Дракон должен умереть. Книга III (СИ) - Лейпек Дин

Взгляд Джоан был прикован к Генри — а сама она лихорадочно думала:

«Зачем ему это? Что за идиотское требование? Причем тут Генри и я? Джон пытался убить меня. Пытался, по всей видимости, убить Генри, затем — нас обоих. А теперь хочет просто разлучить? Что за бред? В чем может быть причина? Политика? Или он понял, что убить меня нельзя — но можно мучить и шантажировать всю жизнь? Или просто Джон сошел с ума, и никакой логики здесь нет?..»

Все это не важно, ответила она самой себе. Важно, что ты собираешься сейчас делать.

Лицо Генри было неподвижно, и только факелы отбрасывали на него неровный свет.

— Я не буду, долго ждать, сестрица, — прошелестел Джон за ее спиной.

Она знала, что надо соглашаться. Снять с шеи цепочку с кольцом в подтверждение своих слов и больше никогда не подходить к Генри. На торжествах, где он обязан будет присутствовать, она будет смотреть на него через весь зал, а его лицо будет совершенно неподвижным.

И у нее нет никакой гарантии, что это его спасет.

— Зачем тебе это, Джон? — повторила она. Ей нужно было потянуть время — а ответ на этот вопрос мог помочь принять правильное решение.

Если только Джон ответит честно.

— Я пообещал заботиться о тебе, — сказал он так просто и искренне, что Джоан невольно обернулась к нему. Его лицо было мягким. Как будто он и впрямь заботился о ней.

— Но причем тут Генри? — вырвалось у Джоан.

Глаза брата внезапно вспыхнули.

— Ты не понимаешь, верно? — процедил он. — Может, потому что не слышала ее криков?

— Чьих?

— Матери. Когда она умирала, рожая тебя.

Джоан тихо вздохнула.

«Так вот оно что. Вот за что он меня ненавидит. Я виновата в смерти матери. И его мучало это всю жизнь. И теперь он будет мучить меня».

— Но ведь ты всего этого не помнишь, — прошелестел Джон. — Ты не помнишь, что такое слышать, как страдает любимый человек, и не знать, чем ему помочь. Потому что помочь нельзя. Так может, стоит напомнить? Чтобы ты поняла, наконец?

Джон говорил все быстрее, шелест сливался в злобное шипение. Внезапно он подскочил к ней, рывком поднял со стула и повернул к Генри.

— Так что теперь ты будешь стоять и слушать, как кричит он. Я не знаю, протянет ли он двенадцать часов — но я очень постараюсь, чтобы протянул. Я думаю, мы начнем с пальцев. Как тебе такой план, сестрица?

Джоан замерла в тонких руках брата, не сводя глаз с Генри.

Это был сон. Тот самый, который она видела столько лет подряд.

И теперь он происходил наяву.

— Все хорошо, моя милая, — прошелестел Джон нежно, обнимая ее за плечи. — Просто ему будет очень больно, и он будет очень громко кричать.

— Кто сказал, что я буду кричать? — пробормотал Генри, впервые подавая голос.

Джоан вздрогнула. Что-то щелкнуло в голове — и она тут же стала видеть все ясно и отчетливо. Генри был живой. Он все еще был живой, он все еще мог говорить, и говорить с иронией, несмотря на то что с ним собирались сделать. В ее снах он всегда молчал — и это было самым страшным. В ее снах он был уже мертвым, она считала его мертвым. Но сейчас он был живым. И это все меняло.

— Ну что ж, — спокойно заметил Джон. — Может, так даже лучше. Ты будешь стоять и смотреть, как он пытается не кричать.

Джоан слегка расправила плечи.

— А кто сказал, что я собираюсь стоять и смотреть? — проговорила она тихо и отчетливо, — и сделала шаг вперед, легко высвобождаясь из рук брата.

До Генри было еще шагов тридцать. Пять человек стояли у дверей в холл у Джоан за спиной. Еще двое держали Генри. Ни арбалетов, ни луков не было ни у кого — значит, по крайней мере никто не сможет их пристрелить.

— Спокойно, сестрица, — прошелестел Джон сзади. — Еще один шаг — и он умрет.

— Отлично, — бросила Джоан. И пошла вперед, по-прежнему глядя только на Генри. Он приподнял брови.

— Джоан, стой! — крикнул ее брат. — Я правда прикажу его убить!

