Четвертое крыло (ЛП) - Яррос Ребекка

Он танцует вперед, а затем наносит удар ногой, целясь в мою середину, и я отступаю назад, едва избегая удара. "Спорим, ты хотела бы бросить этот клинок, да?" — насмехается он, зная, что я не нарушу правило, если это может навредить кому-то в поединках, происходящих вокруг нас.

"Спорим, ты хотел бы не знать, каково это — выковыривать один из моих ножей, не так ли?" отвечаю я.

Его губы сжимаются в тонкую линию, прежде чем он обрушивает на меня серию ударов и взмахов своим кинжалом. Я не могу уклониться — он слишком силен для меня, о чем свидетельствует кинжал, который он легко выбил из моей руки, — поэтому я использую свою скорость, уклоняясь и ныряя, нанося еще один удар, на этот раз по предплечью.

"Проклятье!" — бушует он, изворачиваясь, когда я обхожу его со спины. Он застает меня врасплох, фиксирует мою руку и переворачивает меня через спину на мат.

Я принимаю удар на плечо и вздрагиваю, но нет ни звука разрыва. Поблагодарить Имоджен будет моей первой задачей, если я выберусь из этого.

Держа мою руку зафиксированной, Джек направляет свой нож прямо мне в грудь, но он отклоняется моим жилетом, проскакивает по ребрам и вонзается в коврик.

"Он использует смертельные удары!" кричит Ридок. "Это запрещено!"

"Остановись, Барлоу!" кричит Эметтерио.

"Что ты думаешь, Сорренгайл?" Джек шепчет мне на ухо, удерживая меня в неподвижном состоянии с рукой за спиной. "Признай это. Мы с тобой оба знали, что между нами все так и будет. Быстро. Смущающе легко. Фатально. Твоего драгоценного предводителя крыльев здесь нет, чтобы спасти тебя".

Нет, но Ксаден будет страдать… если не хуже, если Джек достигнет своей цели. Эта мысль побуждает меня к действию. Не обращая внимания на боль, я делаю кувырок, подвывихнув плечо, но освобождаюсь от его хватки, когда он запутывается в моих ногах.

Затем я бью его прямо по яйцам.

Он падает на колени, когда я поднимаюсь на ноги, сжимает себя в руках, его рот открывается в беззвучном крике.

"Сдайся", — приказываю я, поднимая кинжал, который я уронила. "Я могу разрезать тебя в любую секунду. И ты, и я знаем, что если бы это была реальная жизнь, ты бы уже был готов".

"Если бы это была реальная жизнь, я бы убил тебя, как только ты ступила на ковер", — прошипел он сквозь стиснутые зубы.

"Сдавайся."

"Отвали!" Он бросает свой кинжал.

Я вскидываю руки, чтобы блокировать удар, но он вонзается в мое левое предплечье. Потоки крови и боль пронзают нервы вдоль моей руки, вспыхивая с тревожной остротой, но я знаю, что лучше не вытаскивать его. Сейчас он зажимает рану, как может.

"Не бросать!" кричит Эметтерио со стороны, но Джек уже движется, устремляясь ко мне с серией ударов ногами и руками, к которым я не готова. Его кулак врезается мне в щеку, и я чувствую, как трескается кожа.

Его колено выбивает воздух из моего тела, когда он бьет меня в живот.

Но я остаюсь на ногах, пока его руки не сжимают мое лицо. Агония заполняет каждую клеточку моего тела, когда яростная, вибрирующая энергия прорывается сквозь меня с такой силой, что кажется, будто он отделяет связки от костей, мышцы от сухожилий.

Я кричу, сотрясаемая непонятной мне внутренней силой, словно он вливает в мое тело свою собственную силу, потрясая меня тысячей укусов вибрирующей энергии.

Сейчас. Если я не сделаю это сейчас, он убьет меня. Мое зрение уже темнеет по краям.

Я протягиваю дрожащую руку в карман своей кожанки и открываю пробку на флаконе.

Его садистская ухмылка и красный ободок вокруг глаз — все, что я могу видеть, пока он вливает в мое тело все больше и больше силы, но его руки заняты, и он слишком одержим своей победой, чтобы услышать, что я перестала кричать, увидеть, что я двигаюсь.

"Он использует свои силы!" ревет Ридок, и из угла моего уменьшающегося зрения я вижу движение с обеих сторон.

