Плацебо (#2) - Гранд Ксения

Открываю ящик и тут же пробегаюсь пальцами по бланкам. В современных книгохранилищах Фрейзера давно введен электронный каталог, где можно найти нужный том по ключевым словам или имени автора. Но в обители сиринити почитают старину. К счастью, я с детства любила библиотеки и знаю, как пользоваться старой картотечной системой. Итак, посмотрим, что тут у нас: «Восхождение Верхориата», «Расцвет и упадок Верраты» … Ага! «История рода Сангвинус арус». Думаю, это оно. Найти нужный том не составляет труда, ведь это самая толстая книга на полке. Широкая, массивная, в бордовом переплете. По правде, она больше напоминает гримуар 29 средневековых алхимиков, чем родословную сангвинаров, но я давно поняла, что книгу не стоит судить по обложке. Возможно, что за этим куском облинялой кожи скрывается не одна тайна. Прямо как за тем, информацию о ком я пытаюсь отыскать.

Открыв первую страницу, понимаю, что застряну здесь надолго. Все потому, что в этом сборнике сотни схожих фамилий: Белиоз, Берлиоз, Беллров, Беллролл, Беллроуз… «Постойте-ка» – мой палец вдруг застывает на странице. Ну конечно! Вот как называла Блэквуда Вирджиния в моем воспоминании: мистер Беллроуз-младший. И именно его мне и следует искать. Быстро пробегаюсь взглядом по картотеке и нахожу не одну, а целых пять книг. Ну что ж, посмотрим, кем ты был в прошлом, Дориан Беллроуз.

Благодаря золотым гравюрам на колоннах я быстро нахожу нужный шкаф, а вместе с ним и первую книгу. Пурпурная обложка «Технологий врачевания и кровосмешения» бросается в глаза не только благодаря характерному окрасу, но и зарисовке с изображением змеи, опутывающей металлический кубок. Бумага потемнела от времени, шрифт местами выцвел, однако текст остается читабельным. Опустив свечу, усаживаюсь прямо на пол и начинаю листать страницы.

Первые попытки переливания крови, способы гемотрансфузии… Здесь больше говорится о теории, чем о практических методах, но в некоторых местах упоминается некий доктор Беллроуз, который добился значительных результатов в этой области. Процент выживания его доноров был наивысшим в Англии, а его методы комбинирования одиннадцати групп крови сангвинаров с четырьмя человеческими позволили внедрить впрыскивания в обиход. Значит, Кристиан говорил правду. Блэквуд не только был успешным врачом, но и тем, кто сделал инъекции частью повседневной жизни сиринити. Это… невероятно. Стоит лишь представить, сколько жизней он спас. Внедрение уколов донорской крови позволило справляться с приступами, тогда как смертность от них в средние века была невероятно высокой. Практически у каждого третьего сиринити приступ сангморы имел фатальные последствия.

Доктор Беллроуз… Интересно, зачем он позже взял фамилию матери? Было ли это добровольно или в попытках скрыться от недругов? Кто мог желать ему зла? И самое главное – что это было за зло, изменившее его характер до неузнаваемости? Пролистываю второй том и третий, но не нахожу ничего интересного, лишь медицинские статьи. В одном объясняется действие крови человека на сангвинара. Во втором – сочетаемость человеческих групп с сиринити. Оказывается, частота впрыскиваний зависит от силы организма и возраста больного. Чем сильнее иммунная и кровеносная системы, тем реже требуется человеческая кровь. Старейшинам, как самым старым представителям касты, нужна лишь одна инъекция в несколько месяцев, тогда как детям до десяти лет процедуру необходимо проводить каждые один-два часа. Хм… интересно. Блэквуд говорил, что ему нужно делать укол каждые три дня. Если это так, значит, он куда старше, чем я предполагала.

В четвертой книге наконец нахожу информацию о самом докторе Д. Р. Беллроузе, а также о его череде удачных переливаний от человека сангвинару. Однако не уверена, что речь идет о Блэквуде, так как везде, где он упоминается, написано Дриан, а не Дориан. Дриан Рэдманд Беллроуз. Быть может, опечатка? Вполне вероятно, будь она на двух страницах из десятка, но не на каждой же. Неужели он изменил и имя? Что же с ним такого страшного произошло? От чего он так отчаянно бежал?

