Память Небытия - Федоров Виктор Александрович "переводчик"

Он задал еще несколько вопросов, но Райя либо не могла ответить на них, либо не хотела. Сильно отполированный рассказ о том, как она спустилась на землю через разрушенную часть обители, удостоился пораженной мины на лице святого отца. Про Коску она также не упомянула: никому в Фароте не следует знать, что в городе еще остались гвардейцы. Один гвардеец, снявший доспехи, но все еще способный быть угрозой. К счастью (и к небольшому ее раздражению), собеседника куда больше интересовали события внутри замка, чем вне его. Они просидели достаточно долго, чтобы глаза Райи начали слипаться. В конце концов Байрон запустил пальцы в бороду, задумчиво подергал ее.

– Ничего удивительного, что подобные изыскания Осфетид держал в тайне даже от ближайших союзников. Жаль лишь… Если вы сказали, что браслет, как и ошейник, снять невозможно, то ничто уже не повернуть вспять. Но, по моему мнению…

Райя вновь отпила вина, кивком попросила его продолжать.

– Погибший Тавор передал свои инструкции по созданию браслетов Осфетиду, иначе бы им не пренебрегли столь легко, исследователь превратился в отработанный материал. Это ценнейшие знания, и тот, кто владеет ими, владеет правами на континент. Говорю это как представитель церкви. Скажите, вам удалось вынести хоть что-нибудь с собой? До того, как все сгорело?

Райя подумала о лежащей дома книжке, полученной от Фелестина.

– Нет.

Байрон побарабанил пальцами по столу, прикрыл глаза.

– Очень жаль. Подобным знаниям не место в руках бряцающих оружием правителей, будь то Осфетид, Вильгельм и кто-либо еще. Нужно будет это обдумать… Однако уже поздно. Этот разговор для другого дня. Мне нужно время. А пока, надеюсь, вы примете мое предложение. Покои для вас уже приготовлены.

Райя помедлила. Так много еще было не обговорено, но спазм в горле разросся до настоящей боли, в висках гудело, глаза слезились. Внимательно посмотрев на нее, Байрон добавил:

– И не отказывайтесь от лекаря. Он навестит вас завтра.

– Быть может. Посмотрим. Сегодня я точно лягу в ту кровать, в которой проснулась утром. Я не могу дать ответ, пока не обсужу это со своими людьми, если можно их так назвать.

– Я уже упоминал: ваши друзья – мои друзья. Называйте их так, почему нет? – Байрон сделал знак Алиеоноре. – Подготовь повозку в обратный путь. И сопроводи гостью…

– От кареты не откажусь, спасибо. Но доберусь сама и, быть может, немного вздремну по пути. Не будем мучить вашу помощницу поездками туда-сюда по ночному городу. И у меня есть вопрос напоследок.

Райя услышала, как Алиеонора вышла из зала. Байрон склонил голову, соглашаясь с ее словами и одновременно выражая готовность слушать.

– Почему вы все это делаете?

– Простите?

– Все это. Вы глава церкви Фарота, а вместо того, чтобы поддерживать Осфетида в его начинаниях, сидите тут со мной и строите планы, которые являются изменой даже в мыслях. И прошу не упоминать родственную связь с Аргентом: Урбейн, без сомнений, пройдется по головам всех причастных, если это потребуется.

– Урбейн всегда был таким, – Байрон посмотрел в окно, – властным. Честолюбивым. Не удивлюсь, если за годы он и вовсе подзабыл, во имя кого церковь существует. Довольно легко отвлечься от следования постулатам и сосредоточиться на деньгах и влиянии. Но все равно каждый раз, когда я вспоминаю о нем, – я делаю это с улыбкой.

Никакой улыбки на лице Байрона Райя не заметила.

– Он еще поймет, что все было не зря. Что касается вашего вопроса… Учитывая ваше образование, вы должны прекрасно знать об исследованиях подводных течений, опоясывающих континент?

Райя нахмурилась, резкая смена темы завела ее в тупик.

– Да, мне о них известно, для этого даже не нужно быть чересчур образованным.

– Тоже верно. Огласите краткую версию для меня?

– Симфарея вся окружена быстрыми течениями, именно поэтому корабли могут без проблем передвигаться и вставать на якорь только во внутренних водах, – она вздохнула, роль примерной ученицы начинала утомлять, – или же совсем недалеко от внешних берегов.