Я пихаю пузырек в улыбку Джека с такой силой, что чувствую, как ломается один из его зубов.

Руки тянутся к нам обоим, и я слышу, как Ридок и Эметтерио вскрикивают, отдергивая руки после контакта. Что бы ни делал Джек, это передается от меня к ним через прикосновение.

Мои зубы стучат, когда боль поглощает меня, мое тело борется за то, чтобы потерять сознание, избежать невыносимой пытки, но я отказываюсь поддаться тьме, пока Джек не хрипит.

Его глаза расширяются до невозможности, и он опускает руки, сжимая собственную шею, когда дыхательные пути закрываются.

Мои колени подгибаются, мое тело все еще содрогается, когда я падаю на мат, но и Джек тоже, вздымается и царапает когтями свою шею, его лицо становится багровым.

Через несколько секунд лицо Ридока оказывается у моего лица. "Дыши, Сорренгайл. Просто дыши".

"Что, черт возьми, с ним такое?" — спрашивает кто-то, пока Джек корчится.

"Апельсины", — шепчу я Ридоку, когда мое тело окончательно сдается. "У него аллергия на апельсины". Я проваливаюсь в небытие.

Когда я просыпаюсь, меня нет на коврике, и по окнам лазарета квадранта целителей я вижу, что наступила ночь. Меня не было несколько часов.

И это не Ридок, сидящий в кресле рядом с моей кроватью и смотрящий на меня так, словно хотел бы убить меня сам.

Это Ксаден. Его волосы взъерошены, как будто он их дергал, и он переворачивает кинжал с конца на конец и ловит его за кончик, не глядя на него, прежде чем убрать в ножны. "Апельсины?"

Я знаю, что ты не хочешь этого слышать, но иногда нужно знать, когда принять смертельный удар, Мира. Именно поэтому ты должна быть уверена, что Вайолет попадет в квадрант Писаря. Она никогда не сможет отнять жизнь.

— Страница семьдесят, Книга Бреннан

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Я поднимаюсь с кровати, чтобы сесть, но боль в руке напоминает мне, что пару часов назад в ней был кинжал. Теперь она забинтована. "Сколько швов?"

"Одиннадцать с одной стороны и девятнадцать с другой". Он выгибает темную бровь и наклоняется вперед, опираясь локтями на колени. "Ты превратила апельсины в оружие, Насилие?"

Я перехожу в сидячее положение и пожимаю плечами. "Я работала с тем, что у меня было".

"Поскольку это сохранило тебе жизнь — сохранило жизнь нам — я не могу спорить, и я не собираюсь спрашивать, как так получается, что ты всегда знаешь, кому в итоге бросишь вызов". В этом взгляде есть определенный гнев, но есть и нотка облегчения. "Рассказав Ридоку, Эметтерио смог вовремя доставить его сюда. К сожалению, он лежит на пять коек ниже тебя, и он будет жить, в отличие от второго курса через ряд. Ты могла бы убить его и избавить всех нас от драмы".

"Я не хотела его убивать". Я покрутил плечом, проверяя его. Болит, но не вывихнуто. Мое лицо тоже нежное. "Я просто хотела, чтобы он перестал меня убивать".

"Ты должна была сказать мне". Обвинение срывается с его губ в рычании.

"И ты бы ничего не смог сделать, кроме как выставить меня слабой". Я сужаю на него глаза. "А ты уже несколько недель ни о чем не говоришь. Если бы я не знала лучше, я бы подумала, что этот поцелуй напугал тебя". Черт. Я не хотела этого говорить.

"Это не обсуждается". Что-то вспыхивает в его глазах и быстро сменяется холодной маской безразличия.

"Серьезно?" Я должна знать лучше, учитывая, что он избегал этого так долго.

"Это была ошибка. Мы с тобой будем вместе до конца наших дней, и никогда не сможем сбежать друг от друга. Вступать в отношения — даже на физическом уровне — это колоссальная ошибка. Нет смысла говорить об этом".

Я едва удерживаюсь от того, чтобы не схватиться за грудь, чтобы проверить, все ли мои органы находятся там, где должны быть, потому что мне кажется, что он только что изверг меня четырьмя предложениями. Но он был увлечен этим так же, как и я. Я была там, и этот энтузиазм невозможно было не заметить. Но, возможно, это был чурам. "А если я захочу поговорить об этом?"