Царство Сибирское (СИ) - Путилов Роман Феликсович

— Тут еще одно дельце, ваше императорское величество. Так сложились дела, что все мои двести офицеров-пилотов, подданные Великого княжества Семиречья, а, как вы знаете, мой вассал не является вассалом моего суверена, а, следовательно, им надо платить и платить щедро.

— Слушай, Булатов, а не слишком жирно, что всадник вот этой этажерки у тебя офицером является? Давай я дам тебе сколько хочешь гвардейских гусар или драгун…

— Ваше величество, каждый пилот обучался шесть месяцев, при этом, в процессе обучения разбили несколько самолетов, люди погибли. Ну какие гусары или драгуны? Или можете выкупать у меня самолеты и садить на них кого хотите, если не жалко…

— Ладно, я подумаю. — Император встал и все вскочили вслед за ним: — Не провожай меня, я дорогу до ворот найду. Как приму решение, сообщу себе.

На следующий день фельдъегерь привез мне приказ письмо от императора, приглашающую меня на мою коронацию ставку. А вечером доставили записку, что на коронации необходимо присутствие моей супруги.

Глава 22

Глава двадцать два.

Полевой аэродром. Окрестности Воронежа.

Смотрели «Белое солнце пустыни»? Ну, ту сценку, когда появляется гарем Черного Абдулы, в черных никабах, или как оно там называется, полностью закрывающее все тело и лицо, покрывало. Вот и я испытал культурологический шок, когда из приземлившегося аэроплана с ВИП-салоном повалили плотно завернутые в голубую ткань, женские фигуры.

Показалось, что на аэродроме наступила тишина, множество недоуменных лиц военных повернулись в нашу сторону.

У нас, в Великом Княжестве Семиречье, конечно, своя восточная специфика и существенное влияние южных народов, но ничего подобного ранее я не наблюдал. Дамочки, а я надеюсь, что это в самом деле, дамочки, вполне обыденно поклонились мне, как это принято у личных служанок Гюлер, после чего окружили меня, одна из фигур пристроилась сбоку, чуть позади меня, после чего меня стали легонько подталкивать в сторону шатров лагеря.

Но только я встал как истукан, потому, как чувствовал, что рядом со мной не Гюлер, так как женщина у моего плеча была существенно выше моей жены. Не успел я возмутиться, как в спину мне зашептал знакомый голос:

— Май дарлинг, веди нас скорее в шатер, я потом все объясню.

Ну, слава богам, жена рядом, только опять что-то заковыристое придумала. Я любезно улыбнулся фигуре, замершей рядом, предложил ей опереться на мою руку и повел весь этот цветник или курятник в сторону большого шатра, приготовленного, как раз, к визиту моей жены. Пока солдаты перетаскивали багаж, а у пяти дам его набралось довольно много, пока служанки распаковывали чемоданы, одна из служанок, прихватив еще одну товарку, видимо для конспирации, поманила меня пальчиком и повела к моей палатке.

Посадив свою подругу у входа, активная служанка провела меня в самый темный угол моего жилища, где скинула платок с головы.

— Привет. — я вкусно поцеловал жену в губы: — Молодец, конечно, что прилетела так быстро, но что это за спектакль?

— Мне Макоша сказала, что здесь что-то нехорошее затевается, и мне лучше не ехать к тебе. Но, я не могла тебя ослушаться, и поэтому попросила Ирку на приеме изображать твою жену, ну, а на случай, если кто-то знает меня в лицо, велела всем покрыть головы и спрятать лица.

— Ирка? Ты что, взяла кого-то из наших в свое ближнее окружение, из славян?

— Почему из ваших? Это наше имя, означает Лучшая или Любимица.

— И твоя Ирка согласилась подставить свою голову вместо тебя.

Гюлер гордо вскинула голову:

— Она с радостью согласилась выполнить просьбу старшей в роду.

— Кроме того…- Гюлер хихикнула и зашептала мне в самое ухо: — Кроме того, я пообещала Ирке выдать ее замуж, а то девочка слишком высокая, наши женихи от нее шарахаются.

Императорская ставка.

