Хотя тогда Амат не узнает, какие дела Марчат Вилсин ведет без ее участия.
– Так ты мне поможешь, Лиат-кя?
– Конечно, но… что-то не так, Амат-тя?
– Да, но пока пусть это тебя не тревожит. Просто сделай, как я прошу, а прочее – моя забота.
Лиат поклонилась, собираясь уйти. Амат ответила позой благодарности и прощания учителя с ученицей. Лиат сошла вниз по ступенькам; через некоторое время раздался стук закрываемой двери. Снаружи, за окном, вспыхивали и гасли огни светлячков, еще более яркие с наступлением сумерек. Амат окинула взглядом улицы: огнедержца с печью на углу, юношей, группками направляющихся в Веселый квартал, чтобы обменять серебро и медь на удовольствия, от которых к утру не останется и следа. В этой толчее споро пробиралась Лиат – к складам и жилищам грузчиков, красильщиков и ткачей.
Амат глядела вслед, пока девушка не исчезла за углом, а потом сошла вниз и заперла дверь на засов.
2
До пограничной арки на выезде из Сарайкета было недалеко. Марчат со спутником дошли до нее от Дома Вилсинов, пока луна поднялась на два мясистых пальца старого гальта. Строения так и стояли вдоль дороги, изредка выплескиваясь на поля и в густые рощи, но за огромной каменной дугой – под ней могли вровень проехать три повозки, а высотой она была с дерево – город кончался.
– В Гальте есть стена, – произнес Марчат.
Итани сделал вопросительный жест.
– Вокруг города, – пояснил Марчат. – Для защиты от вражеских набегов. У нас, в отличие от твоих предков, нет андатов, чтобы держать противника в узде. В моем родном Киринтоне мальчишек за провинности отправляют чинить стену.
– Звучит неприятно, – согласился Итани.
– А как наказывают сорванцов в Сарайкете?
– Не знаю.
– Ты что, никогда не таскал пирогов из кладовки?
Итани улыбнулся. Улыбка у него была смелая, уверенная.
– Таскал, только не попадался.
Марчат захохотал.
«Странно, должно быть, мы смотримся со стороны, – подумал он. – Старый гальт с посохом – не то опираться, не то отгонять собак – и этот дюжий парень в рабочем тряпье. Остается надеяться, что никто не заподозрит неладное».
– Твоя фамилия Нойгу? Точно, Нойгу. Вспомнил. Ты работаешь у Мухатии, верно?
– Да, повезло мне, – ответил Итани.
– А я слышал, он редкий придира.
– Не без этого, – добродушно согласился Итани. – С ним мало кто любит работать. Остер на язык и ненавидит опаздывать к сроку.
– Стало быть, ты не жалуешься?
Итани пожал плечами. Еще очко в его пользу. Парню не нравится старший, это ясно, и все-таки он не жалуется, хотя есть возможность – с ним рядом глава Дома. Марчата это устраивало еще по одной причине: коль скоро Итани оказался порядочным человеком, ночь обещает быть менее гадкой.
– А что еще в Киринтоне не так, как у нас? – спросил Итани, и Марчат стал рассказывать.
О Гальте своего детства. О войне с Эймоном, о сборе черники, о зимних праздничных кострах, куда приносят на сожжение свои грехи. Юноша внимательно слушал, понимающе кивал. Вполне возможно, он просто заискивал, но делал это умело. Вскоре Марчата охватила тоска по полузабытому. Когда-то он жил в собственном мире – до того, как дядя отправил его сюда.
Дорога, которой они шли, и днем была малолюдной, не говоря о глухой ночи. В темноте щербатая брусчатка, а потом неровная земля стали еще менее пригодны для ходьбы – того и гляди споткнешься, – а мошкара и ночные осы тучами роились вокруг, радуясь относительной прохладе. В древесных кронах звенели цикады. Пахло дождем и луноцветами. Ни в одном из домов, освещенных свечами и фонарями, на путников как будто не обращали внимания. Спустя некоторое время пропали и эти последние следы сарайкетской окраины. Здесь город заканчивался. Поля вплотную подступали к дороге. По пути дважды попадались группки людей – просто проходили мимо, даже не взглянув. Один раз в траве зашуршало что-то крупное, но с дороги ничего не было видно.
