Плацебо (#2) - Гранд Ксения

Я неловко опускаю взгляд. Это он еще не знает, что под тремя слоями ткани этого тяжелого, как грехи всех не покаявшихся, подъюбника прячутся не туфли-шпильки Мирилин, а мои старенькие кеды, надетые в ее отсутствие. Ну а что? Мне во всем этом облачении еще не один час ходить.

– Как твоя рука? – неловко мнусь на месте я.

– О, как видишь, все еще на месте и готова сопроводить тебя на маскарад. К слову, – кивает он на лебединую голову на моем капюшоне, – на «Балу тотемов» партнеры не должны видеть лица друг друга. Но раз уж мы изначально нарушили это святое правило, я никому ничего не скажу.

Уильям прижимает палец к губам, демонстрируя готовность к молчанию, а я не могу перестать улыбаться. Есть что-то особенное в этом парне, который заряжает позитивом всех вокруг. Что-то чистое и яркое, мягкое и светлое, как ободок его идеально отутюженного пиджака, который так ему идет. Я поправляю висящий на шее медальон с лилией и подаю ему руку. Пусть это украшение и уступает в роскоши рубиновым ожерельям Мирилин, но этим мне оно и нравится: простотой своего изящества. Ну и драматичной историей, которая за ним скрывается.

Когда мы спускаемся в главный зал, мое едва ощутимое волнение превращается во вполне осязаемую тревогу, ведь в нем больше народа, чем я когда-либо видела в поместье. Несколько сотен, а то и больше. Улыбаются, шутят, вливаются в атмосферу праздничной суеты, но выглядит это довольно пугающе. Все из-за их нарядов. Бабочки, рыбы, львы, другие хищники, северные олени и козлы: так много причудливых костюмов, что глаза разбегаются, но в каждом из них вылавливаются детали, от которых кровь в венах стынет. У лисиц длинные хищные зубы. У девушек-мотыльков на голове остроконечные рога. У кого-то вместо корсета – бюстье из серебряных ребер, а у другого на лице витиеватая лоза, опутывающая щеки подобно двум земляным червям. Это не костюмированная вечеринка из модных журналов. Это больше похоже на маскарад всех твоих кошмаров, собравшихся в одном месте. И везде пестрят оттенки алого – праздничного цвета сиринити. Меня невольно передергивает, но не из-за облачения других, а из-за общей странности этого мероприятия, уровень которой растет с каждым вдохом душистого воздуха, разделенного между тысячами гостей.

Когда мимо проплывает девушка-химера в стальной маске без вырезов для глаз, я невольно придвигаюсь к Уиллу. Он это замечает и крепче сжимает мою ладонь на своем предплечье.

– Знаю, в первый раз это выглядит страшновато, как, впрочем, и во-второй. Но со временем ты привыкнешь не замечать пугающей до жути вычурности, к которой тянется общество сангвинаров.

– А ты привык?

– Да не особо.

Бросаю на него саркастичный взгляд и ухмыляюсь. А ведь это я считала себя «мастером» по утешению. Проходя по залу, мы неспешно ныряем в толпу. Такого роскошного декора в поместье я нигде не видела, а ведь в нем даже самая захудалая коморка выглядит как произведение искусства. Но этот зал превзошел все ожидания: мраморная плитка с инкрустацией золотой нитью, панели из красного дерева с изображениями средневековых банкетов, огромные хрустальные люстры, расшитые серебром портьеры: так много всего, что невольно теряешься. Так и хочется все потрогать, чтобы удостовериться, что оно настоящее.

Уилл ведет меня мимо золоченых статуй и скрытого за колоннами оркестра, но у банкетного стола его перехватывает мужчина в маске соловья, чьи раскрытые крылья касаются его щек. Они обмениваются рукопожатиями, бросают пару колких фраз насчет внешнего вида каждого. Не желая мешать, я незаметно отхожу, оставляя им возможность наговориться. Не успеваю дойти до стола, как передо мной застывает официант с подносом фужеров, оплетенных позолоченной лозой.

– Виниум?

Я одобрительно киваю. Не смотреть же на безобразные маски сиринити трезвой. На вид этот напиток похож на красное вино, но его вкус ни с чем не сравнится. Такой яркий, насыщенный, сладкий, но в то же время кислый, словно пьешь мерло, закусывая долькой манго с сиропом. Когда Уилл снова появляется в поле зрения, я уже успеваю осушить половину бокала, но по его неоднозначному взгляду понимаю, что лучше попридержать коней до разгара бала.