В императорскую ставку прибыли мы большой и представительной делегацией. Кроме пяти дам я взял с собой десяток пилотов, в том числе и «водителя» моего летающего «лимузина», отличившихся в воздушных боях над Тулой, Тобольском и Воронежем. У всех офицеров на груди поблескивали серебром ордена в виде сокола с перекрещенными мечами. Для такой делегации пришлось нанимать десяток пролеток в Воронеже и в окрестных поместьях, да еще десяток солдат их аэродромной охраны изображали конный конвой, а на замыкающей пролетке, под чехлом, прятался шестиствольный пулемет с запасом патронов.

Небо над нами в этот день берегла четверка аэропланов, нарезавших бесконечные петли высоко, у самых облаков, так что невозможно было с земли рассмотреть особенности самолетов.

В этот день нашу кавалькаду пропустили на территорию императорской ставки без всякой проволочки, даже подобие почетного караула было выстроено у пропускного пункта.

Возле императорских теремов сегодня развернули большой арочный шатер, способный вместить под свой покров, как минимум, пару сотен гостей. Вот в этот шатер нас, с поклонами, и проводили местные «сусанины». По знаку распорядителя я со своей свитой остановился на входе. Гости, в основном военные, украшенные золотыми эполетами, аксельбантами, поясами и орденами, разбавленные некоторым количеством дам, толпились у стенок шатра, освободив центральный проход, в котором были выстроены пара десятков кавалергардов, в шлемах с конскими хвостами и в позолоченных кирасах. В противоположной от входа стороне шатра возвышался на постаменте золоченное кресло с высокой спинкой, изображающее, как я понял, военно-полевой трон.

Минут пять нам пришлось постоять на входе в шатер, под сотнями глаз императорских приближенных, и, в основном, взгляды эти не были дружескими…

За стенами шатра затрубили трубы, что-то вроде «Слушайте все!» моего старого мира, затем перед троном появился очередной распорядитель, гаркнул что-то доброе и неразборчивое, после чего генералы с дамами сравняли ряды, выказав при этом немалую сноровку. Все замерли и в тишине у подножья трона появилась знакомая фигура императора, который под громкий скрип, поднялся на постамент и уселся в золоченное кресло. Мгновенно на постамент взбежали и вольно расположились за императорским креслом несколько молодых людей, в том числе парочка ослепительных красавиц, надо полагать, состоящих в ближнем круге молодого правителя. Императрицы в шатре не было, по слухам она, пребывая в тягости, оставалась в одном из имений близ столицы.

— Булатов Олег Александрович, подойдите. — ясно и громко прозвучал голос императора и я, на негнущихся ногах (в прямом смысле этого слова) двинулся в сторону Российского владыки. При моем приближении раздалась чья-то команда и кавалергарды, дружно лязгнув, выхватили палаши, скрестив их над самым центром узкого прохода. По ледяным глазам императорских гвардейцев, бросаемых на меня из-под козырьков высоких касок, когда я проходил под скрещенными попарно тяжелыми клинками, я читал настойчивое желание с оттяжкой опустить смертоносное оружие на мою беззащитную шею.

Слава богам, император, смерив мои «ботфорты» испытывающим взглядом, не стал портить церемонию и ставить меня на колено, я, повинуясь знаку императорской ладони лишь склонил голову.

— Олег Булатов за многочисленные старания во благо земли Российской, а также великие свершения, как на поприще воинском, так и в гражданском служении, жалуется короной и титулом Царя Сибирского, с наделением его всей полнотой власти над всеми землями, входящими в оное царство и всеми людишками, его населяющими. Царь Олег, клянешься ли ты верно исправлять службу, определенную вассальными обязанностями передо мной, императором Российским, а также защищать пределы земли Сибирской, приумножать ее богатство и способствовать процветанию, как земли Сибирской, так и всей державы нашей?

— Клянусь.

На голову мне надели шапку красного бархата, шитого золотой канителью, и отороченную мехом соболя и украшенную небольшими зубцами, драгоценными камушками, составляющими узор, а навершие всей этой конструкции венчал белый сокол.