Юсупов. Тьма Внутри (СИ) - Пучков Дмитрий Юрьевич "Гоблин"

Я на мгновение замолчал. А затем продолжил:

— Думаю, когда парень войдёт в дом, всё пойдёт совсем не так, как он рассчитывал.

— Верно, Василий Михайлович, — подтвердил человек в маске, голос его оставался спокойным, почти ласковым. — Это часть триптиха, который называется «Гостеприимный хозяин». На первой картине улыбчивый и доброжелательный старик встречает путника. И делает вид, что рад, но все это маска.

Гость чуть наклонился вперёд, и тень от маски скользнула по его плечам, как полоса облака.

— Все это для того, чтобы усыпить бдительность, — продолжил он. — Вы это подметили точно. Хозяин дома уже решил, что делать. И ничего хорошего для парня в этой встрече нет.

Я медленно кивнул, хоть и понимал, что разговор ушёл куда-то глубже обычной беседы о живописи. Здесь было что-то ещё.

— И чем же всё заканчивается? — спросил я, скорее чтобы не прерывать ход мыслей собеседника.

Человек в маске чуть повернулся, будто смотрел на невидимые продолжения полотна.

— На второй картине, — сказал он, — тот же парень. Только уже в подвале. Старик заманил его туда обманом. На изображении — тесное пространство, каменные стены, и парень лежит на полу. Бродяга ещё жив, но уже понимает, что попал в беду.

Я слушал, и внутри у меня что-то сжималось. Не от самой сцены, а от того, как буднично он об этом говорил. Без тени злобы, без удовольствия. Просто — как есть.

— А на третьей, — продолжил он после короткой паузы, — парень привязан к столу. Хозяин дома стоит рядом и точит нож. Всё то же лицо — мягкое, вежливое, будто сейчас пригласит на чай. А у парня на лице… уже нет страха. Только понимание. Он знает, что происходит. И что будет дальше.

Я отвёл взгляд от картины. Потому что уже не мог на неё смотреть, как прежде.

— Он станет обедом, — заключил человек в маске, почти буднично.

— Жутковатый замысел, — протянул я, снова глядя на картину, теперь уже иначе. — Он наверняка что-то символизирует.

Человек в маске усмехнулся. Коротко, будто сам для себя, и покачал головой. Но не пояснил. Ничего не добавил. Просто замолчал.

Я выдержал паузу, а потом, слегка наклонившись вперёд, спросил:

— Итак… зачем вы здесь?

Он ответил без тени колебания:

— Потому что нам так и не удалось поговорить.

Голос его был всё тот же — ровный, мягкий, чуть отстранённый.

— Я не мог долго удерживать вас в воспоминаниях Земсковой, — добавил он. — Вы начали сопротивляться.

Незнакомец смотрел прямо, не отводя взгляда. Без агрессии. Как будто знал, что я всё равно продолжу разговор. И, что самое неприятное, был в этом прав.

Я молчал. Внутри всё было не то чтобы спокойно, скорее… насторожено. Что-то во мне искало выход из этой комнаты, даже если тело сидело спокойно.

Мой взгляд вновь скользнул к картине.

— Ловкий намёк вы оставили на полотне, — сказал я наконец. — Значит, я — тот парень, что вошёл в дом, а вы хозяин, которому не стоит доверять?

Человек в маске запрокинул голову и расхохотался. Но смех вышел невесёлым.

— Интересное предположение, — сказал он, когда замолчал. — Только намёк оставил не я. Это ваш сон, Василий Михайлович. А здесь… у меня почти нет власти.

Он говорил без нажима, но лжи я не ощущал.

— Я и попасть-то сюда смог с трудом, — продолжил он. — Только потому, что вы коснулись воспоминаний Земсковой. Это дало мне проход. Но влиять на интерьер, как вы выразились… нет. Даже мне такое не под силу. Здесь всё — ваше. И то, что вы повесили над моим плечом картину, говорит скорее о вас, чем обо мне.

Я не ответил.

— Хотя, — добавил он, словно между делом, — в нематериальном мире я умею многое. Но и там не всё зависит от меня.

Он замолчал, а потом посмотрел на меня особенно пристально. И сказал то, чего я ждал, но слышать всё равно не хотел:

— Послезавтра у вас дуэль, Василий Михайлович. Очень надеюсь, что вы выйдете из неё живым. Хотя… шансов у вас немного.

Я лишь кивнул, признавая очевидное.

— Ваш соперник поддастся, — добавил он, почти невесомо.

Я поднял бровь, не скрывая удивления:

— С чего вдруг?

