Ведьмин кот (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт"

Пергамент казался теплым и очень приятным на ощупь, так и льнул к пальцам. Отлично выделанная кожа сияла гладкостью и нежной белизной, манила коснуться ее пером. Отчего-то Стас был уверен, что это перо ни за что не поставит кляксу и не испачкает пальцы. Та Сторона предоставляет лучшее и умеет ценить по достоинству…

В конце концов, разве его здесь не обманули?! Он не раз просил Моргенштерна сказать правду, а что получил в ответ?! Роль наживки, о безопасности которой никто не заботился! И ни одной сволочи нельзя доверять, потому что всем им что-то от Стаса нужно, а на него самого — плевать!

Но если нельзя верить никому, то как определиться?!

У Той Стороны серая мораль? Человеку двадцать первого века к такому не привыкать, почему бы не поиграть за антагонистов? Они уж точно не стеснены в средствах, а значит, если он задастся целью отыскать путь домой, сделать это будет проще. В Ордене ему никто помогать не станет, Моргенштерн либо лжет, либо сам обманывается, а так… вдруг и получится?!

«Никто не сможет выбрать за тебя…» — прозвучало в сиянии белых крыльев. «Так никто и не выбирает! — возразил Стас. — Я сам делаю выбор!»

И снова посмотрел на пергамент. А потом, скосив глаза, на крышу кухонной пристройки, привлеченный движением — единственным в солнечном мареве вокруг, плотном и вязком, как янтарь. По крыше кралась куда-то кошка Хексе, которую они с Моргенштерном притащили из борделя. Ну, то есть тащил корзинку Стас, изодранный клирик поддерживал беседу, кошка подвывала — все были при деле… Теперь черный силуэт перетекал на полусогнутых лапах, почти припав тощим животом к черепице и напружинив тонкий хвост. На шее кошки поблескивал заметный издалека жетон, Хексе упорно продвигалась к известной только ей цели.

Стас посмотрел на договор и заключил:

— Отличные условия. Но я отказываюсь.

Что-то тихонько звякнуло на самой грани слышимости, Стасу показалось, что двигаться стало легче. Он проверил это, глянув на крышу — кошка куда-то исчезла. Осмотрелся вокруг — никто из людей пока не шевелился. У Йохана, лежавшего ближе всех, из носа текла кровь, а глаза были закрыты. Сволочь кот! Это он их криком так?! Соловей-разбойник долбаный!

— Ты не можешь отказаться, — усмехнулся кот и снова перехлестнул хвост вокруг лап. — После того, как ты со мной заговорил, у тебя осталось только два пути!

— Или с тобой в ЗАГС, или с ними к прокурору? — съязвил Стас, и кот невозмутимо кивнул, а потом принялся намывать лапой усы.

— Кто-то еще ведется на иллюзию отсутствия выбора? — почти умилился такой дешевой манипуляции Стас.

Кот посмотрел на него неприязненно.

— Ты не понимаешь, — уронил он. — Свобода или подвалы монастыря для кающихся грешников, моя помощь или допросы орденских дознавателей. Разве это выбор? Хочешь познакомиться с другой стороной доброго Ордена? Не думаю.

— Пожалуй, рискну. — Стас бросил пергамент к его лапам. Сейчас их с котом разделяла пара шагов. Стаса шагов, конечно, не кошачьих. Подумав, он отступил назад, еще сильнее разорвав дистанцию. Не поможет, но так спокойнее. Да и лишнего преимущества в схватке не бывает. — Твою версию я выслушал, теперь их очередь.

— Ты не понимаешь! — Хвост кота хлестнул по брусчатке. — Ты — призванный из другого мира. Призванные никогда не отказываются.

— А я что сделал только что? — зло изумился Стас. — Другие, может, и соглашались, а я не хочу. Извини за пошлость, если каждому давать — поломается кровать!

— Но почему?! — Кот прижал уши, а вот глаза округлил, и хвост его теперь метался из стороны в сторону откровенно нервно. — Думаешь, они предложат больше?

Стас покачал головой. Белоснежный хвост метался по брусчатке все быстрее, потом снова замер.

— Ты не можешь отказаться, — повторил кот, но прежняя убежденность в его голосе дала едва заметную трещину. — Я видел твою душу изнутри! Ты честолюбив и мечтаешь добиться успеха в своем искусстве! Хочешь денег, славы, почестей… Ты любишь плотские удовольствия! Ты же… Ты идеален! Ты даже в бога не веришь!

