Тео. Теодор. Мистер Нотт (СИ) - "Hashirama Senju"

По данным, проанализированным Теодором, выходило, что пик британского квиддича по числу матчей и зрителей приходился на конец тридцатых. Тогда в Британии магглы не были столь бесчисленны, а маги не пострадали от войн и беспорядков, от драконьей оспы и ухудшения воздуха, от бесчисленных строек и внутреннего раздора. Динамика была строго отрицательной — по «индексу квиддича» авторства Нотта выходило, что доход всей Лиги был половинным от того, что она же зарабатывала в тридцатых, с поправкой на постоянное удорожание большинства видов магического сырья. Мантикоры размножались раз в пять лет, а убивали их сильно чаще, покойный Магнус был тому свидетелем…

— И как бы это звучало? — фыркнул мужчина. — «Британские колдуны потеряли треть доходов за шестьдесят лет»? Бросьте. Это вызовет ажиотажные слухи, что Министерство отнимает доход у честных магов, и тогда-то нам с вами несдобровать. Тикнесс кто угодно, только не дурак, и ещё одну палочку у своей спины он терпеть не станет. Достаточно Ирландии.

— Все так часто о ней говорят, что не верится, что там что-то происходит, — хмыкнул Теодор.

— Вы зря смеётесь, мистер Нотт, — Уингер наклонился вперёд и опёрся руками об стол. — Шестеро из тех, с кем я учился и кого знаю по аврорату, погибли, а ещё трое ранены. С обеих сторон. Тот, кого нельзя называть, раздал палочки и дурман-траву этого негодяя Торна всем люмпенам Англии, чтобы они подыхали там за него. Скоро не останется магов и в Ирландии, и в Англии, это борьба не на жизнь. Всё поставлено на кон.

Слова собеседника убедили Теодора в том, что происходившие в Ирландии события занимали всех в Британии гораздо сильнее, чем всё, что было в Хогвартсе.

— Впрочем, — сменил гнев на милость Талботт, — Тикнесс и наш союзник. Он отменил налоги бизнесу лояльных Визенгамоту магов, и мы, как члены Дельфийского клуба, его поддерживаем. Поэтому вредить ему не станем.

— А сквибы, значит, никому не станут костью в горле? — усмехнулся Теодор.

— Миссис Амбридж и магглорождённых так щадит, что за два месяца сломала две палочки у старых пьянчуг, — усмехнулся пресс-секретарь главы Британской лиги квиддича. — И ничего, самые рьяные ревнители чистой крови утираются и молчат. Как сказал один мой приятель, обтекают. Это ведь невыгодно самому Министерству, там работает не одна сотня грязнокровок. Пожирателей уже меньше, чем было в августе, и вы тоже вносите посильный вклад, мистер Нотт. Они слабеют, их союзников выбивают, и наши сквибы едва ли сподвигнут их на большее, чем решительная тирада в ваше лицо от кого-нибудь из членов Нижнего Визенгамота.

Теодор не думал о таком разрезе. Из слов Уингера выходило, что ему самому, да и его покровителям, было выгодно то, что происходило в Ирландии. Об этом же говорил и Лестрейндж, не то усмехаясь ему, не то издеваясь над ним. Блохи и кот… чем дольше шло противостояние, тем больше активных радикалов оставалось калеками и не могло защищать своего Лорда.

— В таком случае, я согласен на вашу идею с названием, — нехотя сказал Теодор. Ему всё ещё не нравилась эта мысль, но с аргументами можно было согласиться.

— Тогда читайте дальше, мистер Нотт! Читайте дальше, — рассмеялся выпускник Райвенкло. Подумав об этом, Тео скривился — Флитвик так пристально смотрел на него после занятий, что дальше игнорировать его было нельзя. А ведь его помощь точно была нужна — миссис Паркинсон не дала бы протащить в замок зелья от Принца! Когда-то ведь он должен был их закончить?

Думая в первую очередь о других насущных проблемах, которые он игнорировал, Теодор бегал взглядом по чёрным символам букв. Уингер вставил в самое начало измышлений краткую, на два предложения, историческую ремарку — про выступления за права сквибов от партии молодых политиков-прогрессистов, поддержанных с континента и из-за океана и разогнанных местными консерваторами, заодно сместившими министра.

Тут и там Уингер поменял то слово, то два, но от этого мысль и акценты в тексте оказались расставлены совершенно иначе.

Тео хотел написать, что экономика Британии — и квиддич, как один из ключевых эффективных показателей её состояния, наиболее популярный спорт, традиционно играемый на уровне лучших сборных мира, — отражали упущенные возможности. Объективные проблемы, случившиеся в прошлом, Теодор трактовал как данность, как факты, как непреложную истину: Гриндевальд вёл войну, захватив контроль над разумом харизматичных магглов Германии, чтобы уничтожить всех магглов планеты; Тёмный лорд пришёл к лидерству в разобщённом сообществе родовитых консерваторов как тёмная (ха-ха) лошадка и амбициозная фигура с невзрачным прошлым, которой хотели сыграть, но которая добилась большего, чем ждали; многие маги погибли в кризисных событиях, умерли от старости (те, кто родился в расцвет Викторианства), эмигрировали за Канал или за Океан, в конце концов не родились. Трактовал как факт — и указывал, что влияние этих событий было бы меньше, если бы магическое сообщество занялось вовлечением сквибов в экономику, малоимущих — в спонсируемое Министерством образование, эмигрантов — к возвращению.

Талботт же всё перевернул с ног на голову. Теперь уже следствием появления сплочённого движения радикалов-консерваторов называлось ужесточение политики Министерства, массовая эмиграция магов в МАКУСА, множественные послабления в торговле и сношениях с магглами, принятые Банголд после падения Лорда — и разорение ещё большего числа магов вследствие.

Он словно сказочник-злодей искусно подменил те смыслы, что вкладывал Теодор, оставив неизменной фактологию. Огранил и заострил все те мысли и чувства, что Нотт вкладывал в свой текст, обнажив всю болезненность ситуации в Британии. Дочитав опус до конца, Тео понял, что сам для себя осознал гораздо больше, чем сухие и голые цифры подсчётов и собственные плоские выводы из них во время написания первой версии статьи.

Это был труд, публикация которого позиционировала Теодора Нотта как мага, с болью в сердце радеющего за успехи и силу магической Британии вопреки всем испытаниям, свалившимся на неё. Труд, в котором он предлагал такую реформу, как права сквибов, крайней мерой, спасательным кругом, что мог бы хоть чуть изменить ситуацию. Наравне с расширением уже действовавшей неофициальной стипендиальной программой целевого обучения в Школе Хогвартс его имени.

— Ну, как? — с затаённым торжеством спросил Уингер. — Впечатления.

— Это… более основательно, чем то, что написал я сам.

— Бросьте. Вы подарили нам алмаз, а мы огранили его в бриллиант. Осталось лишь опубликовать и тем наполнить его магией.

Нотт задумался, подходящий ли вариант «Придира», где публиковали бредни про розовых пчёл с луны и тараканов, за которыми обожали охотиться книззлы. «А есть ли альтернатива?» — подумал он и печально мысленно заключил: «Нет».

— У Лавгуда, да?

— Да, именно так. Ноябрьский выпуск… ну, вы знаете, прошёл Хэллоуин, и в целом… хандра осенняя… не будем выходить в нём, — слегка замялся мужчина. — Там Ксенофилиус уже запланировал рассуждения про панталоны Мерлина, про загадку пиковой дамы и про то, какой вред популяции клобкопухов принесёт распространение в нашей стране большеуха апельсинового.

«Полный бред», — подумал Теодор. Апельсиновый большеух водился в Африке, этот паразитарный вид не мог терпеть приморские ветра и его популярность в Магической России была преувеличена из-за просочившегося к магглам сюжета.

— Да, наши умозаключения будут выглядеть странно в таком ряду, — согласился Теодор. — Тогда…

— К Рождеству, да. Будет специальный выпуск, Ксено должен расстараться. Про Дары Смерти сквозь века — ходят слухи, что они в этом веке все вернулись в Англию, про следы конунга Иккинга и его дракона Свирепозубого в разорении Линдесфарна, ну и про наше время. Загадочная гибель сразу двух профессоров Хогвартса не на шутку взбудоражила одного из его преданных авторов, уж не знаю, кто этот мистер Сойер. Мне кажется, будет смотреться вполне уместно, — с довольным видом закончил Талботт.