На сто сорок девятой странице неожиданно натыкаюсь на фото и беззвучно выдыхаю, распознав практически неузнаваемые черты того вечно хмурого человека, который сегодня возглавляет воинство сиринити. Со стетоскопом на шее и самодовольной ухмылкой на губах доктор Блэквуд-Беллроуз смотрит на меня с другой стороны снимка. Как будто дразня меня тем, что я не могу оказаться в том зале госпиталя в окружении медсестер, которым повезло видеть его улыбку. Это лицо не Верховного жреца, с которым я нынче знакома. Это обличие светлого прошлого, утерянного настоящего и несостоявшегося будущего, за которое я вынуждена бороться, чтобы отвоевать свое место в его жизни. Вот только не уверена, что его демоны мне это позволят.

Шум в дальнем конце зала резко выбивает меня из раздумий. Захлопнув книгу, я задуваю свечу и прячусь за край шкафа, завидев приближающийся силуэт. В целом я ничего плохого не делаю, однако можно ли сказать то же о другом посетителе полуночной читальни? Фигура проплывает мимо ряда медицинских трактатов. Высокая, худая, сутулая. В блеклом свете ее карманного фонарика я замечаю коричнево-золотой пиджак с узорами и тотчас понимаю, кому он принадлежит: Скретч. Он-то что здесь забыл, да еще и так поздно? Неужели пособие по вольной борьбе решил поискать? Не нравится мне, как настороженно он оглядывается вокруг. Люди так себя не ведут, если им нечего скрывать.

Прослеживаю за ним до угловой ниши, но затем неожиданно теряю. Призрачный свет погас, отзвук шагов утонул в давящей тишине, будто он и вовсе растворился во тьме. Застываю за книжной полкой. Отмеряю время от растерянности до замешательства, когда силуэт Скретча снова появляется в поле зрения, буквально вынырнув из темноты угла. Лицо хмурое, под мышкой зажат потертый том, содержание которого остается для меня загадкой. Как и то, где Верховный страж его взял. Ведь в том крошечном ответвлении библиотеки нет книг. Лишь потушенные канделябры и статуи.

Когда он поднимается по лестнице, я тут же проскальзываю вперед, прихватив с собой вновь зажженную свечу (как хорошо, что я додумалась взять с собой спички). Но, свернув за угол, застываю, наткнувшись лишь на голую стену. По обе стороны возвышаются скульптуры стражей. Один с вознесенным над головой клинком, второй – с тонким вытянутым мечом, по внешнему виду напоминающим копье. Ни намека на тайник. Тогда что Скретч здесь делал? Рассматриваю фигуры с разных сторон, когда замечаю странный символ, высеченный на внутренней поверхности щита: два круга и длинная вертикальная линия, разделяющая их посредине. Напоминает перечеркнутый символ бесконечности. У второй скульптуры такая же метка. Хм…

А что если здесь есть потайная дверь? Звучит глупо, но не лишено смысла, особенно когда речь идет о старинном поместье, чья история древнее родословной всех сиринити, вместе взятых. Провожу рукой по древней метке и отступаю. И что я должна сказать? Алохомора 30? Сим-сим, откройся? 31 Может, еще взмахнуть волшебной палочкой? Ладно, соберись. Сейчас не время для шуток. Думай как Блэквуд. Что бы сделал на твоем месте бесстрастный и рассудительный Верховный жрец? На какие незаметные твоему взгляду мелочи обратил бы внимание? Прежде всего, знак. Он высечен в камне, не нажимается и не задействуется. Значит, он вряд ли служит какой-то практической цели. Скорее, лишь указывает путь. А что насчет статуй? Осматриваю острие каменного клинка, голову и грудь каждого из хранителей, но не нахожу ничего интересного. Пока не замечаю царапины на плитках пола прямо под опорами. Одна влево, вторая – вправо. Словно скульптуры двигали по направлению друг к другу.

Наваливаюсь на мраморное тело и сдвигаю в сторону, пока кончик копья не касается стены. Проделываю то же самое и с другим стражем, когда резкий щелчок извещает о том, что я на верном пути. В кладке прорисовывается прямоугольник, который я с легкостью отодвигаю внутрь. Помещение, в котором я оказываюсь, не больше кладовки. Даже мой чердак в Уинтер Парке куда просторнее. Большой шкаф, два письменных стола, шесть библиотечных стеллажей – по два у каждой стены. Похоже на небольшое книжное хранилище. Зачем же понадобилось скрывать его от любопытных глаз? По всей видимости, из-за информации, которая здесь хранится.