Дочь Темных вод - Лонг Х. М.

«Сестра».

Призрачный голос повис в воздухе. По коже поползли мурашки, но я продолжала биться в железной хватке матроса.

На мгновение я замерла, увидев, что существо из кладовки отделилось от деревянного борта рядом со мной. Контрабандист отпрянул назад, захлебнувшись криком. Где-то на самом верху открылся люк, и сапоги загремели по лестнице.

Дыхание сперло, я повернулась и увидела кончик носа гистинга так близко от собственного, что они чуть не соприкоснулись. Глаза-стекляшки озабоченно сузились, а ноги-щупальца снова собрались в подобие юбки.

«Сестра, почему ты не разговариваешь со мной?»

Что? Гистинги и люди не разговаривают, и гистинги не обладают плотью. Тогда как я могла слышать ее и чувствовать руку на своей щеке, как могла чуть не стукнуться с ней носами? Это безумие. Это…

Я настолько увлеклась размышлениями о мифическом существе, что совсем забыла о главном – спасении. Команда Рэндальфа окружила нас.

– Что здесь делает эта тварь? – услышала я шепот одного из матросов.

– Джульетта… – прошептал другой.

– Не разговаривай с этим, идиот!

Гистинг не обращал на них внимания. Призрачная женщина отступила назад и стала рассматривать меня, по ее «юбке» пошла рябь. В глазах по-прежнему не было души, только холодный стеклянный блеск, но когда она заметила мою маску и связанные руки, я вдруг увидела во взгляде понимание.

Мгновение спустя существо исчезло.

– Что происходит? – раздался на палубе голос Рэндальфа.

Он развернул меня лицом к себе, я отшатнулась, но он лишь протянул мне маленький, изящный ключик. Ключ от моей маски.

Я освободилась, и маска с щелчком упала в его ладонь. Я закашлялась и попыталась сплюнуть, вытирая губы связанными руками.

– Что случилось? – повторил контрабандист.

В голове у меня шумело, я старалась придумать какие-то отговорки. Я бы могла начать жаловаться, обвинять охранника в том, что он был груб, – а он не отличался нежностью, – но вместо этого изо рта вырвалось то, что на самом деле хотелось сказать. То, что нужно было сказать.

– Ваш матрос вытащил меня из кладовки, я разбила фонарь ему об голову и попыталась сбежать, – заявила я, задрав подбородок.

– Сбежать? – Рэндальф посмотрел на открытый орудийный люк, затем на матроса с окровавленным лицом. – Ты что, оставил его открытым?

Тот выглядел скорее настороженно, чем сердито.

– Чтобы обменяться сигналами со шлюпкой, кэп.

– Это следовало сделать, когда пробили первую склянку!

Рэндальф, который был куда ниже и мельче своего матроса, сделал достойную восхищения попытку выглядеть грозным. И, судя по реакции всего экипажа, его недовольство вызывало вполне реальный страх.

– Они опаздывают, – попытался оправдаться матрос.

Рэндальф шагнул ближе:

– Значит, ты оставил люк открытым и выпустил штормовичку?

– Капитан, я…

Рэндальф резко повернулся ко мне и протянул маску.

– Мисс Ферт, вот первый урок жизни на борту моего корабля. Делаешь добро – я вознаграждаю. Делаешь плохо – наказываю. Честный договор, верно? Простая система, которую в силах понять даже последний слабоумный тупица из Бэрроусайда.

Капитан посмотрел на матроса, показывая, кто тут тот самый тупица, о котором шла речь. Этот взгляд был таким холодным и жестоким, что я внезапно поняла страх экипажа.

Всякое желание рассмеяться, обозвать или ударить моего похитителя исчезло. Какой бы злой и разочарованной я ни была, следовало сохранять холодный разум. Я обязана позаботиться о себе.

– Понятно, – тихо произнесла я.

– Замечательно. – Рэндальф повернулся к своей команде. – Привяжите этого идиота и принесите мою плеть. И готовьте корабль к выходу в море. Я хочу, чтобы мы покинули Уоллум уже завтра вечером.

– Но, сэр… – возразил другой матрос. – Мы же собирались отчалить только через три дня?

– Уже неважно. – Рэндальф продолжал улыбаться, а когда он вставил мне кляп в рот, его ухмылка стала еще противнее. Мне потребовались все силы, чтобы не начать сопротивляться. – Как только мы окажемся в открытом море, привяжите нашу новую штормовичку к мачте.

Пятая глава

Бухта Антифония

Фишер, прищурившись, смотрела на меня поверх зеленой книги с золотым тиснением на корешке.

– Слейдер все еще в ярости из-за вашей выходки.

Я примостился на дальнем конце скамьи и стянул с головы вязаную шапку, прикрывавшую спутанные грязные волосы.

Мы оба сидели в каюте, которую называли домом. Посередине висела холщовая занавеска, ночью она разделяла каюту на две части, а днем мы ее откидывали. Гамак Фишер свисал с балки на ее половине. Мой лежал в рундуке у переборки за ненадобностью: всю ночь я стоял вахту – мое наказание за то, что мы упустили штормовичку. Слейдер был уверен, что я намеренно провалил аукцион, и то, что я отослал Фишер прочь, тоже сыграло не в мою пользу.

В нашей каюте не было ничего, кроме фонаря, наполненного светящимися стрекозами, стола со скамьей и закрепленной у стены печки. Фонарь считался роскошью, ведь он точно не станет причиной пожара и никакая, даже самая сильная буря не сможет загасить его огонь. Стрекозы, как и все изначальные обитатели Иного, были бессмертны, не нуждались ни в пище, ни в воде, ни даже в воздухе. Когда спали, они светились мягким пурпурным и розовым, а когда просыпались, их сияние становилось ярче.

Фишер накинула поверх рубашки полосатое одеяло так, что на виду оставался только край горловины. Она была не обута и, похоже, утащила пару моих носков и натянула их поверх собственных. Обычно, возвращаясь с вахты, я заставал ее полностью одетой, готовой к выходу на смену. Но сегодня ей не нужно было отправляться на палубу. Ее вахта досталась мне. Как и следующая.

Я стряхнул снег с шапки и откинул волосы назад. Я чувствовал на себе ее взгляд: Фишер словно пыталась прочитать ответ на моем усталом лице.

– С Димери и тем последним гостем было что-то не так, – в который раз повторил я. – Глупостью было бы не послать за охраной.

Фишер опустила книгу на стол.

– Насчет этого у меня нет сомнений. Но контрабандист вроде Джона Рэндальфа никогда бы не потянул ставку в четыре тысячи солемов. Скажите Слейдеру правду. Вы намеренно проиграли аукцион.

– Я не лгу! – Я швырнул шапку в сторону и на мгновение помрачнел. – У него были эти деньги. Надо было мне, а не вам пойти предупреждать Слейдера.

Фишер перебралась на скамейку.

– Возможно. А что с вашими… предчувствиями? Можете предположить, что они означали?

– Не могу. – Я уставился на дверь. Последнее, что мне хотелось с ней обсуждать, так это мое проклятие. – На камбузе еще осталось что-нибудь на завтрак?