Дочь Темных вод - Лонг Х. М.

Мама, похоже, была благодарна мне за молчание. Она шла прямо на север, сквозь ветер и снег, а ее мысли оставались скрыты. Она выглядела немного лучше, чем на борту корабля Лирра, но в ее походке чувствовалось напряжение, зубы были крепко стиснуты, и даже в решимости прослеживалась усталость.

Часть меня все еще хотела надавить на нее, узнать, где она пропадала последние шестнадцать лет. Вытащить все тайны наружу. Может, после этого картина станет более… цельной. Но что я могла спросить? И хочу ли я на самом деле знать, на что пошла мама, чтобы заслужить доверие Лирра?

Мир сузился до расстояния выдоха. Мы брели где-то среди паутины отмелей и громадных черных валунов, увенчанных снегом и льдом. Между берегами из льда, снега и бесплодных скал плескались волны. Далеко-далеко, за ободком горизонта, скрытое за далекой снежной бурей, пробивалось солнце.

– Мы называли его Вторым солнцем, – сказала мама, глядя на тусклый круг. – Оно никогда не заходит и не восходит. Оно движется только вдоль горизонта, по идеальной траектории.

– Смешная шутка, – сказала я. – Сейчас утро, вот почему оно так низко.

Энн пристально посмотрела на меня:

– Дитя, где еще солнце встает на севере?

Я повернулась, чтобы посмотреть, где проходит Штормовой Вал. Он тянулся с востока на запад, но солнце, как и сказала мама, находилось строго на севере.

– Так и есть, – пробормотала я. – Но почему?

– Не имею ни малейшего представления.

– В Ином светит несколько солнц. Может, это одно из них?

Мама пожала плечами:

– Твои догадки стоят столько же, сколько мои, дитя.

Озадаченная, я пошла за ней следом. Мир наполнился золотистыми сумерками, исходящими от приглушенного солнца и отражающимися от белых одеял снега, льда и тихих волн. Я дрожала, и загадки этого мира были не единственной причиной. В скудном свете Второго солнца виднелись не только камень, лед и волны. Там были корабли.

Их разбросало, насколько хватало глаз, на север, восток и запад, словно кости, брошенные рукой великана. Везде, в воде и на суше, виднелись силуэты судов. Какие-то возвышались над морем, гордо неся остатки мачт с парусами и оснасткой, какие-то прибило к берегу и полностью завалило снегом. Паутина такелажа и флаги развевались на ветру, а волны били по давно опустевшим корпусам. Кладбище кораблей – красивое, но жуткое зрелище.

Мы шли, казалось, целый день, хотя Второе солнце просто плыло вдоль горизонта на неизменной высоте. Мама напевала, и я присоединилась к ней, не позволяя морозному ветру обжигать наши лица и заставляя его сдувать снег с нашего пути.

Чем дальше мы шли, тем более мрачным становилось все вокруг. Мы пробирались через ледяные мосты и огибали обломки кораблей всех народов и эпох. Я начала замечать корабли с обгоревшими носовыми фигурами. По коже поползли мурашки, когда я поняла: это дело рук Лирра, который побывал здесь больше двадцати лет назад.

Погода изменилась. Поднялся ветер, и Второе солнце скрылось за Штормовым Валом, его свет стал еще слабее, как блеск монеты на дне колодца.

– Почему ты ушла из Пустоши? – внезапно спросила мама, перекладывая топор на другое плечо. – Кто-то в деревне узнал, что ты штормовичка? Тебя выдали флотским?

Я старалась не смотреть ей в глаза. Все откладывала эту часть истории, но сейчас, похоже, наступил самый подходящий момент.

– Нет, нет… Я должна была выйти замуж. За солдата, хорошего парня. Его отправили на войну, прежде чем он успел найти нам дом, и он разорвал помолвку. Новая жена отца отправила меня к тетке, чтобы та нашла мне другого мужа.

Мама остановилась. Она покраснела от гнева, а с топором на плече выглядела совсем уж грозно. Ветер закружился вокруг нас, наметая снег на камни под ногами.

– Новая кто?..

– Он ждал пятнадцать лет, – сказала я, решив, что это будет единственным оправданием для отца. – Вся деревня говорила, что ты мертва. Даже священник сказал, что ты мертва.

