— Есть еще кое-что. Получено сообщение от Кирова из Ленинграда. Завтра назначено заседание Политбюро, где будет обсуждаться вопрос о вашем эксперименте.
— Итак, решающее столкновение произойдет завтра, — задумчиво произнес я. — Что ж, мы к этому готовы.
Мышкин внимательно посмотрел на меня:
— Леонид Иванович, вы в порядке? Вы выглядите утомленным.
— Не спал всю ночь, — признался я. — Но это неважно. Сейчас не время для отдыха.
— Но вам нужно быть в форме завтра.
— Буду, не беспокойтесь, — я поднялся из-за стола. — Алексей Григорьевич, свяжитесь с Шаляпиным. Пусть сегодня же приезжает в Москву и готовится к выступлению на Политбюро. Его свидетельство может стать решающим.
Мышкин кивнул и вышел из кабинета. Я подошел к окну, глядя на заснеженную Москву.
Я не мог отделаться от ощущения, что нахожусь в эпицентре исторического шторма. События развивались стремительно, приближая момент истины. Все наши усилия последних недель, все рискованные операции, все нечистые методы борьбы, все это должно было сыграть свою роль в завтрашней схватке.
Я был готов. Мы все были готовы. Промышленный НЭП должен победить, изменив историческую траекторию целой страны.
И если для этого требовалось сломать карьеру нескольких человек или прибегнуть к политическим интригам, так тому и быть. История не прощает слабости и нерешительности тем, кто берется ее изменить.
Глава 23
Переломный момент
Утро выдалось морозным и солнечным. Ледяной воздух обжигал легкие, когда я поднимался по широким ступеням кремлевского здания.
На душе было тревожно, но я старался не показывать этого. Сегодня решалась судьба не только промышленного НЭПа, но и всей страны.
Орджоникидзе шел рядом, его коренастая фигура излучала уверенность.
— Держись, Леонид, — негромко произнес он, косясь на часовых у входа. — Цифры на нашей стороне. А Коба уважает факты.
В его грузинском акценте, заметно усилившимся в моменты волнения, слышалась искренняя поддержка.
Я молча кивнул, крепче сжимая портфель с докладом. За последние сутки текст переписывался трижды, графики и таблицы неоднократно проверялись. Последние экономические показатели с экспериментальных предприятий выглядели так впечатляюще, что противники неизбежно обвинили бы нас в фальсификации, не будь у нас заверенных данных и подтверждений от нескольких независимых контрольных комиссий.
После тщательной проверки документов охрана пропустила нас внутрь. Мы прошли по длинному, устланному красной ковровой дорожкой коридору, где вдоль стен стояли безмолвные часовые, и свернули к залу заседаний Политбюро.
В приемной уже собралось несколько человек. Молотов с неизменным пенсне на переносице просматривал какие-то бумаги, время от времени делая пометки карандашом. Его лицо, как всегда, не выражало никаких эмоций, недаром за ним закрепилось прозвище «каменная задница».
Рядом с ним стоял Каганович, нервно теребя края своей аккуратно подстриженной бородки. Он исподлобья взглянул на меня, когда мы вошли, и быстро отвернулся.
Ворошилов и Калинин негромко переговаривались у окна. Тут же сидел Киров, специально прибывший из Ленинграда. Увидев нас, он приветливо кивнул.
Двери зала заседаний распахнулись, и в проеме появился Поскребышев, личный секретарь Сталина.
— Товарищи, прошу всех в зал, — произнес он официальным тоном. — Товарищ Сталин прибудет через пять минут.
Мы вошли в просторное помещение с длинным полированным столом красного дерева. Окна выходили на кремлевскую стену и были занавешены тяжелыми бордовыми шторами, создающими в помещении полумрак, несмотря на солнечный день.
Массивная люстра под высоким потолком давала приглушенный свет. Стены отделаны дубовыми панелями. Над председательским местом висел портрет Ленина.
Участники заседания рассаживались в строго определенном порядке. Место во главе стола пустовало, оно предназначалось Сталину.
По правую руку от него должен был сидеть Молотов, по левую — Каганович. Далее располагались остальные члены Политбюро в соответствии с неписаной иерархией.
