Память Небытия - Федоров Виктор Александрович "переводчик"

Гилберт замер, как дурак, посреди снующих туда-сюда людей, не в силах поверить, что от него правда ждут чего-то большего, нежели выкапывания ям для дерьма. Как время-то летит: теперь даже его вечерняя работенка не казалась такой плохой. И уж точно не была такой опасной: вероятность утонуть в выгребной яме точно ниже, чем отправиться на ту сторону, бегая с копьем наперевес.

– У тебя задница трясется.

Он вздрогнул, резко обернулся, посмотрел на Косорылого. Парень уселся прямо на землю, скрестив ноги, на коленях у него покоилось даже не оружие, а нечто похожее на топор дровосека. Гилберт почти воспрянул духом: получается, его могли одарить и чем-то похуже – такой штукой только дрова колоть. Копье хотя бы и правда именовалось «оружием», пусть в руках и ощущалось хуже лопаты. Но Косорылого это явно не волновало: они сидел, по-своему криво, запихав правую руку под мышку, пока затянутые в перчатку пальцы левой гладили грубое лезвие, иногда отбивая по нему какой-то ритм. Шапочку парень надвинул глубоко на лоб, капли пота стекали по вискам, но лицо выражало абсолютную безмятежность.

– Что?

– Задница, говорю, у тебя трясется. Дрожишь так, что своих же можно распугать.

Гилберт хотел огрызнуться, но вместо этого с языка сорвалось:

– Зачем?

Светлые глаза Косорылого блеснули, он слегка склонил голову. Гилберт уточнил, сглотнув вязкую слюну:

– Зачем идти с оружием на этих людей? Они сами кому угодно хвалу вознесут, только попроси, – во всяком случае, он бы сам сделал именно так.

– Многоуважаемый сержант-майор Каллен Торвик распинался перед тобой столько времени – и все зря? – Парень сопроводил эти слова легким смешком. – Не виню. Пожалуй, ничто не навевает такую тоску, как преданность великой идее. Особенно если идея – не твоя. Но что касается работяг, живущих вон там, – он кивнул в сторону Иммара, – не все ли равно, чем все закончится?

Гилберт прикинул, что уж на копошащихся неподалеку крестьян, не подозревающих о том, что из леса на них смотрят десятки глаз, ему и правда наплевать. Но если остаться наедине с мыслями в ожидании ночи и неотвратимого действа, которое сразу последует, то можно и на ту сторону уйти, просто от страха. А Косорылый, несмотря на дикий вид и юный возраст, говорил на удивление толковые вещи.

– Капитану, будь он проклят, вроде бы очень не все равно.

– Верно. Открой карту и проведи линию от Фарота до Аргента: вдоль нее много обжитых мест найдешь?

Гилберт никакими картами отродясь не интересовался, но догадаться было не сложно:

– Только это?

– Если не считать совсем уж мелких деревень, расположенных далековато от столичного тракта, то да, только это. А этот городишко – не такой уж и маленький, как могло показаться издалека. Дома в два этажа, улицы крест-накрест, будто начерченные по линейке. Даже башенка церковная торчит, как насмешка, Годвин им уже не поможет. Скорее наоборот. – Косорылый тихо хихикнул. – И главное – у них тут есть свой опорный пункт. Не пара пьянчуг с мечами, не деревенская стража с вилами, а настоящие люди столицы. Расквартированы, закреплены, вросли в местность, как заноза. Их сюда несло ураганом решений, принятых где-то наверху. И теперь это – не просто точка на пути. Это – узел. Завязка. Конфликт.

Пальцы вновь выбили дробь по лезвию топора, Косорылый расплылся в безумной улыбке, подмигнул Гилберту.

– Поэтому Торвик со своими людьми выступил раньше основной части войска, по касательной, вдоль главного тракта, слегка смещаясь на юг. Все ради этого города. Никто такое место за спиной не оставит. Пока мы тут болтаем, армия Осфетида марширует к столице, с каждым днем сокращая разрыв. Власть Вильгельма дала трещину. Или, по крайней мере, многие, – он покрутил пальцем в воздухе, обозначая и тех, кто остался в Фароте, и тех, кто суетился рядом, – в это верят. Последствия чужих решений. Они волной будут катиться по континенту, захлестывая всё на пути. А мы – лишь капли в этой буре. Наслаждайся.

– Болтаешь, как если бы сам здесь бывал. Улицы, башенки… Отсюда и не разглядеть.

– Во-первых, разглядеть можно, а во-вторых – да, бывал. Довольно давно – считай, проходил мимо. Но такие места – они как вырезанные в камне, не меняются с годами.

