятно, что стихия этого аппарата — воздух. Широкий, сплюснутый корпус, сливочно-белый, гладкие очертания, дюзы вместо заднего бампера. Стремительность, воплощённая в металле и пластике.
При этом не чувствовалось колебаний флюида — в конструкции применялись чисто технические решения, насколько я мог судить. И техника эта явно превосходила ту, что имела распространение в моём мире.
Развернувшись в воздухе, аппарат приземлился с негромким гулом недалеко от нас. Точнее, завис над самой землёй, сантиметрах в тридцати от поверхности, качнувшись, как на рессорах. Воздушных завихрений при этом тоже не наблюдалось. Примерно так в кинофильмах изображали гипотетический антиграв.
Дверцы открылись вверх, изящно и плавно. Наружу выбрались двое, женщина и мужчина за тридцать — смуглые от загара, темноволосые. Стандартный типаж для этого мира или для «средиземноморской» оси. Она напоминали спортсменов-легкоатлетов, гибкие и поджарые. Одеты были непритязательно — он в широких полотняных штанах и просторной майке без рукавов, она в топике и шортах.
— Увидели сверху вашу машину, — сказал мужик, белозубо сверкнув улыбкой, — и не могли не полюбопытствовать. Отличный ретро-дизайн, ребята, я впечатлён. Реставрация? Или с нуля проектировали? Стиль выдержан, но конкретную марку не могу с ходу опознать.
— Работали по мотивам, — сказал я. — Доверились интуиции.
— Слушайте, вы таланты, это я вам ответственно заявляю.
Из их аэрокара тем временем появилась ещё одна пассажирка — кудрявая девчушка-дошкольница лет четырёх-пяти. Она была похожа на старших — дочь, вероятно. Смотрела она не столько на наше «ретро», сколько на Хильду. Заметив это, мать наклонилась к ней:
— Красивая тётя, правда? Что надо сказать?
— Здрасьте, — выдала мелкая.
— Ты с Полярного мыса? — спросил отец, обращаясь к Хильде.
Та чуть замешкалась, поэтому я ответил вместо неё:
— Да, с севера. Я её оттуда украл.
— Вполне понимаю твои мотивы, — хмыкнул мужик. — Я Поль, моя жена — Вэлла. А вот эта лохматенькая особа сама представится, правда?
— Лия, — сказала мелкая важно. — Так меня зовут. А на Полярном мысе красиво? Ты видела северное сияние? Оно большое?
— Большое, — сказала Хильда, — красивое, но холодное.
Она назвала наши имена, собеседники спокойно кивнули. На наш язык они реагировали без удивления, фокусы с переводом их не смущали. Поль указал на конструкцию за рекой и спросил:
