Дочь Темных вод - Лонг Х. М.

Вторая глава

Имя матери

Под бурные протесты Чарльза нас швырнули в самое чрево баржи [1]. Я сильно ударилась и теперь валялась, разглядывая чьи-то ботинки, штаны и лодочные скамьи. Вскоре Чарльз присоединился ко мне.

Ему удалось уцепиться за какую-то балку, прежде чем он споткнулся о мои ноги. Я откатилась в сторону и попыталась связанными руками убрать волосы с лица и расправить юбки. Мужчины на скамьях – двое из них держали по длинному веслу – молча наблюдали за происходящим.

Я подтянула ноги и вжалась спиной в кучу ящиков. Огромный, как бык, мужчина легонько толкнул Чарльза в грудь, и тот с размаху впечатался в переборку. Великан схватил моего спутника за горло и стал поднимать вверх, пока носы промокших сапог с пряжками не начали бешено стучать о палубу.

– Чарльз Грант, – прорычал мужчина. Судя по его молочно-белой коже, склонной к солнечным ожогам, это был типичный выходец с юга Аэдина. Они краснели при малейшем изменении погоды или настроения, особенно в гневе. И мужчина становился очень, очень красным прямо на глазах. – Ты заплатишь втрое больше и вдвое – за девку, кем бы она ни была.

Речное судно начало двигаться, подгоняемое бессловесными гребцами. Дерево стонало, скрипели весла в уключинах, и кто-то на палубе начал отсчитывать ритм, перекрикивая вой бури. Качка немного улеглась.

– Неважно, что там с девкой, – пробурчал кто-то другой. – Важно, чтобы он смог заплатить.

Неподалеку стоял мужчина более скромных габаритов, черноволосый, с красным носом, похожим на морковь. В руке он держал трубку, а плащ прикрывал нож и два кремневых пистолета на поясе. Пара масляных фонарей, свисавших с потолка, освещала его мерцающим оранжевым светом. Мерное раскачивание фонарей, четкий ритм весел, громкое дыхание и редкие вспышки молний действовали гипнотически.

Я вжалась поглубже в ящики. Я боялась, и вполне обоснованно, но страх давно стал частью меня. А именно с того дня, как я покинула Пустошь, опозоренная и одинокая. Сердце колотилось, пока я рассматривала мужчин и проклинала себя за то, что не пошла по тропинке вдоль реки. Как только судно причалит, я сбегу.

Громила ослабил хватку и опустил Чарльза на пол. Молодой человек наконец смог прохрипеть:

– Я смогу. Смогу заплатить, Каспиан. У меня есть заначка в Лестеровой Пустоши…

Каспиан, который оказался тем самым мужчиной поменьше, поднял брови и задумчиво почесал трубкой подбородок.

– Ты про заначку в святилище пилигримов? В том, которое названо в честь Леонардуса Благочестивого?

Лицо Чарльза исказилось от ужаса.

Плохой знак. Я незаметно натянула веревки на запястьях. Они оставались такими же тугими, как и тогда, когда солдаты тащили меня к виселице. Что бы ни использовал Грант, избавляясь от собственных пут, мне он не помог. Выронил нож в давке? Возможно…

Я постаралась успокоить сбившееся дыхание, запихнув подальше тревожные мысли.

– Ну, – вздохнул Каспиан, – это прискорбно. Твой тайник нашли и конфисковали в пользу Короны для финансирования военных нужд. Официально и публично. Только не говори, что это все, что у тебя есть.

Чарльз посмотрел на меня, затем на Каспиана и перевел взгляд на мужчину, чья рука все еще сжимала его горло, словно ошейник.

– Конечно нет! – Чарльз блефовал, и это было видно. – Всегда есть еще.

– В твоем распоряжении? – поинтересовался Каспиан.

Он подошел ближе, его свободная рука легла на кривой нож, который висел на поясе и всем своим видом призывал кромсать и потрошить. Явно дорогой, как и длинный сюртук Каспиана, украшенный серебряными пуговицами. Кем бы ни был этот мужчина, деньги у него водились.

– Нет времени ждать, пока ты украдешь. Стволы Королевы, знаешь ли, охотятся на таких, как ты, и отстреливают, словно бешеных псов.

Стволы Королевы. Я-то точно знала, что Стволы Королевы прямо сейчас охотятся на преступников в Лестеровой Пустоши, именно они арестовали меня там две недели назад. Выходит, Каспиан намекает, что Чарльз тоже преступник вроде меня. А не просто азартный игрок, которому не повезло. Настоящий разбойник.

Я опять попыталась ослабить веревки и покрутить запястьями, но не вышло.

Дожидаясь ответа, Каспиан медленно затянулся и выдохнул струйку дыма. Чарльз же смотрел на него молча: то ли не мог ответить, то ли не хотел.

– Если у тебя нет денег, – продолжил Каспиан, – я перережу тебе глотку прямо сейчас, а завтра утром снесу твою голову в форт. За тебя положена награда, так что смогу возместить расходы. Рябой, ты пилу захватил?

– Только топор, – ответил громила. – Трудновато будет работать. Простите, хозяин.

Каспиан нахмурился, но кивнул:

– Ладно, сходи и принеси.

– Клянусь кровью Святого, я могу заплатить! – закричал Чарльз, перекрывая шум весел, шорох мокрого снега на крыше и стук моего сердца. Его обезумевший взгляд остановился на Каспиане, и мой страх усилился.

Чарльз не смотрел на меня. Но я узнала этот наклон подбородка, эти напряженные плечи. Точно так же выглядел мой отец, когда его новая жена запихивала меня в повозку с одной только сумкой и той одеждой, что была на мне.

Я оказалась права. К несчастью.

– Женщина – вот моя плата, – сказал Чарльз. – Хватит, чтобы покрыть все мои долги.

Рябой и Каспиан повернулись в мою сторону, даже кто-то из гребцов покосился.

Я же могла только таращиться на Чарльза. Его неожиданное предательство пронзило меня, словно нож. Хоть я и знала этого человека всего пару часов, но мы же оба смотрели в лицо смерти. Я спасла ему жизнь. Он спас меня. А теперь…

– Эта? – спросил Каспиан. – Парень, она даже не красотка.

Судя по тому, как громила Рябой пялился на меня, он был не согласен. Мне захотелось провалиться сквозь землю.

– Она – штормовичка. – Чарльз, похоже, решил окончательно погубить меня. – И к тому же сильная. Эту бурю вызвала она.

Каспиан внимательно разглядывал меня. Он двинулся вперед, задумчиво наклонив голову, его трубка едва тлела.

– Штормовичка. Это правда, женщина?

Я сделала глубокий вдох, мечтая, чтобы время остановилось и я успела привести в порядок мысли. Но все, о чем я могла думать, – это покрытые шрамами запястья моей матери и предостерегающий взгляд ее голубых глаз.

«Шесть лет в цепях, солнышко, – раздался голос мамы в голове. – Прикованная к переборке. Или к мачте. Я пела, и флот шел в бой. Я пела, и добрые люди отправлялись на дно морское. Бывает судьба хуже смерти, Мэри».

Теперь меня постигла та же участь: запястья до крови ободраны грубой веревкой, я стою, окруженная чужаками, на судне, в свете качающихся фонарей. Что, если она была права? Меня будут передавать из экипажа в экипаж, каждый следующий хуже предыдущего. И раз война в Зимнем море еще не кончена, я запросто могу оказаться в руках мерейцев или даже обитателей Мыса. Меня станут использовать против моих же земляков, может, против матери, если она все еще жива и плавает где-то там.