Незнакомец не сразу ответил. Посмотрел куда-то мимо, потом снова встретился со мной взглядом.

— У него есть в этом свой интерес, — сказал он наконец.

Внезапно что-то шевельнулось за окном. На другом конце комнаты, в отражении стекла дрогнула тень невысокой, хрупкой девочки, которая неподвижно стояла, наблюдая за нами. Но лица ее я рассмотреть не смог.

— И только она может вас спасти, Василий Михайлович, — сказал человек в маске.

— Кто это? — спросил я.

— Вы и сами знаете, кто, мастер Юсупов, — тихо усмехнулся собеседник. Без насмешки, но с уверенностью, которая не требовала доказательств.

Девочка исчезла, как будто её и не было. И я тяжело вздохнул:

— Сейчас меня больше заботит другое.

Он чуть склонил голову, внимательно, молча ожидая продолжения.

— Люди, — произнёс я, — которые караулят меня в чужих воспоминаниях. Например, вы.

Слова прозвучали тише, чем хотелось.

Мужчина рассмеялся. Спокойно, без издёвки, скорее как человек, который услышал знакомую тревогу и понял, о чём речь.

— А, вот оно что. Кроме материального мира есть еще его отражение. Астральный слой. Там остаются все отпечатки материального мира: воспоминания, эмоции, страхи, просьбы, всё недосказанное. А еще там обитают существа. Не люди, но и не призраки. Они рождены в астрале и питаются людскими эмоциями.

Он говорил терпеливо, как наставник.

— Но сами по себе эти сущности не могут попасть в материальный мир, — продолжил он. — Им нужен носитель. А когда находят такого и подселяются, то начинают понемногу вытеснять астрального двойника.

Я медленно кивнул. Всё больше пазлов сходилось в одну картину.

— А то существо… в фиолетовой рясе… — начал я, но он кивнул, не дожидаясь вопроса.

— Один из таких. Ему нужно наслаждение. Особенное. Извращенное. На грани боли.

Мужчина на миг замолчал, а потом добавил:

— Если он наберёт достаточно силы, чтобы вызывать сны, которые будут кормить его напрямую… тогда миру придётся очень тяжело.

— Выходит, существо подселилось в главу секты «Чистое Слово»… — сказал я, больше для проверки своей догадки, чем ради ответа.

— И теперь устроило себе пиршество, — спокойно подтвердил он. — Чем больше извращений происходит внутри секты — тем сильнее оно становится. Это для него источник питания. Простой и почти бесконтрольный.

Я вспомнил рассказ Земсковой. И история Бориса про особые заведения. Немного наклонился вперёд, опираясь локтями о колени. Картина, которую я раньше только смутно чувствовал, начала складываться в нечто более определённое.

— Если хотите, я как-нибудь расскажу тебе про этих существ больше, — произнес собеседник и неторопливо поднялся с кресла. Движение у него было такое, будто разговор подошёл к естественному завершению. — А сейчас всё. Вам пора отдыхать, Василий Михайлович.

— Что — всё? — спросил я, не сразу поняв, что он имеет в виду.

Мужчина взглянул в потолок. Не то в задумчивости, не то чтобы дать себе пару секунд. Но в этом жесте было что-то… ускользающее. Как будто лёгкое разочарование.

— Ну смотрите, — начал он, загибая пальцы. — Я дал вам подсказку, как остаться в живых на дуэли. Рассказал немного про астральных демонов. Намекнул, с чем вы имеете дело. На сегодня Василий Михайлович, этого достаточно.

Я хотел было что-то возразить, может, задать вопрос — но не успел.

Он спокойно повёл рукой в воздухе, будто смахнул пыль, и пространство передо мной задрожало. Всё вокруг начало медленно и мягко меняться. И через мгновение я провалился в темноту.

Глава 23

Новый день

Проснулся я солнечных лучей, которые пробивались сквозь неплотно сомкнутые шторы. Открыл глаза, прислушался к внутренним ощущениям. Остаток ночи я спал без сновидений. Но проснулся на удивление свежим и бодрым, как будто не провел половину ночи в лекарне, пережигая силу на пределе возможностей. Только голова оставалась чуть тяжёлой, с ватным налётом, будто граница между сном и явью стёрлась не до конца. На всякий случай я потер ладони и активировал плетение анатома. Но и способность сказала, что я в норме. Поэтому я лениво потянулся, встал с кровати. Накинул на плечи висевшую на спинке стула рубаху и направился в ванную, где холодная вода окончательно привела меня в чувство.