Дочь Темных вод - Лонг Х. М.

Я хотела, чтобы они проснулись. Я хотела, чтобы листья распустились, а корни поползли по земле. Я хотела увидеть, как гистинги проносятся сквозь холодный свет Второго солнца, и услышать их голоса.

Дух в ее костях

Они выкорчевали ее из самого сердца родной Пустоши. Нашли ее, беззащитную, и сделали из нее носовую фигуру для своего корабля. Хищные, жадные. Ее мать рыдала, когда ее уносили, сестры сыпали проклятиями, а братья бушевали. Она сама плакала, пока они резали и кололи, обтачивали и полировали, изменяли ее, пока она не перестала быть Тейн и превратилась в фигуру женщины из раскрашенного дерева. Какая-то забытая святая, в одной руке копье, в другой – мотыга.

Она несла их через моря и штормы. Но там, где другие гистинги смирялись со своим пленом, та, что когда-то была Тейн, не смирилась. Она была другой, и она не нашла покоя.

Тейн – материнское дерево, наследница родной Пустоши, и ей суждено было выйти из тени своей Матери на свет солнца. Ее корни сохранят Пустошь, когда прежняя Мать падет и вернется в Темные воды. Ее сила скрепит Пустошь. Ее власть усмирит ее.

Когда она услышала стенания своих сородичей за Штормовым Валом, то сделала так, что команда корабля сбилась с пути. Она нашептывала о богатствах, скрытых в сердце бури, и ее капитан, ослепленный жадностью, поверил. Они преодолели Штормовой Вал и попали в ледяной мир, где погибло так много кораблей.

Там та, что когда-то была Тейн, бросила корабль на скалы и отказалась двигаться дальше. Команда проклинала ее и бушевала, но потом они умерли от голода, и мир Тейн затих.

За десятилетия она вросла корнями в мерзлую землю и протянула ветви к сумрачному небу. И там, где ее корни достигали сородичей, запертых в своих тюрьмах, они тоже начинали прорастать.

Так появилась новая Гистова Пустошь, и Тейн стала ее Матерью. Ее корни поддерживали их. Ее сила связывала их. Ее власть успокаивала их. Холод и ветер не беспокоили – жизненные соки и пропитание приходили из другого мира, корни уходили в Иное. Они принесли с собой лето. На ясенях и вязах распускались листья, которые не могли сорвать арктические ветры. Снег таял под березами в белых саванах, а из-под одеяла мха проглядывали шляпки грибов.

Прибывали и терпели крушение новые корабли, до которых Тейн и ее корни не могли добраться. Но когда-нибудь они доберутся, успокаивала себя Тейн. Время, в конце концов, мало что значит для бессмертных гистингов.

– Спите, – напевала она тем далеким кораблям. – Спите, пока не придет время.

А потом пришел он. Тейн почувствовала корабль Готена, когда он проходил через Штормовой Вал. Ее корни вытянулись, а листья зашуршали в ожидании.

Корабль потерпел крушение, как это случалось со всеми. Вдали от нее судно вдруг превратилось в факел в ночи, и она ощутила боль гистинга, когда его тюрьма сгорела. Затем боль исчезла, и наступила тишина.

Вскоре после этого в Пустошь забрел человек. Она почувствовала рядом с ним гистинга. Точнее, внутри него.

Ужас. Отвращение. Чувства переполняли ее и распространялись по Пустоши, но гистинг в человеке испытывал гордость.

– Посмотрите, я свободен, – произнес Готен устами мужчины. – Посмотрите, на что я теперь способен. Идемте, братья и сестры, и ты, моя добрая Матушка. Я возьму вас в новый мир, который скоро станет нашим.

Тейн отвергла это приглашение, как и все деревья Пустоши. Но многие из тех гистингов, что обитали в разбитых кораблях, куда не доставали ее корни, ответили Готену согласием.

Были и те, кто не хотел идти, но они не смогли остановить одержимого гистингом человека. Он сжигал их деревянную плоть и вгонял последние обломки в своих кричащих товарищей.

Одни из этих творений смогли выжить. Их души дополняли друг друга, и они становились сильными. Другие сходили с ума. Кто-то заснул и не проснулся. Некоторые вообще не изменились. Остальные умирали, тогда и люди, и гистинги исчезали в небытии.

