Дракон должен умереть. Книга III (СИ) - Лейпек Дин

Прошел еще один день, и еще один, и следующий за ним — дракон кричал и метался, пока у него не закончились силы и на это, и тогда он замолк, тихо лег на разрытой земле, прижал крылья и закрыл глаза. Вечность сомкнулась вокруг него, а в центре этой вечности медленно сгорало его сердце.

Снег продолжал идти, но дракон больше не изрыгал огонь, он лежал неподвижно, и снег бесшумно опускался на серебряную чешую и оставался на ней. Дракон лежал, снег шел, постепенно укрывая его целиком вместе с растерзанной им землей, так что она снова стала белой — белой и пустой.

Снег перестал идти, выглянуло солнце, скрылось, новые облака принесли новый снег и тоже ушли. Вечность надежно охраняла дракона — пока в ущелье, в котором он лежал, не раздались шаги.

Человек шел с юга, спускаясь по ущелью. Человек шел спокойно и осторожно, уверенно и упорно, он шел, не останавливаясь и не оглядываясь по сторонам. Он шел по снегу, не ведая о драконе, лежащем под ним. Оказавшись примерно между крыльями дракона, человек впервые помедлил и внимательно осмотрел ущелье. Дракон слышал его. Он слышал глухие шаги человека, он слышал, как тот остановился. Вечность разрушилась, и осталась только боль, и дракон тихо застонал. Человек замер, прислушиваясь. Дракон тяжело вздохнул — и медленно расправил крылья.

Снег зашуршал, серебро чешуи заблестело в лучах холодного зимнего солнца, ослепляя человека. Огромные крылья раскрылись над ущельем, озаряя его миллионом бликов.

— Не может быть, — пробормотал человек очень тихо. И, услышав его голос, дракон вздохнул и поднял голову. Человек вздрогнул и быстро отбежал в сторону — мгновенно провалившись по пояс там, где закончилась спина дракона. А тот продолжал медленно подниматься, сухой снег ссыпался с ледяной чешуи, и наконец дракон выбрался из сугроба, осторожно переступил на тяжелых лапах, и повернул к человеку голову. Древние глаза открылись — и встретились с широко раскрытыми глазами человека.

— Имдагосиад! — воскликнул человек — и улыбнулся. Дракон снова вздохнул — горячий воздух обдал лицо человека, — и прикрыл глаза.

Ты долго шел.

Человек поморщился, как от головной боли — потому что увидел все сущности понятия «долго». И их было очень, очень много.

— Ты... далеко... улетел, — с трудом ответил он, вкладывая в свои слова так много смыслов, как только мог. Проще всего ему далось «далеко» — теперь он знал, что это значит.

Дракон снова вздохнул — одновременно обдав его таким количеством сущностей, явлений, значений, времен и вселенных, что человек покачнулся, как от удара, и беспомощно потряс головой.

— Я... не понимаю тебя, — выдавил человек еле слышно. Дракон тихо фыркнул, выпустив из ноздрей облака дыма.

— Что? — человек резко поднял на дракона глаза. Тот внимательно следил за ним немигающим золотым взглядом.

— Я понял, понял, что ты имеешь в виду! — крикнул человек, прежде чем дракон успел снова опрокинуть на него шквал знания. — Но это невозможно.

Ты человек, — возразил дракон, и его собеседник невольно замер от внезапно повисшей тишины.

«Любопытно, — пронеслось у него в голове. — Моносущностное понятие? Никогда не задумывался об этом».

Он сосредоточился, чтобы сформулировать свою мысль.

— Я человек, — согласился он, снова удивляясь простоте звучания. Впрочем, и одного смысла оказалось вполне достаточно. Драконы не зря избегают моносущностей. Такие сущности слишком много значат сами по себе. — Ты прав, я человек, но именно поэтому я не могу войти в тебя. Драконы могут входить в людей, но не наоборот.

Ты ошибаешься.

Человек снова пошатнулся от потока знания, который обрушил на него дракон.

— Хорошо, — выдохнул он тяжело, — тогда что мне нужно сделать?

Увидеть.

Человек вопросительно поднял брови, глядя прямо в древние желтые глаза дракона, и в этот момент он увидел...

