Тео. Теодор. Мистер Нотт (СИ) - "Hashirama Senju"

— Вы знали, что они делали? — перебил его Тео. — Кэрроу.

— Доживали свою никчёмную жизнь, — отрезал Лестрейндж злым тоном. — Они провалили задание Лорда, и только заступничество отдельных кретинов дало им второй шанс. А когда они попались на своей похоти, то и третий. Последний.

— Разве не убийство принцессы Дианы было их заданием?

— Если на то пошло, какой нам толк от того, что она мертва, мальчишка? Ты ведь пыжишься как лорд Визенгамота и политик. Подумай головой — это ведь тебя магглы насадили на крючок с Ультиматумом, который ты пересказал Яксли.

Теодор опустил взгляд на траву. Впереди громко хлопнула дверь — это Хагрид, завидев непрошенных гостей, спешно закрылся в своей избушке. Лесника мучили Кэрроу, по слухам, накладывая на него Круцио, если тот ругал Тёмного лорда. Он был как игрушка в их руках, безродный сирота, лишённый палочки и не имеющий другого дома.

— Её хотели взять в заложники? — предположил Тео.

— Ну вот, не зря мы с Корбаном поручались за твою голову, — удовлетворённо сказал маг. — Но они оказались слишком тупы, чтобы даже и раненую её доставить к точке отхода. Расщепило бы её — так поехали бы на машине, если не смогли бы аппарировать.

Тео вдруг подумал, что летом девяносто шестого во Франции Леон Тремблэй мог его просто аппарировать в Сен-Мало, где он был не раз, но не сделал этого, чтобы контрабандисты и похитители магов могли приготовиться. Он был тогда юн и глуп, что не подумал об этом сам.

— Но здесь они пошли дальше, — продолжил Лестрейндж. — Лорд Кэрроу писал и приходил к Яксли с просьбой выдать идиотов магглам. Мы решили не давать ему такую подачку — а теперь этот «несчастный случай» даст мне отличный способ найти того, кто меня кинул в самое глубокое пекло семнадцать лет назад.

— Вы рассказываете достаточно подробно, — удивился Теодор.

— Я сделал на тебя ставку, мальчик, — снисходительно улыбнулся маг. Его холодные, блеклые глаза не выражали никаких эмоций. — Поэтому я и рассказываю тебе то, что нужно мне. Чтобы ставка сыграла. Давай, расскажи об чудовищности Кэрроу своему связному орлу, пусть он отнесёт эту весточку квиддичному королю. Пусть Европа ужаснётся и продолжит пробивать червоточины в Барьере, досаждая мигренью его Звену.

Он говорил тише. Теперь они были среди огромных поспевших тыкв Хагрида, которые так и не были собраны, ведь Амикус запретил Хэллоуин. Теодор огляделся и увидел вдруг, что их окружает едва заметная вуаль тишины.

— Вы… вы это про…

— Чем больше у него забот, тем больше у меня свобод, — отрезал Лестрейндж.

— А вы…

— Я на отличном счету, — улыбнулся уголками губ волшебник. Под ногой у него хрустнула веточка. — Я дал ему этот Барьер, нагнал вампиров и магглов, выжег их души и рассчитал ритуал. Мне можно почти всё, Нотт. Поэтому я решаю, кто живёт, а кто умрёт. Поэтому Муди может и дальше полировать свой маггловский винчестер, Шеклболт — искать филактерии, Уизли — вещать по своему радио. Я дирижирую ими, потому что могу.

Они остановились под сенью деревьев, и последние слова он произнёс, глядя в глаза Тео. Словно Мефистофель, он представал перед Теодором злым духом, демоном, контролирующим всё, но управляющим этим хаосом ради своей цели, своей выгоды.

— Потому что вас тяготит клеймо раба, — прошептал Теодор свою догадку одними губами.

— Не я выбрал себе такую судьбу, — с горечью ответил Лестрейндж. — Мне была бы уготована блистательная судьба. Колдомедик, квиддичист, учёный, алхимик или артефактор, драконолог или маголингвист. Я везде бы достиг успеха. Но гонения на сторонников Гриндевальда лишили моего отца почти всего, и он сделал ставку на амбициозного полукровку, вырастив из него Тёмного лорда. Я отдал тринадцать лучших лет своей жизни Азкабану из-за не своих выборов, и более не намерен возвращаться туда.

— Тогда как это сочетается?

— Очень просто, — он стал совершенно спокоен. — Я не мешаю всем блохам, что тревожат спящего кота. Кот хочет только смотреть в воду, а блохи могут заставить его в эту воду забраться и утонуть. Когда момент настанет, я ударю с тыла. Мы ударим с тыла — у меня достаточно союзников, что тяготятся. А ты этот момент обеспечишь. Ты, и сотня других блох.

