Меж двух огней (СИ) - "Lt Colonel"

Естественно, ведь мне нет восемнадцати лет. Я не обладаю избирательным правом, а до официального разрешения на алкоголь и сигарету ждать и того больше — до двадцати. Не то чтобы эти ограничения имели вес здесь… Но для того, чтобы создать у воина впечатление, будто я являюсь отпрыском дворянского рода, не имеющим шансов на наследство из-за позднего рождения и при этом не соврать, такая формулировка вполне сгодилась.

Вербер хохотнул. Сгущавшееся в уголках его глаза презрение рассеялось, и он открыто улыбнулся.

— Ничуть! Разве могу я оскорбить человека, спасшего жизнь госпожи и мою собственную, господин Такуми?

Мне показалось, что совсем недавно большую часть его признательности вознамерилась уничтожить надменность урождённого превосходства, однако говорить об этом я не стал. В голове по-прежнему не укладывалась варварская лёгкость, с которой незнакомые люди разбрасываются именами. Для тех, кто лишён фамилий, это единственный путь взаимодействовать, однако обладающие ими должны догадываться, что здравая социальная дистанция подразумевает избегание имён до тех пор, пока стороны не познакомятся поближе и не начнут доверять друг другу.

— А ваша госпожа?..

— Оливия-Фредерика-Белла ван Дошенвальд ин д’Курлиан, первая дочь барона Фредерика-Александра-Франсуа ван Дошенвальд ин д’Курлиан, владетеля города Эстидак и земель Приама.

Надо отдать должное Верберу, он произнёс титул с чувством и расстановкой — не выпалил на одном дыхании, скорее, пропел, сделав акцент на родовых приставках и слове «первая». Словно знакомство происходило не посреди дороги, на которой тут и там лежали неподвижные тела, а на королевском приёме. Впервые всё время, что я жил в новом мире, шаблон длинных имён средневековой знати оказался воплощён в реальную жизнь. Наверное, здесь выглядел бы уместно вопрос, почему другие не обладали подобным ворохом пышных титулов, однако задумываться над этим не хотелось. Передо мной встал куда более насущный вопрос. Я не запомнил имя.

Дверь кареты приоткрылась, и на подножку экипажа ступила девушка едва ли старше меня. Её чуть округлое, побледневшее, по-детски припухлое лицо хранило воспоминания о пережитом ужасе, а веки краснели от недавних слёз. Однако взор девушки наполняли самообладание и решимость, неожиданные для хрупкой куклы, жизни и достоинству которой недавно угрожали вооружённые бандиты. Пронзительные голубые глаза, напомнившие мне о ясном летнем небе над Токио, удачно сочетались с длинным платьем свободного покроя. На нём виднелись сложные вставки сапфирового и золотого орнамента. Водопад вьющихся каштановых волос доходил до середины талии.

— Вербер, старомодный ты пёс… — Её голос ещё не избавился от дрожи остаточного потрясения, но в нём пульсировала внутренняя сила, присущая тем, кто привык с рождения повелевать людьми вокруг. Вербер глубоко поклонился, приложив ладонь к сердцу.

— Прошу извинить, госпожа.

Девушка улыбнулась уголками губ, хотя глаза её оставались холодны, как далёкие звёзды.

— Друзья зовут меня Оливия, Такуми.

Я повторил жест Вербера.

— Рад познакомиться, госпожа Оливия.

Двумя пальцами дочь барона держала окровавленный батистовый платок. Только сейчас я заметил, что платье в нескольких местах разорвано, а подол запятнан в красном, и подозрение заставило уйти сердце в пятки.

— Госпожа, вы не ранены⁈

Природная гордость знатного семейства могла запрещать проявлять слабость перед посторонними, однако о травмах нельзя молчать. Предположим, что Оливии навредили во время нападения, о чём ей было бы стыдно признаться в окружении людей ниже её по статусу, тем более что они бы всё равно никак не помогли ей. Но вполне вероятно, что Вероника сумела бы исцелить синяки или порезы до того, как мы попали бы в город. В условиях антисанитарии, присущей неразвитым обществам, пренебрегать возможностью быстрого выздоровления глупо и опасно.

Щёки Оливии вспыхнули, и она смяла платок, но затем, вспомнив, что он перепачкан в крови, брезгливо разжала ладонь и выбросила его. Я мысленно похвалил себя за то, что догадка была верна. Несомненно, Вероника поддержит моё стремление помочь дворянке, ведь тогда она точно не откажет в ответной услуге.