– Благодаря этому за всю нашу долгую историю континент не подвергался нападкам извне… Если там вообще есть кому нападать – думаю, мы никогда не узнаем. Ограничение работает в обе стороны: я изучал старые отчеты о попытках отправить экспедиции прочь от известных нам земель – безуспешно. Мы заперты здесь, многоуважаемая Райя Гидеон, – он вновь осенил лоб молитвой, – а потому и грыземся между собой.

– Объясните.

– Разве не очевидно? Во все времена людей толкает вперед жажда исследования, как вширь, так и вглубь. Когда есть куда двигаться, общая цель препятствует безумию. А что делать, когда все клочки земли изучены и обжиты? Когда на севере мы опираемся на великую святыню, а с трех сторон ограничены бурными водами? Люди начинают делить между собой уже распределенное. И вот мы здесь.

Во мраке его светло-карие глаза стали почти черными, теперь Райе казалось, что она смотрит прямо в душу этому человеку.

– Чей угодно успех в начавшемся противостоянии приведет только к более глубокому кризису. К нынешнему мы шли двадцать с лишним лет, победа Вильгельма в свое время послужила неплохой встряской, но конец все равно был неизбежен. И если сидеть сложа руки, то ничего не изменится. Представим, что Осфетид добился успеха, – поделится ли он властью с теми, кто поддержит его? Или использует армию свою для того, чтобы контролировать континент, как до него это делал Вильгельм со своей гвардией? Для меня ответ очевиден.

– Военная мощь – не единственное, на чем держится власть.

– Да, еще она держится на деньгах. Деньги проистекают из рун. На рунах держится прогресс. Но, как ни крути, – все это можно подчинить себе, если выступать с позиции силы. Нет уж. Симфарее нужна встряска иного рода. Поверьте, она ближе, чем можно представить. Путь к новому миру лежит на обломках чужих амбиций. Главное – верить, – глава фаротской церкви слегка фанатично улыбнулся, чуть ли не впервые став перед ней тем, кем являлся долгие годы; вера в писание, словно аура, обволакивала его фигуру, – и без вас на этом пути мне не обойтись. Я ответил на ваш вопрос?

– Вполне. Доброй вам ночи.

Больше не сказав ни слова, Райя поднялась на ноги, всерьез опасаясь пошатнуться, но справилась. Пошла к выходу, обдумывая последние слова Байрона, в которых был какой-никакой, а резон. Но сильнее, чем любая болезнь, ее выбила из колеи фраза про обломки чужих амбиций, было в ней что-то неуловимо знакомое. Будто устами святого отца с ней поговорил отец родной – Гидеон часто цитировал писание, зачастую с легкой насмешкой в уголках губ. Но когда подобные слова слетели с языка Байрона, в них и правда чувствовалась вера в постулаты, годы проповедей не прошли даром.

Она миновала главный вход и ступила в ночь, Алиеонора попрощалась с ней мягким кивком. Уже расположившись в карете и находясь на грани, отделяющей реальный мир от мира сновидений, Райя успела подумать: вера может стать силой не менее разрушительной, чем самый острый меч.

Глава 10. На службе

В тот день Гилберт уверился окончательно: он в полном дерьме. Отчасти или полностью – еще предстояло выяснить. Косорылый – теперь это было не прозвище, а имя – оказался прав.

Сомнения развеялись, стоило им встать лагерем возле покореженной временем рощи. Трава тут росла густая, до колен – лезла в ботинки, шуршала под ногами, цеплялась за штаны. Мох облезал с деревьев – толстый, сухой, сыпался на землю мягким слоем, как пыль со старой мебели. Он был везде: на коре, в складках одежды, между пальцами. Место выглядело почти красиво – но именно это и пугало. Всё тут дышало ожиданием, природа больше не была фоном. Она стала местом действия. Впервые, спотыкаясь о корни, Гилберт отправился орудовать лопатой в лучах закатного солнца, а не под покровом глубокой ночи, как уже было заведено. Почему же?

А потому, что к тяжелым ветвям и столь соблазнительно темнеющим между ним проходам, дающим надежду на незаметное отступление, можно было смело повернуться спиной. Никакого они не имели значения. Ведь в другой стороне, что теперь называлась «вперед», посреди раскинувшихся просторов виднелись силуэты домов. Человеческое скопление, появившееся на горизонте. Точка на карте, через которую проистекал путь от одного города к другому. Точка, столь неосмотрительно и дерзко проставленная у них на пути, о чем, без сомнений, всем, кроме Гилберта, было известно заранее. И события начали закручиваться в клубок с пугающей быстротой.