– Мне наплевать. – Энн махнула рукой, словно швыряя мои слова на снег, но ее глаза ярко горели. Ей было не наплевать, хотя она старалась этого не показывать. – Я знала, что ты уехала из Пустоши по какой-то причине, – иначе Лирр бы тебя не увидел, а мы бы не покинули Южные острова. Но как отец позволил ей отослать тебя? А ты сама как позволила?

– Позволила? – Я откинула капюшон со лба, словно холодный воздух мог помочь собрать слова воедино. – У меня не было выбора. И откуда я могла знать, что Лирр охотится за мной? Отец ничего не рассказывал.

Энн долго смотрела вдаль, дыхание ее замерло.

– Он не знал, – сказала она наконец. – Я никогда не говорила ему, что гистинг перешел к тебе. Но я велела, чтобы он никогда, никогда не позволял тебе покинуть Пустошь. Этого должно было быть достаточно. А как Каспиан добрался до тебя?

Меня все еще раздражал намек на то, что я добровольно покинула деревню, будто у меня был выбор… Но я пропустила его мимо ушей и только хрипло рассмеялась:

– Я ограбила нескольких путешественников, меня схватили, приняв за отъявленную разбойницу, и приговорили к повешению. Чтобы спастись, я запела, и тогда щеголь по имени Чарльз Грант продал меня Каспиану.

Шквалистый ветер затих.

– И ты прошла через все это, – сказала она, – хотя раньше никогда не покидала нашу захолустную деревушку?

Я кивнула, и в груди разгорелось пламя гордости.

– Да.

Внезапно она обхватила мою голову одной рукой и поцеловала – наполовину в лоб, наполовину в глубоко надвинутую шапку. Я застыла, ошеломленная и ослепленная внезапно нахлынувшими слезами.

На мгновение мама замерла, прижав меня к себе. Она тяжело дышала и дрожала от напряжения, будто боролась сама с собой и проиграла. Потом отстранилась.

Но прежде чем она успела опустить руки, я обхватила ее и прижала к себе. Я услышала стук, с которым выпал топор у нее из рук, но она так и не обняла меня. Только отвернулась и прижалась – виском к виску, и я поняла, что она сдерживает рыдания. Я почувствовала, что буря, которую она сдерживала столько времени, бушует в ней.

Я закрыла глаза, чуть ослабила свои объятия, но не отпустила ее до конца.

– Я выжила, – прошептала я. Как бы мне ни хотелось сбежать, не видеть, насколько сломлена мама, я даже не расплакалась. Я больше не ребенок. Сейчас ее надо было утешать, не меня. – Ты выжила. И мы со всем справимся.

Мама вдохнула и шумно выдохнула. Затем оторвалась от меня, погладила по щеке и заглянула в глаза. Ее собственные глаза покраснели из-за слез, но губы тронула слабая улыбка. Я с грустью улыбнулась в ответ:

– Мы справимся.

Это звучало как клятва.

На следующий день, точнее, когда Второе солнце вышло из-за Штормового Вала на юго-востоке, небо окрасилось в золотисто-серый, и мы увидели остров. Он был со всех сторон окружен разбившимися кораблями.

Я порылась в мешке и достала уцелевшую подзорную трубу. Поднесла к глазам, и у меня сразу перехватило дыхание. На острове была Пустошь. Спящий зимний лес прорастал из остовов кораблей и между ними, впиваясь корнями в резную корму: лишенные листьев ясени и вязы, дубы, березы и тополя. От части кораблей остались лишь груды древесины, засыпанной снегом, а какие-то выглядели так, будто недавно сошли с верфи, с неповрежденными корпусами и парусами, которые трепетали на ветру. Гистовые деревья были огромными, выросшими до неестественных размеров, несмотря на арктический холод, отсутствие дневного света и смены времен года.

По мере того как мы приближались, я начала чувствовать, что в этих деревьях есть жизнь. Стоя в их скудной тени, я слышала, как гистинги что-то бормочут сквозь дремоту, шевелятся то тут, то там. Но ни одно дерево не заговорило со мной, погруженное в свой безмолвный покой.

Тени тянулись к нам по снегу под непредсказуемыми углами, ветви были похожи на когти, а стволы – на сгустки ночного мрака. Я замедлила шаг, сердце бешено колотилось. Я чувствовала себя путником, который возвращается домой в ночной темноте, чужаком в собственном доме, чья семья спит и не подозревает, что хозяин вернулся. Вот ясень. Вот вяз. Я знала каждого из них где-то там внутри, но они не замечали меня.