Следующий (СИ) - Агишев Руслан

— Как не помнить, помню, — усмехнулся капитан, делая знак подавальщице, что несла еще пива. Для такого непростого дела пива нужно будет не в пример больше, чем сейчас. — На второй день вся моя рота сидела по кустам и гадила так, как никогда раньше. Думал, что прямо там все сдохнем.

— Я этого кабатчика, суку, потом в нужнике утопил, — в усмешке показал кривые зубы товарищ. — Еще и нагадил после на него…

Молча они выпили еще по кружке. Отдали должное колбаскам, тарелка мигом исчезла со стола. Следя за ними, подавальщица тут же принесла новую тарелку с сочащимися жиром колбасками.

— Дело одно есть.

— Конечно, дело, — кивнул товарищ, сверкнув глазами. — Не жрать же ты позвал в этот кабак. Ты же знаешь, что за хорошую плату я на что угодно подпишусь. Что за дело?

Капитан вытащил из сумки туго набитый кошель и подвинул его в сторону товарища. Тот мгновенно оживился, схватил и заглянул внутрь.

— Смотри-ка, помнишь, что я не люблю бумажки. В самом деле, какой прок от ассигнаций? Только шуршат, словно просят ими подтереться. Толи дело золотые империалы… — он вытащил из кошеля золотую монету и с явным удовольствием на лице сжал в ладони. — Эту тяжесть ни с чем не спутаешь. Так ведь, капитан?

Карпов вновь кивнул.

— Дело, Ставр, мутное, скажу сразу, — капитан понизил голос, чтобы никто лишнего не услышал. Хотя, судя по пьянющим вдрызг соседям, никому до них не было никакого дела. — Поэтому после дела получишь столько же.

Товарищ в ответ тихо присвистнул. Больно высока получалась плата. В кошеле было навскидку сорок — пятьдесят империалов, сумма весьма и весьма значительная, которой бы с лихвой хватило на покупку хорошего боевого жеребца. Капитан же предлагал еще столько же, что не могло не настораживать.

— Это плата за риск, Ставр.

— И кого я должен отправить на небеса? Уж не нашего ли бывшего полковника? — ухмыльнулся он, вспомнив командира их полка. — Эта скотина столько у нас выпила крови, что я и за пару серебряков с радостью перережу ему горло. Но это ведь не он? Так?

— Нужно убрать дворянина… Мальчишку.

У Ставра при этих словах удивленно взлетел брови. Явно, не ожидал такого от своего командира.

— Вижу, капитан, ты не размяк в столице, — одобрительно проговорил товарищ. — А я думал, что все, нет больше нашего капитана, под бабью юбку залез. Кстати, как там дырка той баронессы? Не зарос… Ой! Черт!

Молниеносное движение, и у шеи Ставра застыло острое лезвие, которое держал взбешенный Карпов.

— Капитан… Хр-хр, ты чего? Я же пошутил… Хр-р, отпусти, — захрипел Ставр, чувствуя, как по шее скользнула струйка крови. — Понял я, все понял! Хватит!

Нож исчез так же быстро, как и появился. Только что был, и вот его уже нет, а за столом снова сидят два старых друга, пьют пиво.

— Я тебе уже говорил, чтобы поменьше болтал? Совсем не слушаешь, Ставр, совсем не слушаешь. Когда-нибудь у меня рука дрогнет, и все.

— Да, понял я, — буркнул тот, потирая шею. — Ты лучше про дело расскажи. Что там и как…

Первая Санкт-Петербургская классическая гимназия

Первая Санкт-Петербургская классическая гимназия имела особый статус среди прочих образовательных учреждений столицы и империи в целом. Являясь одним из старейших учебных заведений города, гимназия была создана около ста лет назад при Императорском Петербургском университете и называлась тогда Императорским Благородным пансионом. Его целью, как указано в Уставе, было «получение детьми благородных сословий соответственно их положению образования в науках и магическом искусстве для воспитания достойных Отечества подданных».

