Возвращение - Гончарова Галина Дмитриевна

Боярин устал, ему отдохнуть требуется.

Холопка и пошла. Побежала даже, виляя объемным задом под сарафаном и посматривая задорно. Видите, какова я? Завидуйте!

Боярыня Евдокия, на это глядя, только зубами скрипнула.

Ладно-ладно, Вера. Погоди ж ты у меня, не век тебе с боярином… хоровод водить. Надоешь ты ему, как сотни других до тебя, и отправишься в поместье. А до того еще и я на тебе отыграюсь.

Умные бабы, когда в полюбовницы к боярину попадают, хвост прижимают да на меня оглядываются.

А ты решила, что одна такая? Единственной будешь?

Посмотрим… ох как посмотрим!

– Вот она! Вышла!

Двое мужчин, наблюдавших за боярским подворьем, переглянулись.

Боярышня Устинья.

Одна? Нет, холоп за ней идет. И она куда-то идет… куда? Это и не важно, главное, что возвращаться будет той же дорогой.

Ладога хоть и столица, да есть в ней улицы, по которым лучше и днем не ходить. Так измараешься, что в трех водах не отмоешь. Так что…

– Ты нашим знать дай, а я за ними прослежу, мало ли что.

Мужчины переглянулись и осторожно разошлись. Один за боярышней, второй к своим людям.

Вера была счастлива.

Они с боярином сейчас плоть потешили, он ей несколько монеток сунул и выпроводил. Но это ж пока!

Раньше-то ей сложнее было, она боярина с Настасьей делила. А та… уж себе честно скажем! Настасья вроде и не красивее Верки, а какая-то…

Не люб ей был боярин, вот оно что! А мужики ведь за той косточкой тянутся, которую не достать! Вот боярин к себе Настасью и тащил.

Но сейчас-то ее в деревню отослали! Нет ее здесь!

А Вера есть!

И она-то все сделает, чтобы стать не просто полюбовницей, а единственной. Чтобы надолго при боярине остаться. А может, и ребеночка от него ро́дить?

Он хоть и старый, да что с того?

Ребеночка-то он и признать может, а когда нет, так хоть обеспечить. И Веру при себе оставить. Может ведь?

Так-то может, но тут еще как получится?

Может ведь и всяко сложиться? К примеру, Верку с ребенком в деревню отошлют да замуж за кого выдадут? Ох, могут…

А не хочется.

Хочется-то при боярине! С ним и тепло, и уютно, и сытно, и сладко. А семья, дом…

Да не хотела Верка себе такого! На мать свою насмотрелась! Когда к тридцати годам старуха и детей двенадцать штук, из них четверо выжило, а восьмерых Бог забрал… да и матушки уж пятый год как нет. И что?

Себе такое устроить?

Нет уж, Верка кто хотите, а не дура! Боярыня вон чуть моложе ее мамки, а жизни радуется! И Верка себе такого же хочет! А для того боярина к себе присушить надобно.

Но где ж знахарку найти?

Бабка Агафья?

Та точно может, как взглянет – аж мороз по коже прошивает! Только вот боярина она привораживать не станет.

Может, Верке сходить к кому? Только вот…

И страшно, и денег надобно, и грех это великий…

А и пусть!

Отмолит небось! А пока… Кого бы расспросить? А то ведь за такое и на дыбу попасть можно. Карают за колдовство нещадно.

Страшно.

Верка еще подумает. Но…

Боярин ведь!

И сытая жизнь рядом с ним. Просто так оно не дается.

Устя и понять не успела, что происходит.

Просто свистнуло коротко что-то, хлопнуло…

Захрипел и осел на землю Петр, хватаясь за грудь. А в груди у него торчало что-то красное, и рубаха кровью намокала.

Устя даже и не поняла сразу, что это арбалетный болт.

А потом уж и поздно было.

Одна рука обхватила за шею, вторая прижала к лицу едко пахнущий платок.

Устя и пискнуть не успела, как сознание потеряла. И сила ее не помогла.

Почему-то только одна мысль беспокоила. Она же и стеклярус купила, и нитки шелковые, и несколько игл тонких…

Потеряют – УБЬЮ!!!

– Попалась птичка. В клетку везем.

Руди засиял, как ясно солнышко. Он-то ждал, что больше времени понадобится. А то и выманивать боярышню придется со двора. Ан нет!