— И что? — Стас посмотрел на него в искреннем недоумении. — Во-первых, здоровые амбиции — это нормально. Как и гедонизм, если он в меру. Во-вторых, концепцию наличия бога я готов пересмотреть. Раз уж вы существуете, должен быть противовес. А в-третьих, причем тут вообще бог? Если я могу продать свою душу, значит, я ею распоряжаюсь на правах то ли владельца, то ли арендатора — еще не понял, как это работает. И я этого делать не хочу! И не буду! Нет, слышишь?

Что-то треснуло — Стас услышал это не слухом, а ощущением всего тела, будто лопнули держащие его оковы, и появилась новая степень свободы. И вот теперь-то он обернулся!

Да, прозрачная пленка так и мерцала в воздухе, образуя купол вокруг них с котом. А за нею, в десятке шагов, почти у самого флигеля-лазарета, стоял на одном колене Моргенштерн, всем телом подавшись вперед и опираясь на второе колено. Лицо клирика искажала то ли судорога, то ли удушье, взгляд — отчаянно-напряженный! — не отрывался от Стаса. Патермейстер пытался что-то сказать, но ни звука не срывалось с побелевших губ.

— Выпусти меня, — процедил Стас и на пробу саданул по преграде кулаком. Та мягко спружинила. — Выпусти, слышишь?

— Нет, пока не подпишешь, — отозвался кот, вздыбив шерсть. — Все это лишь слова. Это не истинное желание твоего сердца. В глубине души ты хочешь совсем иного! Я знаю — я видел твои желания. Ты хочешь власти, признания, свободы! Ты честолюбив и умен, ведьмак из другого мира, ты знаешь, что заслуживаешь многого, очень многого! Что они могут тебе дать, чего не дадим мы?!

— Хочешь знать?! — яростно выдохнул Стас, поворачиваясь к нему. — Да запросто! «По делам их узнаете их»! Определил цитату?! Да, я не верующий, но писали это умные люди, с моими принципами вполне согласуется! Я видел, что делаете вы, и что — они. Не по сказкам, а собственными глазами! Фамильяры служат людям? Не смеши! Моей семье хреново, моя жизнь пошла нахер, и все это из-за амбиций одного пушистого мудака! Ведьма, которой ты служил, убивала и жрала людей! Ты Клауса угробил, чтобы проломить защиту капитула! И Фрица довел! Это — факты! А они, люди Ордена, спасли меня. Да, им я тоже понадобился, но это жизнь, все используют всех, я не в претензии! Потому что цели использования у вас очень уж сильно отличаются! Я выбираю не их, я выбираю то, что они делают! И выпусти меня, слышишь?!

Он вдруг понял, что с Моргенштерном, так явно, словно сам в этот момент был им. Быстрое поверхностное дыхание, гипервентиляция, скованная неподвижная поза и, главное, ужас. От клирика расходились прямо-таки волны ужаса! Непонятно, каким образом, но Стас их ощущал. И да, знал, что это!

— Я не позволю… — начал кот.

— Да пошел ты в жопу, падла шерстяная! — заорал Стас. — У меня тут человек в паничке, а ты мне мозги сушишь! Отвали, урод! Миссия невыполнима! Галя, отмена! Ничего я не подпишу!

Преграда зазвенела, когда он ударился о нее всем телом — и исчезла.

* * *

Голоса Ясенецкого и кота звучали то тише, то громче, то глухо, как из-за стены, то звонко, так что отдавались болью в висках. Видо прислушивался изо всех сил, цепляясь за этот разговор, как утопающий за веревку, пытаясь не упустить ничего. Зачем?! Разве это уже имеет какое-то значение? Но мгновение за мгновением разговор длился, а договор еще не был подписан!

Кот уговаривал, обещал и льстил — и все это без единого слова прямой лжи! Ложью была сама суть его слов, но представлял он их как безупречную правду. Видо мог бы возразить на каждый его аргумент, привести десять, сотню своих возражений, парируя словесные выпады фамильяра своими, не менее отточенными и убедительными, но… это была не его дуэль. Он в ней даже не секундант! Бесполезный болван, что изо всех сил пытается хотя бы встать, произнести молитву… и не может!

Он проиграл еще до начала боя.

Дыхание, до этого затрудненное, вдруг вернулось, удушье прошло, теперь Видо жадно и быстро хватал воздух ртом, но никак не мог вдохнуть полной грудью, как будто кто-то отмерял ему всего один глоток тяжелого горячего воздуха на каждый вдох. В ушах стояла пугающая вязкая тишина, которую разрывал только спор кота с ведьмаком. Видо попытался осмотреться, понять, что с рейтарами и Куртом, но мир сузился до небольшого пятна, в которое как раз помещалась фигура Ясенецкого и кот перед ним. Все остальное расплывалось, будто он смотрел в оконное стекло, покрытое слоем льда, и лишь небольшую часть смог отогреть дыханием.