Шата - Гува Ри

– Вот тут ты лежала. – Вейж указал на мягкие волны снега. – Прямо под скалой.

Я подняла глаза вверх. Грозная скала возвышалась над деревьями, защищая их и нас от северного ветра. И сплошной лес вокруг.

Вейж сказал правду: на том месте, что он указывал, была еле заметная впадина, и еще наши следы, пока Вейж тащил меня к дому, но больше ничего. Никаких признаков сражения, никаких углублений или намека на копыта, или чужие ноги. Сплошная белая гладь.

– Я же говорил. – сказал он, понимая, что я ищу. – Никаких следов. Тебя будто птицы принесли.

– Или… – перебила я и снова подняла глаза. – Я упала оттуда.

Вейж нахмурился и проследил за моим взглядом.

– Откуда оттуда? Со скалы?

Я промолчала. И судя по ее самому отвесному краю, я угадала. Он как раз располагался над местом моего долгого сна.

– Это невозможно, девочка. – устало пробормотал Вейж, поворачивая назад. – Ты бы разбилась. Это точно. Либо повредила бы себе что-то так сильно, что я бы нашел тебя уже мертвой.

Я снова промолчала. Это лучше, чем объяснить простому человеку мои догадки. Он ведь не чувствует всю эту мощь, бурлящую во мне. О, нет… Я бы не разбилась, упав со скалы. Зато теперь кое-что встало на свои места: я знаю, от чего потеряла сознание и так долго не приходила в себя. Приземление с такой высоты потребовало много времени на восстановление. Истина была в том, что Вейж обнаружил меня уже почти окрепшей, но ему об этом не суждено узнать.

– Ты иди. – сказала я, обернувшись к мужчине. – Занимайся делами. Я еще поброжу здесь.

Вейж равнодушно кивнул, а самое главное, избавил нас от мнимых предостережений об опасности леса и преступников, обитающих в нем. Они сейчас были на последней строчке моих переживаний.

Подождав, пока мужчина скроется из виду, я подошла туда, где меня нашли, и начала осторожно разгребать снег. Искала что угодно, хоть что-то. Вдруг с меня слетела какая-то брошь, которая указала бы на мой дом или имя хозяина.

Я искала долго. Солнце лениво переместилось, и скала отбросила гигантскую тень, когда холодная мокрая рука вдруг наткнулась на что-то.

Пальцы обхватили и достали стрелу. Точнее, кусок стрелы, не столь давно торчащий у меня в плече.

Это была необычная стрела. Во-первых, по всей ее идеально ровной поверхности были выжжены шаманские символы. А наконечник был покрыт золотом, или чем-то похожим на него. И покрыт так, будто его макнули в чан с расплавленным веществом. Но и это было не самым удивительным… Стрела была теплая. И чем дольше я держала ее в руке, тем сильнее она нагревалась. Спустя мгновение стало невыносимо горячо, и я расцепила пальцы, позволив стреле упасть в снег и прожечь мелкую проталину. На ладони остался слабый ожог, который тут же начал заживать.

– Хм…

Я посмотрела на стрелу, которой уже не было видно, и снова на ладонь. Как же Вейж ее вытащил? Ему бы для этого потребовалось держать стрелу больше времени, чем мне сейчас. Почему его руки целы и невредимы? Может, он был в перчатках? Точно. Я отругала себя за тупость. Если стрела нагревается от соприкосновения с плотью…

Обернув руку краем плаща, я снова подняла пронзившее меня орудие. Хотела получше рассмотреть символы на нем, но не успела запомнить первый, когда материя на руке вспыхнула, и мне пришлось выкинуть стрелу и затушить край плаща в снегу. Шипение подожженной ткани сопровождалось порцией моих ругательств. Значит, перчатки не помогли бы Вейжу. И это первый вопрос, что я задам ему по возвращении. Как он вытащил стрелу, и сколько времени на это понадобилось.

Плащ Ясналии был испорчен. Надеюсь, эта женщина не попытается еще раз зарезать меня ночью за свое подпорченное одеяние.

Я подняла глаза на скалу, возвышающуюся словно злобный великан.

Мне нужно взобраться туда.

Подъем занял много времени. Сумерки сгущались, и у меня осталось немного до того, как земля покроется тьмой. Да, я видела в темноте, но не так, как днем. Идти, не теряя направления, или убить кого-то во мраке я могла, но сомневаюсь, что смогла бы с легкостью найти что-то, чего я не помнила и не знала как выглядит.

