Искаженное время (СИ) - "Deacon"

Рейвен заметил любопытство, промелькнувшее в глазах египтянки, и продолжил:

- Мне с начальством еще более менее повезло. Саммерс, конечно, ворчливый старикан, но он периодически закрывает глаза на... мои методы работы.

- Что за методы? Ты ловишь воров как-то особенно?

- Иногда да, иногда нет. В моем мире мои способности часто дают сбой. Вроде бы кажется, что нет ничего проще чем коснуться предмета и понять, кому он принадлежит, но на деле ничего не получается. Я думаю, мелькала бы моя физиономия в газетах, если бы я работал, как и остальные. Честно.

- Что такое газета? – озадачилась Нефертари.

- Это... папирус, где рисуют лицо главного героя, а вокруг этого лица пишут о том, что он сделал либо раньше, либо сейчас, либо в будущем. Необязательно правду. Многое придумывают.

- Интересная мысль. Я скажу Косэю, что мы можем писать такие вещи о себе. Я придумаю, что я – супруга фараона, и в моем подчинении легионы сфинксов. Такое можно писать в Газэ-тэ?

- Лучше писать то, во что могут поверить.

- Тогда я напишу про любовь Аканы с её рабом. Вот она разозлится! – египтянка развеселилась.

- С Дмитри?

- Да, с этим, с трудным именем. Сейчас весь город обсуждает её новое развлечение. Я посоветовала ей опробовать поцелуи с открытым ртом. Косэй кстати тоже заинтересовался.

Рейвен переменился в лице. Он живо представил, как Лилит бегает от Косэя по всему дому, в то время, как он, гонится за ней, широко разинув рот.

Когда Харт попытался объяснить Нефертари, что такое французский поцелуй, девушка заметно оживилась. Постепенно эта дурацкая тема исчерпала себя, Рейвен снова рассказывал египтянке о своем мире. Она слушала его с недоверием, но не перебивала, лишь иногда интересовалась, есть ли в мире Рейва такие, как Сфинкс.

Разговаривать с Нефертари Харту было легко. Ему не нужно было сильно подбирать слова, она понимала его шутки и сама пыталась шутить схожим образом. Вино подогревало кровь. Но почему-то постепенно их веселый тон пошел на убыль. Они заговорили о семье. Когда Нефертари рассказала, что её отлучили от родителей, когда ей было пять лет, Рейвен впервые посмотрел на египтянку с пониманием. Он и сам не помнил своих близких, но рассказать об этом он не мог, чтобы не разрушить историю, придуманную Лилит.

- Как думаешь, там, в загробном царстве, они узнают меня? Они ведь помнят меня маленькой девочкой, а я не помню их вовсе, - тихо произнесла она, задумчиво посмотрев на Рейвена. Затем чуть смутилась, словно сказала что-то лишнее, поднялась с края постели и прошлась по комнате.

- Не отвечай, - чуть холоднее добавила она. – Не хочу продолжать эту тему.

- О чем ты хочешь говорить?

- С тобой странно. Я не люблю разговаривать с рабами. Но ты умеешь говорить интересно.

- И мне с тобой странно. Я должен тебя ненавидеть, и у меня это совершенно не получается.

Нефертари обернулась на Рейвена и едва заметно улыбнулась. Наверное, эта фраза была первой, которая прозвучала по-настоящему искренне. Она оказалась тёплой, беспомощной и доверчивой.

В этот миг Рейвену снова вспомнились сегодняшние слова Лилит.

- Тари, - он обратился к ней так, как позволял себе только Косэй. - Ты всегда приводишь в действия свои угрозы?

- Всегда, - чуть помедлив, ответила египтянка. Она удивилась тому, что ей не хотелось осадить дерзкого раба за такое обращение к ней. Более того, Нефертари уже не была уверена, что воспринимает этого мужчину, как своего раба. Наступила тишина, которую ни он, ни она не хотели разрушать. Египтянка стояла к Рейвену спиной и как раз вытаскивала заколку из прически, позволяя длинным черным волосам свободно рассыпаться по плечам. Она чувствовала, что Рейв не отводит от нее взгляда, и девушка невольно гадала, что стало причиной его интереса. Затем Нефертари услышала, как он поднялся с постели, медленно приближаясь к ней. Египтянке стало любопытно, но все-таки она до последнего заставляла себя не оборачиваться.