— Приказывай, — согласилась Джоан.

Она прошла половину стола.

Генри улыбнулся.

Джон шумно вздохнул сзади — и крикнул:

— Убейте его!

Но Джоан уже была рядом. Выбросила вперед руку, ударив одного из стражников ладонью под подбородок, а другой рукой выхватив у него из ножен короткий меч и тут же ткнув его в бок. В этот же момент Генри ударил второго головой по лицу так, что тот упал назад, повернулся к Джоан, подставив ей руки, и она быстрым точным ударом разрубила узел.

Двое рядом с ними медленно пытались подняться на ноги. Джоан обернулась к остальным. Генри выпутывал руки из веревки.

— Браво, сестрица, — громко сказал Джон. — Очень эффектно. Но как ты собираешься отсюда выбраться?

— У меня, — тихо пробормотал Генри, поворачиваясь к двоим на полу, — тот же вопрос. Эти скоро встанут. А за дверью есть еще. В холле, наверняка, тоже.

Джоан посмотрела на брата, людей за его спиной, высокие окна, камин, балки...

— В четыре счета, — медленно проговорила она.

Генри тихо вздохнул.

— Четырех у нас не будет.

— Я знаю.

Один из двоих, тот, который получил по лицу, встал.

— Раз, — пробормотал Генри. Джоан перехватила меч за лезвие. — Два...

— Смотрите! — взвизгнула Джоан и с силой метнула меч вперед и вверх, в один из столбов, идущих от балок к стропилам.

И люди, которые собирались на них напасть, купились на это. На короткое время они отвели взгляд, чтобы посмотреть на меч. А не на Джоан с Генри.

Они подбежали к столу.

Раз.

Оттолкнулись, вытянув руки вверх, схватились за балку, забросив себя наверх.

Два.

Вскочили на ноги и побежали по балке, огибая вертикальные столбы. Джоан на ходу выхватила торчащий в одном из них меч.

Три.

Они подскочили к маленькой дверце, Джоан распахнула ее, и они спрыгнули.

Четыре.

Внизу, в холле, было еще трое — но они никак не ожидали, что на них нападут сверху. Генри отбросил в сторону одного, Джоан парировала удар другого. Третий стоял далеко, у самой лестницы, и не успел — Генри и Джоан уже выбежали на улицу. Сзади распахнулись двери в зал.

Джоан ударила оставшегося у двери стражника, тот упал. Они побежали дальше, но Джоан дала себя обогнать, понимая, что именно сейчас ей следует превратиться.

И в то же мгновение жуткая боль пронзила ее спину чуть ниже левой лопатки. Джоан вскрикнула — а мир тут же рассыпался калейдоскопом безумных видений, взорвался мириадами сущностей.

И исчез.

***

Последним, что она помнила, была боль в спине. Все дело было, разумеется, в стреле из арбалета, застрявшей где-то внутри — но, когда сознание стало затуманиваться, ей стало казаться, что болело сердце. И чем дальше, тем сильнее — оно буквально разрывалось. Мир сомкнулся в застывшее совершенство, и крылья подняли ее наверх, прочь от разрушенной крыши, от засыпанного снегом замка, от земли — вот только боль в сердце не проходила. Напротив, она становилась все хуже, как тогда, когда она летела через весь мир, только чтобы перестать чувствовать. Внутри все взрывалось, и она крикнула — дракон крикнул, громко, пронзительно, — и понесся над горами. Они мелькали внизу черно-белой рябью, но как бы быстро он ни летел, ему не удавалось улететь от боли внутри. Он стал кружить, бить крыльями, крутиться в воздухе, пытаясь выбить, вытолкать из себя свое сердце, только бы это прекратилось, только бы не чувствовать его, но оно не исчезало, не отпускало, и наконец, выбившись из сил, дракон начал падать вниз и рухнул на землю, взметнув снег и пыль.

Но даже падение не выбило боль изнутри, и он продолжил метаться, катаясь по снегу, взметая снежные облака в воздух, впуская клубы пламени, отчего снег мгновенно превращался в пар. Дракон извивался и кричал, небо начало темнеть, померкло, а он все еще кричал. Настало утро, и прошел день, и пришла ночь, а дракон все так же метался, смешивая снег с землей, превращая ее под собой в черную грязь. Шел снег, он превращался в густой пар от пламени дракона и оседал на грязной серебряной чешуе, стекая и оставляя на ней серые подтеки.