С момента своего основания главным попечителем гимназии выступала супруга правящего императора, что еще более повышало и без того не малый статус учебного заведения. Ее Императорское Величество обязательно присутствовала на церемонии вручения дипломов об окончании гимназии и награждении лучших выпускников. Последние вместе с итоговым документом получали также медальон с портретом императрицы, как знак высшего отличия и особого благоволения. Считалось, что отмеченные такой наградой гимназисты могли уже не беспокоиться о будущей карьере, взлет которой практически гарантировался.

Статус и особое внимание со стороны императорской фамилии определили то, что здесь традиционно учились отпрыски самых знатных семействе не только самой империи, но и дружественных государств. За соседними партами нередко сидели представители графских, княжеских родов, а также правящих иностранных семей. Оттого сюда стремились попасть не только юноши благородного сословия, но и девушки-дворянки. Ведь, именно здесь можно было завести дружеские связи и знакомства «с сильными мира сего», а также присмотреться к потенциально выгодной партии.

Наряду с знатностью учащихся гимназия выделялась и весьма жесткими правилами с почти казарменной дисциплиной, что не только не критиковалось в аристократической среде, но даже и приветствовалось. Иначе бороться и пресекать развитые местнические традиции, способствующие конфликтам между учащимися, было просто невозможно. В связи с этим Устав недвусмысленно осудил «рознь, споры между гимназистами по причине знатности и родовитости». Территория гимназии провозглашалась свободной от местничества.

К сожалению, не все благие пожелания, пусть даже и записанные на красивой гербовой бумаги, были осуществимы от «А» до «Я». Естественно, известная фамилия и громкий титул исподволь делали свое дело, педагоги тоже люди, и склонны преклоняться перед «сильными мира сего». В ходу были незначительные поблажки в отношении некоторых гимназистов, особое отношение к их шалостям и незнанию предмета.

Первая Санкт-Петербургская классическая гимназия

До начала занятий оставалось еще немало времени, но класс был уже полон. Наставник Деев-Гарский, чье занятие сейчас должно состояться, был приверженцем «старых» порядков и совсем не одобрял новомодного либеральничья, заигрывания по-простому, с учащимися. Его частое обращение к гимназистам о том, что дисциплина — есть первейшая обязанность учащегося гимназии, в точно повторяло один из девизов учебного заведения. Оттого редко, кто отваживался не только пропускать его занятия, но и просто опаздывать. Такое поведение наставник почитал за личное оскорбление, и нередко придумывал особенно обидное наказание, среди которых неудовлетворительная оценка по предмету оказывалась наиболее желанной.

— … Смотри-ка, у Варьки новое колечко с бриллиантом. Стерва, одела все-таки, не послушала меня. Специально вытащила, — на второй парте сидела жгучая брюнетка и со скучающим видом наблюдала за классом. Время от времени она бросала «острые» шпильки в сторону кого-то из одноклассников. — Доиграется еще…

Елена, старшая дочь князя Глинского, министра промышленности и одновременно одного из главных поставщиков в империи огнестрельного оружия, уже во всем походила на свою маму, давно объявленную первой красавицей империи, широко воспетой в стихах и хвалебных одах. К Елене по наследству перешла ее эффектная красота, готовность и, главное, желание блистать в глаза мужчин. Уже сейчас не было никаких сомнений, что вскоре перед юной красавицей будет тесно от коленопреклоненных поклонников, земля под ее ногами будет острой от осколков от разбитых мужских сердец.

Естественно, в классе она «царила». Елена без всякого преувеличения была центром притяжения для своих одноклассников. Юноши были тайно или не тайно в нее влюблены, бросая в ее сторону «собачьи» взгляды и готовые прыгать на задних лапках лишь по одному кивку ее хорошенькой головки. Все они добровольно взяли на себя роль ее верных оруженосцев, жадно ловля каждый ее взгляд. С ними она и вела себя соответственно: раздаривала милостивые улыбки, принимала жеманные позы, позволяла дарить себе подарки. При этом выделяла среди них лишь одного — Алексея Орлова, высокого красавца-блондина, единственного отпрыска одного из старейших графских родов империи. Для юной девицы партия не просто хорошая, а по-настоящему желанная.