– Понравилось?

– Еще бы! – делаю еще один глоток. – Никогда не пробовала ничего вкуснее! Что это?

– Это традиционный напиток сиринити, очень дорогой и крайне редкий. Готовится из коллекционного вина «Шато Петрюс», 33 сока купуасу, 34 корицы и крови самой редкой человеческой группы – четвертой отрицательной.

Последние слова заставляют меня выплюнуть все обратно в стакан, мысленно радуясь, что я не успела взять второй. Инъекции, боевые искусства, непонятные традиции, а теперь еще и человеческая кровь в вине? Сангвинары явно любят выделяться из толпы. И для этого не брезгуют ресурсами, – а ведь достать четвертую отрицательную, ровным счетом как и сок самого редкого фрукта Америки, не так просто. Возвращая бокал официанту, я замечаю в углу фигуру, неотрывно следящую за происходящим в зале. Высокая, сутулая, в строгом костюме темно-терракотового цвета. Судя по силуэту, мужская. В то время, как остальные вальяжно шествуют от стола к столу, истощая запасы виниума, он просто стоит, будто вырезан из той же темной древесины, что и его маска с торчащими шипами. Словно происходящее вокруг ему и вовсе безразлично. Незнакомец замечает мой интерес и кивает в знак приветствия, но от этого жеста мне еще сильнее становится не по себе.

Решаю откинуть размышления о бале и его загадочных гостях – для этого у меня еще будет достаточно времени. А пока… Нужно расслабиться. Ну, насколько это вообще возможно. Вместе с Уиллом миную одетую в алые доспехи девушку. Окидываю взглядом пару со шкурами красно-серебряных леопардов. Прохожу возле Пейшенс в фиолетовом платье. С пышными перьями на плечах и хвостом павлина на лице, она похожа на экзотическую птицу, стремящуюся приковать к себе внимание всего зала. Заметив меня, она лишь приветственно склоняет голову. Не толкает, не обливает меня напитком и даже не ставит подножку, чтобы опозорить перед гостями. Это на нее не похоже. Уж не похитили ли ее пришельцы, подменив своим «агентом»? То, каким взглядом она нас провожает, намекает, что в ее жесте скрыто что-то большее, чем простая учтивость. Быть может, она заметила, что мы с Уиллом пришли вместе? Не донесет ли она на нас Старейшине, в лучших традициях своего «добросердечного» характера?

Уловив ход моих мыслей, Уилл относит свой бокал к столу, затем задевает меня плечом, делая вид, что мы как бы невзначай натыкаемся друг на друга в толпе.

– Ох, прошу прощения, прекрасная незнакомка. Мы с вами еще не встречались, но позвольте пригласить вас на танец.

– Вы очень милы, юноша, – склоняюсь я в реверансе и добавляю громче, – кем бы вы ни были!

Протягиваю ему руку, позволяя закружить меня в плавном повороте. Его шарму невозможно не поддаться. Он не тот человек, который будет действовать за спиной, надавливая на нужные точки. Он не прогоняет меня, не игнорирует и не боится показывать свои раны. В этом он сильно отличается от кое-кого, не будем указывать пальцем. Хотя я, собственно говоря, и не могу. Ведь Блэквуда на балу нет. По крайней мере, я его не видела. И это неудивительно. Пышные празднества не в его вкусе. Как и яркие цвета, веселье и бурные проявления чувств. Или… хотя бы какие-то.

Конечно, он буквально вырвал меня из рук Даниила и в кои-то веки назвал по имени, но было ли это показателем зарождающегося влечения или лишь мимолетным порывом? Наверное, этого мне не узнать, так как после моего возвращения он ни словом о случившемся не обмолвился. Даже после того, как я буквально вернулась с того света. А с момента, когда я появилась на поимке Эми, он вообще держится от меня на расстоянии. Похоже, мой поступок задел его за живое. Или же его просто раздражает моя безрассудность. Хотя… Быть может, проблема как раз в нем? Что, если он не может со мной сблизиться, потому что… не знает, как? Что, если после предательства Вирджинии он настолько закрылся в себе, что не может найти путь наружу? А я понятия не имею, как ему помочь.