Смерть. Гистинги не знали смерти до того самого дня. Но под руками Готена узнали. Войдя в человеческую плоть, они стали смертными.

Тейн пыталась остановить Готена, прекратить смерти и страдания своих детей и даже людей – ведь она научилась сострадать им. Но новому существу, этому гибриду, не могли повредить ни ее призрачные руки, ни тянущиеся корни. Он был больше чем человек, больше чем гистинг, и смерть не могла просто забрать его.

Наконец, когда все люди в его распоряжении были использованы, Готен вернулся к Тейн. Он привел с собой две дюжины уцелевших творений и последнюю человеческую женщину.

От женщины пахло Иным. Штормовичка. Она была окровавлена и избита и едва пришла в сознание, когда он толкнул ее на колени в тени материнского дерева.

– Я приберег для тебя самое лучшее. – На этот раз, когда мужчина заговорил, она поняла, что он больше не Готен. Они с сосудом окончательно проникли друг в друга и стали чем-то новым. – Это могущественная колдунья, Матушка. Прошу тебя, пойдем со мной.

Пленница подняла на Тейн остекленевшие глаза, уперлась ладонями в землю, стараясь не упасть. Но она не отвела взгляд. Она смотрела на дерево, и в ее глазах читался вызов.

Этот вызов, эта сила были хорошо знакомы Тейн. Это была та самая сила, которая провела ее саму через Штормовой Вал, заставила пустить корни сквозь замерзший мир и основать новую Пустошь. Тейн и эта женщина похожи.

– Мы вернемся на юг, – сказал Готен-человек, обращаясь ко всем деревьям в Пустоши. – И я приведу еще одну команду. Я буду приводить и убивать, пока у каждого из вас не появится сосуд. Пока каждый из вас не освободится из своих деревянных тюрем и Темных вод.

Ужас охватил Тейн, и она поняла, что должна сделать. Она не могла остановить Готена в своем нынешнем состоянии. У нее не было ни ног, чтобы пуститься в погоню, ни рук, чтобы убить. Но с телом женщины и оружием она могла бы найти способ положить этому конец. Она могла защитить свою Пустошь.

Тейн снова посмотрела в глаза женщины и увидела там свое собственное упрямство. Их души, подумала она про себя, не такие уж разные. Слияние будет успешным. Должно получиться.

Тейн заставила себя перейти из оболочки дерева в один-единственный обломок. Это оказалось сложно даже для нее, сознание сопротивлялось, но все удалось. И как только она перешла, Пустошь затихла. Листья поменяли цвет, из зеленых стали коричневыми, красными, желтыми и бордовыми. Они опадали, кружась на ветру. Гистинги остались в деревьях, но они заснули. Лето покинуло Пустошь, пришли снег и холод, и все поглотила зима.

Штормовичка не кричала и не умоляла, когда Готен взял обломок материнского дерева и приготовился нанести удар. Ее грудь содрогалась, руки тряслись, но она смотрела ему в лицо.

Готен вонзил осколок ей в сердце, и мир Тейн изменился. Потекла кровь. Сердце забилось. Легкие расправились и снова сжались. Полились слезы. А потом все скрыла тьма.

Тейн спала и видела сны, находясь в теле женщины. Она скользила между Иным и человеческим миром, не в силах укорениться ни на одной стороне. Бывали моменты просветления, но, хотя Тейн и знала, что у нее есть цель, она не могла вспомнить какая.

Прошло время. Бессмысленное, монотонное время. Но Тейн заметила еще чье-то присутствие. Кого-то очень маленького и хрупкого, крошечный огонек в Ином и новое, трепещущее сердцебиение в мире людей. Но оно не было сильным. Оно угасало.

Ребенок. Тейн поняла, что это за жизнь, и потянулась к ней. Она обняла ее, укрепила и поддержала. Она привязала себя к этой новой жизни и успокаивала ее своей силой.

По мере того как девочка росла во чреве матери, Тейн все больше пробуждалась. Случались моменты пылающей силы, страха, борьбы и бури. Тогда Тейн оживала, и они со штормовичкой разбивали целые флоты.