Дочь Темных вод - Лонг Х. М.

И тут Тейн заговорила. Она была как воспоминание или забытый сон, но более реалистичный.

«Сестра, – прозвучало у меня в груди. – Они идут».

По Пустоши разнеслись выстрелы.

Сорок третья глава

Сын Черного Прилива

Я выглянул из укрытия за валуном и выстрелил. Разбойник упал, как куль с зерном, и я пригнулся, чтобы перезарядить мушкет. По обе стороны от меня палили пираты, пар от их дыхания смешивался с пороховым дымом и растворялся в бесконечных сумерках.

Затем я снова высунулся из-за камня и выстрелил. Но на этот раз чужая мушкетная пуля задела плечо, и я, выругавшись, спрятался за валуном. Вторая пуля попала в камень, взметнув пыль. Чтобы понять, насколько серьезно ранен, я попытался сжать задетую руку в кулак. Плащ был пробит на уровне плеча, и я чувствовал, как пульсирует струйка крови, но рука все еще двигалась. Боль ощущалась приглушенно: слишком сильно колотилось сердце и слишком холодно было вокруг.

Снова послышались хлопки мушкетов. Я выглянул, чтобы понять, откуда они доносились, – чуть левее центра Пустоши. Похоже, наши враги двигались именно туда, куда мы и хотели, – к Мэри у материнского дерева, а потом к западному берегу, где они окажутся зажатыми между нами и пушками «Гарпии».

– Приготовьтесь! – крикнул я своим спутникам, перезаряжая мушкет так быстро, как только мог. – Мы наступаем.

Мою команду передали по шеренге, и я, зажимая раненую руку другой, привстал.

– Готовы? – спросил я и скомандовал: – Вперед!

Мы покинули укрытия и перешли на бег. Снежный наст крошился под ногами. Хлопья продолжали падать с неба, хотя они не были такими большими и тяжелыми, как те, что призвала песня Мэри и Энн. Снег больше походил на град и налипал на одежду.

Мы спрятались в тени разбитого корабля, мачты которого лежали горизонтально лесной подстилке. Неестественно большой куст боярышника пророс сквозь носовую фигуру в виде лошадиной головы и укрывал нас, пока мы пробирались под мачтами и огибали дальний борт корабля.

– Группируемся, – приказал я.

Мы выстроились в линию в тени боярышника, плечом к плечу, с мушкетами на изготовку. Я сдвинул назад промокшую шапку и стал всматриваться в ночь, но мир вокруг сохранял неподвижность. Ни пиратов, ни разбойников. Только белый снег и тени деревьев на нем.

Вскоре один за другим раздались два пушечных выстрела. Дрожь прокатилась по позвоночнику. Это был сигнал «Гарпии» к отступлению, но наш штурм едва начался.

– Что-то пошло не так, – пробормотал Пенн; его шапка по обыкновению была сдвинута на макушку. – Возвращаемся, сэр?

Ужас охватил меня, я с легкостью мог перечислить несколько причин, по которым Димери мог подать сигнал к отступлению, и ни одна не была хорошей. Возможно, корабль Лирра неожиданно подобрался к «Гарпии» и сейчас атаковал судно. Или Мэри… Нет, я не должен был думать о ней. Следовало сосредоточиться на собственной задаче и дать Мэри выполнить свою.

– К берегу! – крикнул я сразу после того, как прозвучали пушечные выстрелы.

Мне пришлось повысить голос, чтобы команда услышала меня, и этого оказалось достаточно, чтобы выдать нас противнику.

Вокруг захлопали мушкеты и пистолеты, сумерки озарились вспышками выстрелов. Ветка боярышника над моей головой отломилась и упала. Дерево было окутано свечением гистинга, оно закручивалось вокруг ствола спиралью.

Я кинулся бежать.

– Все к берегу!

На мой призыв откликнулись пираты и охотники за пиратами. Мы спотыкались, перепрыгивали через препятствия, петляли, пытаясь увернуться от пуль Лирра.

– Вперед, вперед, вперед! – кричал я, толкая замершего мальчишку с расширенными от ужаса глазами и кровью на лице. – Двигайся!