Сама в ловушку прибежала!

И ждать не пришлось!

– Проблем не было?

– Холоп с ней был, успокоить пришлось.

– Насмерть?

– А то ж!

Арбалетные болты – дорогое удовольствие, так что Петра добили, болт забрали.

– Вот и ладно. Вы уж последите за ней, завтра с утра привезу кого надобно.

– Последим, не беспокойся.

– И девку не трогайте. Попугать можете, а чтобы серьезное чего – не смейте.

– Ты, иноземец, нам платишь – мы делаем.

Намек Руди понял и в протянутую ладонь опустил кошель с монетами. Наемник открыл его, осмотрел содержимое и кивнул.

– Любо. Будем тебя, боярин, ждать.

– Как увидите, что едем, так сразу убирайтесь. Пусть девка одна побудет, связанная. Понятно?

Наемник кивнул и убрался.

Руди прошелся по комнате.

План царицы Любавы был прост и ясен.

Ежели Фёдору эту девку хочется, пусть он ее получит. Вот ему девка, вот уединенный домик… натешится – там посмотрим, что с ней делать. Останется жива? Договоримся, ей тоже позора не захочется. Можно и замуж за кого-нибудь выдать будет.

Будет при царице, а царевич к ней захаживать сможет, когда пожелает. А женить его… да посмотрим на ком, мало ли боярышень?

Удавит ее Фёдор?

Да и пусть ее, место глухое. Руди для такого дела сам за лопату возьмется, зароет наглую тварь! Не нравится он ей! Подлое дело он замышляет!

Подумайте только!

Вот стерва!

Боярин Заболоцкий чувствовал себя преотлично. День складывался хорошо, умиротворение и спокойствие царили в его душе.

А потом…

– Устя пропала!

Ежели боярина раскаленным прутом в заднее место ткнуть – и тогда б он так не взвился.

– ЧТО?!

Боярыня Евдокия руки к щекам прижала:

– Она за шелком пошла… и нет ее! По сию пору нет!

Боярин аж за сердце схватился.

Нет ее?! А делать-то что?!

Искать?

– Она ж не одна пошла?

– Нет. Петра тоже нет. Запропали оба.

Первое, что пришло боярину в голову:

– Сбежала?

Боярыня Евдокия так головой замотала, что кика набок съехала:

– Не могла она! Никогда! Недоброе что-то случилось!

Дураком боярин не был и светелку Устиньи первым делом проверил. Но наряды ее все на месте были, уборы, обувка…

Вздумала б она бежать, так хоть перстни с собой взяла бы. Вот лежат, бирюзой и жемчугом светят. Продать легко, унести тоже, в карман сунь – и иди. Никто не заметит.

Опять же, теплая душегрея осталась, а сама Устинья легонькую накинула, к вечеру в такой замерзнешь. Не лето уж. Рождественский пост скоро. И по утрам ледок ложится.

Значит, не думала надолго отлучаться, только туда-обратно до лавки.

Нет. Не сбегала она.

Это радовало. Все остальное боярина только огорчало.

Устинью искать надобно?

Да еще как! Но вот именно, как?!

Шум поднимется, вовек Устя на отбор царский не попадет. Сплетни змеями поползут ядовитыми, клыками вцепятся. То ли было что, то ли не было… опозорят девку!

А не искать?

Тоже – как ее оставить? А как убьют? Обидят? Уж всяко не для доброго дела девку похищают!

А делать-то что?!

Куда кидаться, к кому?!

Боярин за голову схватился. А за окном уж и смеркается. В ночь ее искать?

А где?

И как искать? По Ладоге бегать да орать: «Устя!»? Опять неладно!

Так что… поступил боярин проще некуда. Отправился к себе в горницу да и хлопнул стакан крепкого вина. А потом и второй. Вдруг какая идея и появится?

Идея оказалась вредной и к боярину не пришла. А боярыня, как ни старалась распихать мужа, так ничего и не сумела сделать.

Самой приказы отдавать?

Да она бы и с радостью! Ну так ведь… что приказывать-то?

И Илюши, как на грех, дома нет!

Сыночек, ну ты-то где еще?!

Илюше было не до семьи и не до сестры.

Илюша в этот момент миловался с царицей Мариной. Вот ведь странность!