– И все же ты бросил меня там. – Слова сорвались с губ прежде, чем я это осознала.
Кадуан остановился и повернулся ко мне – резким, почти гневным движением, и на миг я обрадовалась, что будет схватка, кровь, что мне причинят боль.
Но тут луна выглянула из-за облака, и в холодном свете я увидела на его лице только грусть.
– Я думал, ты погибла. Я думал… – Он с трудом сглотнул. – Ты помнишь Нираю?
Нирая. Прекрасное королевство, полное цветов и камня. Смеющиеся дети. Робкая надежда. И…
Кровь и битое стекло на полу. Мертвые тела. Горечь вины и предательства.
И еще две картины, настолько отчетливые, что потрясли меня до глубины души. Кадуан зажимает руками рану на животе… Кадуан опрокидывается спиной через перила…
Самые яркие воспоминания за долгое время. Я ничего не ответила, потому что не могла говорить.
Мы продолжали путь в молчании, которое Кадуан нарушил уже почти у дверей замка.
– Королевство уничтожили, – тихо проговорил он. – В ту ночь погибло множество фейри. Я очнулся на берегу реки со сломанными ногами. Я бы там и умер, если бы Ишка не вернулся за мной.
От звука этого имени у меня внутри все напряглось.
– Он вытащил меня из-под обломков и отнес в Дом Своевольных Ветров. – Голос Кадуана звенел от напряжения, как натянутая тетива. – Он сказал, что мы единственные выжили. Что люди убили тебя.
Как же хотелось, чтобы меня действительно убили в тот день!
Смерть в чем-то похожа на потерянного возлюбленного. Мы долгие годы кружили друг возле друга. Я жаждала каждого ее прикосновения. Все, о чем я мечтала, – это чтобы она заманила меня в свою постель и никогда не отпускала.
Я попыталась представить мир, в котором жила много лет назад. Примерить на себя образ той Эф.
– Какой я была? – прошептала я.
– Ты была исключительной, – без колебаний ответил Кадуан.
Мы уже подошли к двери, но он остановился и тяжело привалился к каменной стене замка.
– Ты не походила ни на кого из других фейри, которых я встречал. Страстная, напористая и честная, чем сильно отличалась от большинства наших соплеменников в те дни. Благодаря тебе я увидел, каким может стать новый мир фейри. Но с твоим исчезновением… случилось все, чего я опасался. Между Домом Своевольных Ветров и Домом Обсидиана началась война, спровоцированная необдуманными поступками твоего отца, и она едва не привела к нашему исчезновению…
Мой отец. Я не помнила о нем ничего, кроме смутного образа и застарелой грусти. Словно протянутая тебе рука, которая всегда оказывалась пуста.
– Вот почему ты вернул меня, – произнесла я. – Потому что у меня есть сила и ты нуждаешься в ней, чтобы победить в войне.
– Эф, все не так просто.
– Не стоит щадить мои чувства. Я прекрасно умею быть чьим-то орудием.
– Сейчас ты вообще не умеешь ничего иного, кроме как быть чьим-то орудием, и это злит меня настолько, что не передать словами.
Кадуан открыл дверь и придержал ее для меня. Когда она захлопнулась, нас обоих поглотила темнота пустого коридора.
– Ишка был рядом со мной не одну сотню лет, – продолжал Кадуан. – Он стал моим близким другом и надежным советником. Но когда он признался, что с тобой сделал… что они с тобой сделали…
Он выпрямился, вскинул голову и отвернулся от меня. Я смотрела на его вздымающиеся и опускающиеся плечи и думала о том, как это было – чувствовать, что сквозь тебя проходит чье-то дыхание.
– Тогда зачем ты вернул меня, если не собираешься использовать как оружие?
Кадуан молчал так долго, что я начала подозревать: он меня не услышал.
– Пять сотен лет – это очень долгий срок, – наконец сказал он. – Сто восемьдесят тысяч дней, и каждый из них я думал о тебе.
По неизвестной причине у меня перехватило дыхание.
– Та женщина, которую ты помнишь, не имеет ко мне никакого отношения.
– В чем-то имеет, в чем-то – нет.