«Что ты задумал?» - прикидывала она, и когда все-таки обернулась, Рейвен стоял непривычно близко. На миг Нефертари замерла, не зная, чего ожидать, но вот ладонь полицейского скользнула на шею девушки, и он накрыл губами ее губы. Этот поцелуй не был ни нежным, ни трепетным, скорее требовательным. На секунду Нефертари отстранилась, переводя дыхание, и недоверчиво посмотрела на американца, но уже через миг сама притянула его к себе. Их губы вновь встретились, теперь уже торопливо и жадно, и Нефертари снова поймала себя на мысли, что раб не может вести себя так. Это он держится, как господин, а ей приходится подчиняться. Но сейчас ей это даже нравилось. Нефертари приоткрыла губы, позволяя Рейвену углубить поцелуй. Ощущение чего-то неправильного вновь захватило её. Становилось жарко, дыхание сбилось, но египтянка лишь крепче прижималась к Харту, наконец распробовав непривычный поцелуй.

Когда Рейвен принялся ласкать губами её шею, девушка с тихим вздохом запрокинула голову назад.

- Я не узнаю тебя, - прошептала она и в тот же миг вздрогнула от неожиданности, когда Рейв подхватил ее и усадил на стол. – Что все-таки...

Рейв прервал ее очередным поцелуем, и Нефертари больше не захотела отвлекаться на разговоры. Когда его рука скользнула по бедру девушки, проникая под ткань платья, Тари откинулась на стол и с наслаждением закрыла глаза...

Тем временем в доме Всевидящего снова царил переполох. Обнаруженный в Пирамиде Прошлого мертвец оказался проклят, и те несчастные рабы, которые дотронулись до него, скончались на месте. Рука Имандеса была изъедена какой-то черной субстанцией, напоминающей плесень, и дикая боль беспрестанно терзала оракула.

- Сделай что-нибудь! – кричал он на Всевидящего. – Неужели ты не чувствуешь, как мне плохо? Позови своего беловолосого!

- Это очень мощное проклятье, - спокойно ответил старик. Имандесу не повезло, что именно сейчас оракул пребывал в своем странном состоянии, поэтому о сочувствии не могло быть и речи. Нефтида стояла подле него, недовольная тем, что ей не дают выспаться перед завтрашним днём, однако на её лице сохранялась сочувствующая гримаска. Словно предчувствуя, что в храме произошло что-то опасное, Нахти послал разобраться с убитым именно Имандеса. Всевидящим он не хотел рисковать, потому что этот ученый помогал создавать ему воинов для арены. Эмафион сейчас восстанавливался в храме. Сам же Нахти предпочел не рисковать. Оракул медленно прохаживался по залу, с тенью интереса наблюдая за мучениями «друга». Но его мысли были заняты отнюдь не Эристелем. Сейчас его куда больше заботило, насколько хорошо в данный момент выполняется его поручение...

Поручение действительно выполнялось. Если перенестись в дом Эмафиона, то можно было поразиться тому, насколько тихо сейчас в его стенах. Обычно несколько слуг дежурили у покоев Аканы и через каждые несколько часов будили Дмитрия, чтобы он предотвратил пробуждение Ин-Теп. В последние дни Лесков уже просыпался по привычке за несколько мгновений до того, как в его комнату заглянет слуга. Вот и сейчас он приоткрыл глаза и сонно взглянул на часы, лежавшие у изголовья кровати. Стрелки показывали ровно три часа, двенадцать минут. Спустя три минуты дверь приоткроется, и строгий голос пожилого Зубери окончательно вырвет из состояние дремоты. Дмитрий закрыл глаза, и когда вновь посмотрел на часы, минутная стрелка переместилась на целых десять делений.

«Какого черта?» - подумал мужчина, резко садясь на постели. Не мог же Зубери зазеваться и проспать, так почему же никто до сих пор не сопроводил его к Акане. На миг Дмитрий прислушался, пытаясь различить шаги: обычно слуга не церемонился, приближаясь к его комнате, и топал, как слон. Но сейчас гробовая тишина неприятно поразила Лескова. Он поднялся с постели, чувствуя, как сонливость моментально исчезает, уступая место непонятной тревоге. Неужели демон проснулся раньше обычного и... От этой мысли у Дмитрия внутри всё похолодело. Он вернулся к своей постели и достал из-под подушки футляр с ампулами эпинефрина.