Приближаясь к предместью, Марчат почувствовал, как юноша замедлил шаг, словно робея: то ли заразился его страхом, то ли по какой другой причине. Когда впереди замерцали первые огни поселения, Итани заговорил:
– Марчат-тя, я тут подумал…
Вилсин попытался изобразить внимание соответствующей позой, но посох помешал. Тогда он просто спросил:
– О чем же?
– Скоро истекает срок моего договора.
– Правда? А сколько тебе лет?
– Двадцать. Просто я рано его заключил.
– Да уж. Сколько же тебе было? Пятнадцать?
– Есть одна девушка, – произнес Итани, смущенно подбирая слова. – Она… в общем, она не из рабочих. Кажется, мое положение ее стесняет. Я не ученый и не переводчик, хотя знаю и счет, и азбуку. Вот и подумал: вдруг у вас есть на примете место…
Даже в темноте Марчат увидел, как руки парня сложились в позе уважения. Так вот оно что…
– Думаешь, если устроишься повыше, она станет любить сильнее?
– Тогда ей будет со мной полегче, – ответил Итани.
– А тебе самому?
Он улыбнулся и пожал плечами:
– Моя работа – таскать тяжести. Бывает утомительно, но не сложно.
– Сейчас не припомню ничего подходящего. Хотя постараюсь поискать.
– Спасибо, Вилсин-тя.
Они прошли еще с десяток шагов. Свет как будто сгустился. Залаяла собака, но не настолько близко, чтобы внушить опасение. К тому же на лай никто не отозвался.
– Это подруга подговорила тебя ко мне обратиться? – спросил Марчат.
– Она, – согласился Итани.
Стеснение в его тоне исчезло.
– Ты влюблен в нее?
– Да, – ответил парень. – Хочу, чтобы она была счастлива.
«Это не одно и то же», – подумал Марчат, но вслух говорить не стал. Когда-то и он был в таком возрасте и не настолько выжил из памяти, чтобы знать: стариковское занудство ничего не даст. Ко всему прочему, они уже пришли по назначению.
Улочки предместья были грязны и пахли больше отхожей ямой, нежели цветами. Домики с полусгнившими кровлями и грубыми каменными стенами стояли наискось к дороге. Пройдя два перекрестка до середины поселения, путники очутились перед приземистой длинной постройкой, стоящей у въезда на местную площадь. На крюке у двери висел фонарь. Марчат поднял руку:
– Жди меня здесь. Вернусь, как только смогу.
Итани понимающе кивнул. Насколько Марчат смог разглядеть, в позе юноши не было ни возражений, ни колебания. Сам он едва ли ответил бы тем же, попроси его кто стоять в этой дыре посреди ночи невесть сколько времени. «Да пребудут с тобой боги, бедняга, – подумал Марчат. – И со мной, раз уж я тебя сюда привел».
Внутри было темно. Потолок нависал над головой, а стены давили, хотя комната была довольно просторной. Ощущение было как в пещере. Сходство усиливали запах плесени и застоявшейся воды, черные дыры дверных проемов и арочные переходы в соседние комнаты. У стены стоял низкий стол, возле него – двое мужчин. Один – дюжий увалень с кинжалом за поясом – сразу впился в Марчата глазами. Второй, с лицом круглым как луна, приятный на вид, приветственно кивнул.
– Ошай, – произнес Марчат в ответ.
– Добро пожаловать в наше скромное обиталище, – произнес лунолицый и улыбнулся.
«С такой вот вежливой улыбкой, верно, сажают на тонущий корабль», – подумал Марчат.
– Мне сюда? – спросил он.
Ошай кивнул на грубо сколоченную дверь в глубине полутемной комнаты, еле заметную в свете свечи.
– Он ждет, – сказал Ошай.
Марчат проворчал что-то под нос и побрел в темноту. Дверная створка прогнила от сырости, кожаные петли отвисли. Пришлось приподнять дверь за ручку, чтобы закрыть за собой. Комната для встреч оказалась меньше, светлей и уединеннее. В стенной нише стояла оплывшая до половины ночная свеча. Еще несколько горело на столике, а сидел за ним не кто иной, как андат. Бессемянный. У Марчата мурашки поползли по спине, когда существо стало его разглядывать черными глазищами. Даже в наилучшей обстановке встреча с андатом выбивала из колеи.
