Страшные истории острова Джерси (ЛП) - Майклз Эррен

— Я не выдумываю, Эмма! Они не проявляют ко мне должного уважения. Я просыпаюсь из-за их выходок две ночи подряд! Это сказывается на моей работе.

— У тебя паранойя, Хостес, ради бога, поспи немного. Ты позоришь меня.

— Они издеваются надо мной, Эмма! Они знают, что я сделал, каким-то образом они знают, и они думают, что им сойдет с рук тыкать мне в лицо этим!

Жена Бейлиф странно посмотрела на него, а затем тихо спросила:

— Как думаешь, Хостес, что они знают?

Поняв, что он допустил ошибку, Бейлиф мог только пристально смотреть на нее, лихорадочно подбирая подходящую ложь.

— Это было как-то связано с мясником, не так ли? — спросила Эмма, прищурив глаза. — Что ты наделал, Хостес?

Бейлиф сглотнул и молча покачал головой.

Эмма подобрала юбки и оттолкнула его в сторону, когда он попытался взять ее за руку.

— Держись от меня подальше! — прошептала она.

Бейлиф прервал свое раннее совещание и свирепо смотрел на каждую горничную или лакея, которые попадались ему на пути в тот день. Он с рычанием принял обед, а затем швырнул его в стену, когда обнаружил, что говядина прогорклая. Решив, что кухарка, во всяком случае, должна быть частью заговора, судебный пристав отправился на кухню, чтобы накричать на женщину. Онакричал, что ее наглость невыносима и с ней нельзя мириться.

Бедная женщина разрыдалась и побежала запираться в своей комнате, когда Хостес заорал на нее, чтобы она собирала чемоданы и уходила, свидетелями этой сцены было достаточное количество перепуганных сотрудников, чтобы убедиться, что каждая служанка должна дрожать от страха, если они хотят сохранить свою работу.

На случай, если остались те, кто осмелился бы испытать его, Хостес не стал раздеваться и ложиться в постель, когда поднялся в свою спальню. Вместо этого он сел за туалетный столик с зажженным канделябром и стал ждать, когда в поместье воцарится тишина.

Изнеможение грозило захлестнуть его, и веки опустились. Голова кружилась от бреда, и несколько раз он чуть не соскользнул со стула, когда сон попытался завладеть им. Но наконец он услышал звук, которого ждал: скрежет металла о металл. Он стиснул зубы от ярости и спокойно встал, подняв канделябр и бесшумно подойдя к двери.

Огонек свечи задрожал в его руке, когда звук стал ближе, прерываемый звуком медленных, тяжелых шагов. Хостес дрожал от напряжения, когда шаги становились все ближе и ближе. Он удивлялся, как остальных домочадцев не беспокоили звенящие звуки скрежещущего металла. Когда он убедился, что человек с другой стороны был слишком близко, чтобы избежать его опознания, Бейлиф распахнул дверь, и золотистый свет свечей пролился в коридор, освещая его.

Там никого не было.

Зловонный ветер гнилостного разложения подул из темноты за золотым озерцом света, и свечи погасли. Вскрикнув, Хостес с лязгом уронил металлический подсвечник и нырнул обратно в свою комнату, захлопнув дверь и быстро повернув ключ в замке. Слезы навернулись ему на глаза, когда он почувствовал во рту вонь гниющей плоти, и его затошнило.

Мягкие шаги быстро раздались по коридору, и раздался стук в дверь. Бейлиф вскрикнул и упал на пол.

— Хостес! — позвала Эмма. — Хостес, что происходит?

Бейлиф всхлипнул от облегчения и открыл дверь, пытаясь заключить жену в объятия, но она раздраженно оттолкнула его, высоко подняв свечу, чтобы защититься.

— Что ты делаешь, поднимая весь этот шум? — спросила она. — С тобой все в порядке?

— Эмма, о Эмма, он идет за мной! — закричал он, хватаясь за ее ночную рубашку.

— Кто идет за тобой, Хостес?

— Мясник, Эмма, он хочет заполучить меня!

— Ради бога, Хостес! — воскликнула Эмма, отбиваясь от его отчаянных рук. — Ранее сегодня мне пришлось расплатиться с поваром из-за твоего идиотизма, когда ты подумал, что персонал пытается тебя обмануть. Теперь ты думаешь, что мясник придет за втобойами? Он мертв, дурак! Тебе приснился кошмар, и это не больше, чем ты заслуживаешь. Ты заснул в одежде? Возьми себя в руки, пока весь остров не понял, что ты натворил. А теперь отпусти меня!