— Я в порядке, — сказала Оливия, вернув себе самообладание, — Чего не скажешь о Донне… храбрая дурочка. Напрасно я позволила ей держать при себе нож.

— Поистине жаль, что вам пришлось наблюдать…

— Я потеряла сознание, как только первый… мужлан ворвался в карету, — резко сказала девушка, — Если бы не её желание спасти меня, мы обе остались бы живы. И если уж на то пошло… — Она пригвоздила взглядом Вербера, — Защищать девушку — долг мужчины, а не её служанки.

— Вы правы, госпожа.

Оливия кивнула и спустилась к нам. Что-то в ней насторожило меня, но что — я не понимал.

— Я бы попросил вас, господи Такуми, помочь мне перенести тела павших воинов в бою… — Вербер поймал взгляд Оливии и поправил себя, — Воинов и бедняжку Донну нужно перенести к обочине. Нельзя позволить им лежать без последней молитвы на виду у всех, пока мы не вернёмся домой и не пошлём за ними отряд.

Перспектива возиться с трупами ни капли не воодушевляла, однако то, что высокомерные даже в такой ситуации дворяне согласились считать меня равным или условно равным себе, радовало.

Внезапно лица Оливии и Вербера окаменели. Догадаться, что вызвало столь резкую перемену, было до боли легко.

— Такуми, на пару слов.

Разумеется, как минимум рыжий охранник должен был видеть, кто вступился за них. Однако напоминание о том, что от смерти тебя спас её рыцарь, уязвляло само по себе.

Я обернулся к Веронике. Она догадалась умыться; скорее всего, истратила всю воду, набранную на привале. К сожалению, её запасов не хватило на одежду. Магичка смотрелась, как оживший труп, который вдоволь отведал человеческой плоти и потом зачем-то сполоснул ладони и голову.

В руках Вероника держала свёрток с одеждой. Я наскоро извинился и бросился к ней. Между лопатками зачесалось, будто спина ожидала, что в неё вот-вот вонзится меч. И даже когда мы зашли за угол кареты и отдалились от неё на некоторое расстояние, мне всё казалось, что сквозь экипаж нас прожигают две пары внимательных глаз.

Глава 26

Петляя по улочкам Новой Литеции с набитой сумкой, Айра прокручивала в голове последний день работы во дворце. Порой она трогала щёку, на которой всё ещё горел фантомной болью след от пощёчины Селесты. Принцесса сдерживаться не собиралась: от удара Айру повело в сторону, а в ушах зазвенело, да так, что она не услышала, как её отчитывали. Зато от десятка злорадных взглядов кожу обожгло как огнём. Селеста не то решила для пущей реалистичности собрать побольше свидетелей, не то пестовала новое поколение горничных и соглядатаев — в покоях принцессы давно не было так людно от фрейлин.

Затем в лицо Айре ткнули прядью волос Селесты, которую она якобы случайно состригла. Немного поколотили: хорошо, что били слабо, без умения. После чего выставили из дворца. Кукольное представление для спесивых болванов, так сказала принцесса, когда объясняла основы.

Айра тяжко вздохнула и зашипела от боли в рёбрах. Всё-таки она недооценила фрейлин. И от куклы можно пропустить крепкий удар.

Когда дорогу загородили два скабрезно скалящихся оборванца, Айра даже не удивилась. Запас удачи на сегодня она явно растратила заранее и неизвестно на что. Вцепившись в сумку так, что побелели костяшки, она сказала:

— Я подружка Вихрастого Мела.

— Да хоть самого Сехта, милая, — показал пеньки зубов наиболее мерзкий, с шишкой у виска, отчего один глаз у него был наполовину закрыт — застыл в вечном похотливом подмигивании. Айра оглянулась и увидела, что путь назад отсёк ещё один голодранец, такой же гадкий, как и его дружки спереди. Он помахивал ржавым тесаком без ручки.

Упоминание правой руки главаря местной банды не остановило их. Сердце у Айры подскочило от страха и застряло в горле комком, мешавшим говорить. Во рту пересохло. Она что-то пискнула и прильнула в стенку в тщетной надежде съёжиться, растаять струйкой дыма и просочиться сквозь щели в древней кладке. Подушечки пальцев мазнуло скользящим чувством нажима. Рефлекс, сохранившийся с глубокого детства: если некуда бежать, свернись клубочком и трясись от ужаса, тогда, быть может, пройдут мимо, пожалеют пинка. Этому приёму научила старшая подруга в приюте, с которой они побирались у храмов.