Мы преодолели с десяток шагов, прежде чем снова раздался треск мушкетов. Мальчик, бежавший в шаге от меня, молча рухнул на снег. Пуля снесла ему половину черепа. Мне залило кровью глаза, во рту пересохло, но я даже не смог закричать. Ну, или не услышал собственного крика. Перед глазами пронеслись последние мгновения жизни мальчика, страх застыл на его юном лице. Но мое тело не переставало двигаться, даже когда на меня обрушилось Иное.

Ноги больше не проваливались в снег, их омывали волны мелководья Темных вод. Я продолжал бежать, сопротивляясь мороку Иного и молясь, чтобы не оступиться и не упасть там, в мире людей. Я все еще мог чувствовать настоящую землю под ногами, вот только знал, что это ненадолго.

Мне следовало вернуться. Я изо всех сил сосредоточился, потянулся за монетой, но раненая рука не слушалась. Темные воды стали прозрачнее. Вокруг зажглись синие огни. Корни гистовых деревьев нависали над головой, переплетаясь и спутываясь. Стрекозы кружились под жужжание собственных крыльев, а в воде подо мной замелькало белое сияние приближающихся моргоров.

Я выругался и побежал к ближайшему дереву – огромной березе, чьи корни образовали что-то вроде островка. И я едва успел выскочить из воды и прижаться к дереву, разгоняя сотни стрекоз, которые отдыхали на ее коре.

Десятки моргоров преследовали меня по пятам. Они вытягивали морды, отвратительную помесь чего-то кошачьего с лошадиным, щелкали острыми зубами, над водой торчали плюмажи плавников, что колыхались, как странные цветы, а их глаза горели жаждой крови и плоти.

Я попытался вернуться в собственное тело. Изо всех сил потянулся за монетой, но, похоже, было поздно, я погрузился в Иное слишком глубоко.

Ужас обрушился на меня. Я снова почувствовал себя ребенком шести лет от роду, запертым в собственных кошмарах. Вспомнилась приманка в виде чашки молока, которую я доверчиво принял из рук матери, хотя на вкус оно было как сгнившие фрукты или перебродившее вино. Ловушка кощунственной магии, которая, по словам адептов Черного Прилива, сделает меня могущественнее. А рядом, в своей кровати, уже лежал Бенедикт, с перевязанными ранами, которые остались после его собственного испытания. Того самого, что разрушило его разум и сделало его тем, кем он стал. Испытания, которое я не смог остановить.

Моргоры пронзительно завизжали. Звук причинял физическую боль, и я услышал, как из моего горла вырвался сдавленный крик. В моих ушах это прозвучало как пронзительный всхлип ребенка. Но на самом деле это был яростный рык, в котором смешались ужас, отчаяние и сотня других разрозненных эмоций.

Моргоры отступили. Я остался стоять на островке из корней, прижавшись к березе, а твари исчезли в Темных водах. Стрекозы тоже улетели, и я на мгновение остался один, тяжело дыша.

В голове мелькали отрывки из мерейской книги. В последние часы перед битвой я прочитал все, что успел, и теперь мой разум пытался осознать, что только что произошло. Но горячая кровь туманила сознание, я не мог мыслить ясно.

Где-то там, в мире людей, мои пальцы сжали монету. Я попятился назад и обнаружил, что кто-то пытается поднять меня на ноги под спящей зимней березой. Снег таял на коже и забивался под одежду, слепил глаза.

Я моргнул, глядя вокруг, как новорожденный. За спиной того, кто удерживал меня на ногах, виделась изрядно поредевшая Пустошь. Наконец до меня дошло – я вернулся, остался в живых, и мы почти добрались до берега.

– Сэр! – Пенн увидел, что я открыл глаза, и отпустил меня. – Я думал, что потерял вас! Вы ранены? Нужно бежать, сэр, сейчас же!

Дыхание сперло, а затем раздался бессмысленный смешок. Я сейчас походил на Бена, но мне было все равно. Чудовища обернулись в бегство. Я провалился в Темные воды – мой кошмар наяву, но я вышел невредимым.

Глаза Пенна округлились в тревоге.

– Сэр?

– Бегите, мистер Пенн! – крикнул я, поднимаясь на ноги.

В холодных сумерках раздавались хлопки выстрелов, но я ощущал себя бессмертным, мышцы были сильными, кровь горячей, а воля железной. Боль в руке казалась пустяком, она мерцала где-то на краю сознания.