— Пожалуйста, останься со мной, Эмма! — взмолился Хостес. — Или позволь мне лечь в твою постель?

— Конечно, нет! — Его жена отступила на шаг и посмотрела на него с неприкрытым презрением: — Я не буду обращаться с тобой как с ребенком, и я больше не буду иметь с тобой ничего общего, если ты не можешь вести себя как мужчина. Я имела в виду это, когда говорила тебе держаться от меня подальше. Тебе нужно подумать о том, что ты натворил, о позоре, который ты навлек на мой прекрасный дом, Хостес Николле. Ты позоришь свою семью.

С этими словами Эмма повернулась на каблуках и ушла обратно в свою комнату.

Когда свет Эммы погас, Хостес быстро закрыл дверь и запер ее на ключ, а затем рухнул на свою кровать.

Утром он отправился на то место, где был похоронен мясник, и выкопал раздутый труп Антуана, чтобы доказать себе, что этот человек действительно был мертв. После этого каждая ночь повторялась, Хостес в ужасе лежал без сна, ожидая звука скрежещущего металла и медленной поступи тяжелых ботинок. Запах мясной лавки проникал под его дверь, и следовали четыре громких стука.

На тринадцатую ночь после смерти мясника Бейлиф с ужасом наблюдал, как ключ от его комнаты с глухим скрежетом повернулся в замке, и дверь, отпертая сама по себе, распахнулась. Паника заставила его потерять сознание, и он с криком проснулся на рассвете, к ужасу слуг, которые бросились в его комнату, чтобы помочь ему.

Без сна и с трудом проталкивая пищу через рот, Хостес истощился, он дрожал, как при параличе. Он терял сознание на важных юридических совещаниях, и его работа была некомпетентной и неразборчивой. Его жена смотрела на него скорее со страхом, чем с отвращением, поскольку его состояние ухудшалось, и когда однажды ночью он в слезах подошел к двери ее спальни, она назвала его сумасшедшим и вызвала свою горничную.

Послали за доктором. Он прописал опиум, от которого Хостес впал в бред и растерянность. Теперь каждую ночь, когда шаги приближались, он не мог пошевелиться, поскольку скрежет затачиваемой стали становился громче, а вонь смерти душила его. Его дверь, запертая или нет, распахивалась, и вонь склепа проникала в его легкие, когда темнота давила на него.

— Пожалуйста, — шептал он. — Прости меня…

Но знал, что мясник не понимает милосердия.

Он провел долгие часы, представляя, как мясник убьет его. Повесит его на крюк, когда из его тела вытечет вся кровь, как мясник поступал с животными, которых он убивал? Перережет ему горло, чтобы он задохнулся от крови, когда она хлынет в легкие?

Его жизнь была сплошным кошмаром. Дни и ночи перетекали друг в друга, пока он то впадал в наркотическое состояние, то выходил из него, но однажды ночью он схватил Эмму за запястье, когда она давала ему опиум, и взмолился:

— Пожалуйста, скажи мне, Эмма, сколько времени прошло с тех пор, как повесили мясника?

Эмма покачала головой, размышляя, а затем сказала:

— Сегодня одиннадцатое июня, Хостес. Завтра будет три недели. Пожалуйста, отдохни сейчас, ты должен беречь силы, чтобы поправиться.

Она казалась добрее, и Бейлиф плакал, когда она уходила.

Мясник сказал, что пройдет три недели, прежде чем Бейлиф лишится жизни.

В ту ночь даже опиум не смог притупить его ужас, и он ждал, пока шаги приблизятся. Смерть наполнила воздух, и скрежет заточенного ножа стал ближе.

«Каким острым должно быть это лезвие», — подумал Хостес.

Эмма оставила его дверь открытой, и он смотрел на нее, пока слезы капали на подушку. «Как же тогда мясник постучится сегодня вечером», подумал он и чуть не рассмеялся в своей истерике.

Запах тухлого мяса казался особенно сильным сегодня вечером, и за его дверью воцарилась долгая тишина, когда скрежет прекратился.

— Сегодня вечером? — слабо спросил Хостес. — Ты возьмешь меня сегодня вечером? Я думал, это будет завтра.