— Что, и в Ирландии тоже блохи?

— Ирландия — это боль Трэверса и Эйвери. Они решили залить всё кровью, пусть они и их егерский сброд решают эту проблему, — отмахнулся он. — Моя проблема — сделать так, чтобы мой удар стал фатальным для кота.

Теодор почувствовал, что совершенно запутался.

— Мне нужно обдумать ваши слова, — произнёс он.

— Дашь мне клятву, и можешь обдумывать, — беспечно произнёс Лестрейндж. Теодор почувствовал, как ему в солнечное сплетение неожиданно упирается кончик палочки Пожирателя Смерти, которую тот держал левой рукой. Правую же он протянул Теодору.

Формулировка Непреложного обета была похожа на клятву, которую он давал Дамблдору о том, чтобы не выдавать его секретов. Когда всё было кончено, запястье Тео опутал новый магический жгут.

— Не сомневаюсь, на моём месте ты бы поступил так же, Теодор Нотт, — расплылся Лестрейндж в улыбке. — Кто принуждал тебя к клятве до того? Уизли? Снейп? А… Дамблдор, который завещал тебе какой-то особо ценный экспонат из своей коллекции камней. Вот, кто это был. Что же, теперь мне всё ясно — я и позабыл об том факте.

Он читал Теодора как открытую книгу, и мальчик не знал, оскорбляться этим или принимать как есть.

— Так кого же мне выдать Хозяину как виновника гибели Амикуса и Алекто Кэрроу, его тупых, но верных слуг?

— Они умерли из-за какого-то ритуала, — хрипло произнёс Тео. — Никто ведь не вмешивался в ритуал.

— Ритуал возвращения потенции, — кивнул бесстрастно Лестрейндж. — Тринадцать лет в Азкабане уничтожают такую способность. Они решили, что могут вернуть её тёмным ритуалом.

— Тогда почему не сказать правду?

— Потому что правда в том, что Хозяину этого будет недостаточно. Он захочет удостовериться сам. Хочешь ли ты, Теодор Нотт, чтобы он прибыл в замок и разобрался с вами здесь? Выпустил Ужас Слизерина? Устранил несогласных? Это единственный метод. Выдай виновника, Нотт. Здесь и сейчас.

Это пригвоздило его к земле не хуже обвала в горах. Ответственность такого уровня, в такой момент, перед таким магом, это душило его, словно удавка. Он потянулся к галстуку и ослабил его, невзирая на демонстрацию слабости перед лицом скучающего волшебника, чей холодный и равнодушный взгляд пронзал насквозь.

Кого вообще можно было назвать? Правильный ответ — никого.

Любой, кого бы он ни назвал, станет виновным. Любой, кого он бы мог назвать, был невиновен априори. Виновен был только он сам, и то, в этом нельзя было поручиться, ведь не всякий реагент влияет на зелье.

— Я жду. Фамилия. Желательно так, чтобы это было политически выгодно и тебе, и мне, и союзным тебе «блохам».

Он мучительно перебирал в голове возможные варианты, но думать хотелось о другом. Дамблдор говорил о цене политических решений. О том, что решения могут определить судьбы единиц и десятков, сотен и тысяч. Это было решение, которое нужно было принять Теодору, и обречь на что-то непростое кого-то из своих знакомых.

Решение пришло к нему в голову неожиданно.

Он вспомнил прения в Визенгамоте накануне и демарши ранее.

— Монтегю, — тихо сорвалась с его губ фамилия старосты-шестикурсника.

— Очень хорошо, — оскалился Лестрейндж. — Очень хорошо. Иного я и не ждал, Теодор Нотт. Когда дело дойдёт до судов, ты будешь говорить речь в мою пользу.

Планы этого человека были столь же безумны, сколь безумен был его брат. Младший Лестрейндж только казался вменяемым.

— Ещё пару дней я буду в замке. Заведу знакомства, пообщаюсь с разными студентами. Предупреди своего дружка-гриффиндорца, Нотт, чтобы он не устраивал истерик. Я не ищу с ним проблем. Он дорог мне как «блоха» в шерсти кота.

Тео ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

Глава 127

Разговор с Невиллом вышел тяжёлый. Друг упрямо отказывался понимать хоть какие-то аргументы. Кэрроу были понятным злом, но злом мелочным, а Лестрейндж был тем, кто убил его родителей. Да, они были живы, безумцы томились в Мунго десятилетия, но лучше бы они были мертвы. Все четверо, кого тогда схватили Авроры, были виноваты в пытках, так решил Визенгамот, и Тео не собирался уговаривать принять другую точку зрения своего друга.