Мне указали на место в конце стола, напротив входной двери. Как докладчику, не являющемуся членом Политбюро, мне полагалось сидеть так, чтобы все присутствующие могли хорошо меня видеть и слышать.
Ровно в десять часов дверь снова открылась, и в зал вошел Сталин. Все присутствующие поднялись.
В отличие от официальных фотографий и парадных портретов, вождь выглядел невысоким, почти заурядным человеком в простом полувоенном костюме без орденов и знаков различия. Только желтоватые глаза излучали холодную силу и пронзительный ум.
— Здравствуйте, товарищи, — произнес он, слегка кивнув. — Прошу садиться.
Сталин неторопливо прошел к своему месту, достал из кармана трубку и начал неспешно набивать ее табаком, пока Поскребышев раскладывал перед ним бумаги. Я заметил, что помимо основных материалов по повестке дня там лежали и номера «Экономической газеты» с нашими статьями.
— Итак, товарищи, — начал Сталин, раскуривая трубку, — сегодня мы должны обсудить и принять решение по вопросу о так называемом промышленном НЭПе товарища Краснова. Два месяца назад мы дали товарищу Краснову и комиссии товарища Кагановича время для подготовки исчерпывающих материалов. Ознакомимся с результатами. Товарищ Краснов, вам слово.
Я поднялся, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих. Промелькнула мысль, что от следующих сорока минут зависит судьба не только моего эксперимента, но и всей страны, а возможно, и хода мировой истории. Я сделал глубокий вдох и начал:
— Товарищ Сталин, товарищи члены Политбюро! Совсем недавно назад по инициативе наркома тяжелой промышленности товарища Орджоникидзе и с разрешения Политбюро мы начали экономический эксперимент, который получил название «промышленный НЭП». Сегодня я представляю вам результаты этого эксперимента, опираясь исключительно на проверенные факты и цифры.
Я открыл портфель и начал раскладывать на столе диаграммы и таблицы.
— Основная концепция эксперимента заключается в сохранении социалистической собственности на средства производства и централизованного планирования при одновременном внедрении системы материального стимулирования трудящихся и предоставлении предприятиям большей хозяйственной самостоятельности в рамках плана. Это позволяет соединить преимущества социалистической экономики с эффективностью экономических стимулов.
Я перешел к конкретным цифрам:
— За два года эксперимента тридцать семь предприятий, представляющих различные отрасли промышленности и расположенных в разных регионах СССР, показали следующие результаты. Средний рост производительности труда — сорок четыре процента. Снижение себестоимости продукции — двадцать шесть процентов. Повышение качества продукции, выраженное в снижении брака, — тридцать один процент. Рост заработной платы рабочих — двадцать восемь процентов.
Я подробно остановился на отдельных предприятиях, демонстрируя впечатляющие результаты на Путиловском заводе, Нижнетагильском комбинате и других экспериментальных площадках. После чего перешел к теоретическому обоснованию:
— Марксистско-ленинская теория всегда подчеркивала значение экономических стимулов. Еще Маркс писал: «От каждого по способностям, каждому по труду». Владимир Ильич Ленин неоднократно отмечал необходимость материальной заинтересованности трудящихся в результатах своего труда. Наш эксперимент лишь реализует эти принципы на практике, в условиях социалистической экономики.
Сталин внимательно слушал, не выражая никаких эмоций. Изредка он делал пометки в лежащем перед ним блокноте.
Молотов сосредоточенно изучал представленные материалы. Каганович же выглядел все более напряженным, он явно не ожидал такого количества положительных данных.
Я перешел к ключевому аргументу:
— Особое внимание хочу обратить на предприятия, производящие продукцию для обороны страны. Путиловский завод увеличил выпуск артиллерийских систем на пятьдесят два процента без дополнительных капиталовложений. Горьковский автозавод повысил производство армейских грузовиков на сорок один процент. Уральский машиностроительный завод начал выпуск танковых двигателей нового образца, превосходящих по характеристикам лучшие зарубежные аналоги. В условиях растущей международной напряженности и угрозы войны эти достижения имеют стратегическое значение.