Гилберт поморщился. «Довольно давно» по меркам этого пацана должно было означать «цепляясь на материнскую юбку». И все равно, будь он проклят, все сказанное звучало резонно. Правдиво до омерзения.

– А мы им на кой? – Гилберт нелепо потряс копьем в воздухе. – Тут не вся гребаная армия, но мы же…

– Не распинайся, – Косорылый поднял ладонь, прерывая поток нытья, – по твоей хватке видно, что ты и цыпленка на это копье не насадишь, не то что стражника.

– Да разве это копье…

– Верно. Но и из тебя боец такой же, как из этой палки оружие. Каждому по способностям.

Гилберту показалось, что он сходит с ума. А уж Косорылый поехал мозгами давно и бесповоротно. Иначе бы точно не радовался, что их… Их! Отправляют в атаку, с граблями наперевес. Комок мыслей сформировался почему-то в области живота, пополз вверх, пытаясь добраться до мозга. Уже на подходе стало ясно, что не мысли это, а плохо переварившийся ужин. Гилберт отвернулся к ближайшему кусту и с шумом выблевал содержимое желудка.

Отдышавшись и утерев рот рукавом, он повернулся обратно и увидел, что в глазах Косорылого мелькают ехидные искорки, даже безмятежность отступила в сторону. Эта мразь еще и насмехается…

– Пошли.

Парень подскочил на ноги, подкинул топор и, поймав его за рукоять, запихал за пояс. После чего шагнул прочь от обоза с оружием куда-то вглубь лагеря. Гилберт машинально пошел следом, но тут же открыл рот, чтобы уточнить, что, во имя клятых изначальных, парень удумал. Но его опередил вояка, столь нелюбезно сопроводивший его к остальным прокаженным и все еще стоявший неподалеку:

– Стоять! Куда собрались? Приказов ожидать здесь.

– К Торвику. – Косорылый замер, однако ответ бросил через плечо, явно намереваясь продолжить движение.

– Для тебя, убогий, сержант-майору Торвику. И ни к какому сержант-майору Торвику ты не идешь, а ждешь здесь.

– Через сколько начнется атака?

– Через столько, сколько потребуется. Я сказал ждать.

– В башне есть подвал.

Мужик сморщил лоб, словно пытаясь сообразить, о чем вообще Косорылый толкует. Тот добавил:

– Клещевой маневр ничего не даст, только сгубит всех этих. – Он махнул рукой в сторону прокаженных. – А заодно и остальных причастных, если не повезет.

О чем парень болтает, Гилберт не понял, но для стражника эти слова что-то да значили. Все так же морща лоб, он посмотрел на Косорылого другими глазами.

– Ты откуда…

– Готов обсудить это с сержант-майором Торвиком. Советую ему меня послушать, если не хочется стать командиром войска, наполовину состоящего из мертвецов. Не то чтобы я был против, но…

– Заткнись. Эй! – Вояка помахал кому-то из своих. – Последи тут! А ты, – он ткнул пальцем в Косорылого, – повторюсь, заткнись и иди следом.

– Как скажете, уважаемый. Мы с приятелем в вашей власти. – Мальчишка явно издевался.

Мы? Какой еще приятель…

Военный уставился на Гилберта, словно наконец заметил насекомое, усевшееся на рубаху. Открыл было рот, но на ходу передумал, закрыл его, тихо рыкнув напоследок:

– Хорошо. А теперь шагайте.

Гилберт обхватил копье покрепче и пошел следом, поглядывая на болтающийся на поясе Косорылого топор. К чему это все, он пока не понял, но, как ни крути, а парень умел заболтать любого. Может, и капитану нальет в уши чего-то по делу, убережет их от земельки. Тогда и оружие не понадобится, оставшиеся позади прокаженные сами справятся… Чего бы от них ни ожидали.

Они миновали центр лагеря, остановились у сержантского жилья. До полноценного шатра сооружение не дотягивало, просторная палатка, не более. Поэтому командование было сосредоточено под уличным навесом на палках, пристроенным чуть сбоку. Скорость и удобство, потянул за опоры – навес разложился, пришло время сниматься с места – свалил да закинул в телегу. Куцее сооружение было обращено к лесу, палатка скрывала происходящее от любопытных глаз. Вояки позволили себе зажечь пару свечей, обычных, не рунных. Огоньки трепетали в темноте, увидеть их со стороны поселения не было никакой возможности. В слабом свете Каллен Торвик склонился над картой, что-то объясняя стоявшему напротив солдату, тот кивал.