... как солнце, взрывая облака тысячей острых лучей, обжигает землю, истерзанную дождем и ветром...

... как пепел, поднимаясь над костром по бесконечной спирали, оседает на холодной и влажной от росы траве, отдавая свое последнее тепло...

... как огромный огненный шар, висящий посреди совершенно черной пустоты, взрывается миллионами брызг...

Человек вздрогнул и крепко зажмурился, но, когда он открыл глаза, шар никуда не исчез. Он присмотрелся повнимательнее, но всплески пламени слепили его ...

— Здравствуй, Генри, — произнес тихий голос за его спиной. — Я очень рад наконец встретиться с тобой.

Имдагосиад

Генри медленно обернулся, внимательно рассматривая юношу, который стоял на фоне бесконечной темноты, подсвеченный огненными вспышками. Он был среднего роста, с иссиня-черными волосами и глазами, в которых в непроницаемую темноту вплеталось тонкое золото. Его лицо казалось пронзительно молодым, но совсем не детским, а очень мудрым, спокойным и чутким одновременно. У юноши было странное свойство — Генри как будто не мог до конца его разглядеть, и даже одежда, черная и простая, все время меняла свои очертания. Только глаза юноши оставались неизменными.

— Имдагосиад? — спросил Генри неуверенно. Тот кивнул, мягко и неуловимо одновременно. — Где мы?

— В моем сознании. Единственное место, где я могу спокойно поговорить с тобой, не опасаясь при этом тебя убить.

Генри оглянулся. Они стояли на небольшой, висящей посреди пустоты площадке, по краям которой стены невероятно тонкой каменной резьбы поднимались наверх, образуя у них над головами кружевной свод. Сияние огненного шара отбрасывало на пол ажурные тени.

— Это и есть твое сознание? — спросил он наконец, не сумев скрыть некоторого скепсиса в голосе.

— То, что от него осталось, — немного сухо заметил юноша. Генри вопросительно поднял брови.

— Видишь ли, — начал Имдагосиад, начиная медленно ходить вокруг Генри по каменной беседке, — я очень давно хотел с тобой встретиться. Один раз это почти удалось — помнишь, когда вы с Джоан впервые попробовали заговорить со мной?

Генри вздрогнул. Он помнил.

— Я пытался тогда предупредить тебя, — продолжил дракон. — Но вы оба разволновались — и все пошло насмарку. Скажи мне, почему люди всегда так волнуются по любому поводу?

Генри промолчал.

— Впрочем, я не с того начал, — поправил себя Имдагосиад, останавливаясь и бросая взгляд на горящий шар. — В твоей голове тысяча вопросов, и будет справедливо попытаться ответить хотя бы на часть из них. Ты не хочешь сесть? — неожиданно спросил юноша.

Генри удивленно обернулся и увидел прямо сзади себя складной деревянный табурет.

— Садись, — подбодрил его Имдагосиад. — А я, если ты не против, продолжу ходить. Так немного проще не замечать... этого, — он как-то странно махнул рукой в сторону бушующего пламени.

— Имдагосиад, — перебил его Генри, не обращая внимания на предложение дракона, — у меня есть только один вопрос, который по-настоящему меня волнует.

Юноша слегка склонил голову набок.

— Ты знаешь, — сказал Генри очень тихо. — Где она?

Дракон долго и внимательно смотрел на человека перед собой. А затем повернулся к огромному шару, озаряющему беседку рыжими всполохами.

— Она там.

Генри медленно повернулся следом за ним и впился глазами в сгусток пламени.

— Как?.. — начал говорить он, но больше не смог произнести ни звука.

— Сядь, Генри, — тихо и жестко приказал дракон. — Мне действительно многое нужно тебе рассказать.

***

— Мне четыре тысячи лет — намного больше, чем положено проживать драконам. Легенда, что драконы были созданы Тьмой сразу после сотворения мира, не более чем легенда — хотя бы потому что мир не прекращает твориться, даже сейчас. Впрочем, в каком-то смысле мы действительно порождение Тьмы, хотя все и намного сложнее, чем считаете вы, люди. Мы были созданы, чтобы провести мир от начала до конца. Все, что началось, должно закончиться — и мы те, кто начнет этот конец. Когда придет время.