Плащ пришлось оставить внизу на дереве, чтобы удобнее было карабкаться. И я не ошиблась, я могла залезть куда угодно – для этого мне требовались лишь крепкие выступы и впадины на скале, а тут их было немало. Раны стали напоминать о себе, они щипались и натягивались. Терпимо, но весьма раздражало. Они почти затянулись, но при подъеме на такую гору вновь заныли, будто умоляя о еще паре дней передышки, но у меня не было такой роскоши.

Когда мои сапоги твердо встали на край скалы, от солнца осталась лишь золотая полоса на горизонте. Северный ветер трепал и без того хрупкую косу каштановых волос, а рубашка развивалась будто флаг. Закрыв глаза, я вдохнула колкий морозной воздух. Вероятно, простой человек в нижней рубахе уже околел бы от холода, но меня даже мурашки не беспокоили.

Передо мной открылся океан деревьев, подпаленный оранжевым заревом. Лес, тонкая полоса реки, у которой я сидела в полдень, скошенная крыша дома Вейжа и далекая деревенька, о которой он говорил – это все, что я видела. В поселке уже загорались первые факелы, готовя своих жителей к ночи. Они, как жуки-светлячки, плавали между крошечными домиками вдалеке.

И больше ничего. Никаких признаков близлежащих городов или купеческих троп.

Теперь понятно, почему разбойники любили эти места. Тут никак не нарвешься на тех, кто может постоять за себя. И раз тут не было ничего стоящего или ведущего к чему-то стоящему, то как тут оказалась я? Память не хотела возвращаться, но я точно не принадлежала к числу низших людишек, наживающихся на убийствах и грабежах. Меня привело сюда нечто иное. Или некто иной.

Край утеса плавно перетекал из гладкого камня в такой же лес и в еще более высокую гору, на которую не было смысла карабкаться – она ровной пикой заострялась кверху.

В пяти ярдах от меня лежала мертвая лошадь. Ее закололи. Чем-то вроде меча. Она хорошо сохранилась благодаря холоду и стала лакомым кусочком для двух ворон, отрывающих кусочки мерзлой плоти. Вороны были не особо рады моему появлению и тем более тому, что я согнала их.

Был ли этот конь моим? Скорее всего, да, но я не могла вспомнить ни его имени, ни его нрава, ни того, сколько лиг этот конь прошел вместе со мной.

Седло, расчищенное от снега, не дало новых подсказок. Оно было простым, как все мое обмундирование, без каких-либо отличительных знаков. Единственная ценность, что я нашла, это кожаный мешочек, привязанный к боковому кольцу седла. В мешочке оказалось десять золотых.

Тот, кто сразил меня в бою и скинул со скалы, не был вором. У него была лишь одна цель – убить меня. И даже самые ценные монеты из чистого золота не привлекли внимание убийцы после осуществленного замысла.

Я усмехнулась. Мой убийца оказался благородным человеком с честью. Будет потеха, когда я найду его, и он увидит меня живой и невредимой. Да, скажу ему я, ты достойный воин, но совершил огромную ошибку, не удостоверившись, что я и правда мертва. И эта ошибка станет последней в твоей благородной честной жизни.

Мой взор привлекла пещера. Любой другой не заметил бы ее, но для меня пушистые сосновые ветки, густо приваленные к скале, сразу вызвали подозрение. Сосны так не растут, а значит, это искусственная защита для входа в пещеру.

Солнце почти село, но будь даже летний полдень, внутрь пещеры свет не проникал. И когда я туда вошла, дарованное мне зрение стало настоящим облегчением.

Здесь кто-то живет. Нет, здесь кто-то жил. Пещера была неглубокая и недлинная. Места всего лишь для соломенного матраса, масляной лампады с разбитой колбой и брошенного котелка с остатками замерзшей похлебки на дне. Надолго ли человек мог укрыться здесь? Наверно, ненадолго, хотя зависит от человека. Некоторые умеют выживать в любых условиях.

Но это место наспех покинули. Из-за меня? Не тот ли это был человек, с которым мне пришлось биться?

Ни под старым матрасом, ни внутри него ничего не оказалось. Как и во всей пещере. Это было ясно и без горящего факела. Тот, кто тут прятался, забрал все с собой, оставив лишь то, что неудобно или бесполезно тащить.