Он медленно повернулся ко мне, и по его губам скользнула слабая улыбка.
– Спокойной ночи, Эф. Спасибо, что побыла со мной.
Он по-прежнему неважно выглядел. Бледный, круги под глазами как будто потемнели еще сильнее. В груди шевельнулось странное чувство. Почему-то захотелось протянуть руку, чтобы он мог опереться на нее.
Кадуан повернулся и, опираясь о стену, направился по коридору. В голове эхом звенели его слова: «Сейчас ты вообще не умеешь ничего иного, кроме как быть чьим-то орудием». Зияющая рана, оставленная людьми, пульсировала болью.
Я одновременно любила их и оплакивала. А еще ненавидела. За то, что они использовали меня, и за то, что бросили.
– Подожди! – выпалила я.
Кадуан послушно остановился и развернулся. Не знаю, почудилось ли мне удивление на его лице.
– Что?
– Я знаю, где она. Тисаана. Иногда я… вижу ее во сне. Чувствую ее.
Между бровями короля залегла морщинка. Казалось, он оценивает меня.
– Не знаю, как это описать, – несколько беспомощно добавила я.
– Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду.
Он направился ко мне, а я сделала шаг ему навстречу. Его пальцы коснулись моего виска. Я почувствовала странное напряжение, словно он потянулся сквозь меня к нитям, соединяющим мое естество с глубинными слоями магии. Слоями, которыми я когда-то делилась с людьми.
Кадуан убрал руку. Я пыталась прочитать выражение его лица, но безуспешно.
– Благодарю тебя, – после долгого молчания произнес он.
Я кивнула. Часть меня… радовалась. Гордилась собой.
Я молча наблюдала за удаляющимся по коридору королем. Когда он уже собирался завернуть за угол, сама того не ожидая, я выпалила:
– Спокойной ночи!
Не уверена, но мне показалось, что он чуть замешкался, словно от удивления. Однако не обернулся.
Глава 12
ТИСААНА
С горем и грустными мыслями я справлялась привычным способом – с головой уходила в дела. Во всяком случае, вокруг не наблюдалось недостатка в людях, планах и проблемах, которым требовалось мое внимание. Филиас, Серел и Саммерин даже не пытались заговорить со мной. Риаша подошла под каким-то предлогом, связанным с делами, но наблюдала за мной с беспокойством, не имевшим ничего общего с торговыми вопросами.
– Дитя, мы найдем другой способ освободить его, – тихо сказала она, не дожидаясь, пока я заговорю первая. – Обещаю.
Чтобы сдержать слова, о которых я могла потом пожалеть, мне пришлось с хрустом сжать челюсти.
– У нас полно дел, – ответила я после долгого молчания.
Риаша кивнула, и об этом мы больше не заговаривали.
Она ушла только с наступлением темноты, но к тому времени голова у меня уже не работала. Стены палатки смыкались душным кольцом. Ярость начала угасать, уступая место еще более пугающему отчаянию.
В конце концов я встала и вышла в ночь. Большинство повстанцев уже разошлись по палаткам. Я прошла мимо жилья Серела, освещенного изнутри теплым мерцающим светом фонаря. За плотной тканью различались два силуэта. Их очертания были искажены объятиями, но я не сомневалась, кого вижу. Серела я узнала бы где угодно, да и высокую худощавую фигуру Филиаса тоже было сложно спутать с другой.
Я отвернулась. В животе поднялось ужасное, едкое чувство, – конечно, легко сделать выбор, когда все еще есть к кому возвращаться каждую ночь. Он не знает, что я испытываю. Почему это должно его волновать?
Стоило мысли возникнуть в голове, как меня потрясла собственная желчь, и я тут же возненавидела себя. Серел заслуживает счастья. А Филиас, несмотря на наши разногласия, хороший человек.
«Тисаана, ты не такая», – пронеслось в голове.
Но как же иногда трудно оставаться великодушной!
Я засунула руки в карманы и продолжила путь. С одной стороны лагерь заканчивался небольшим пригорком, где я любила посидеть по ночам в одиночестве. Однако, приблизившись к пригорку, я увидела, что меня кто-то опередил.
