Куда приводят коты (СИ) - Фомин Олег Геннадьевич

«Она обещала, что будет рядом всегда?»

Я задумался.

На сей раз молчание длилось куда дольше…

«Вообще-то… нет».

«Как же она предала, – спрашивает Хелена, – если ничего не обещала?»

Я ответил вздохом, таким же протяжным, какой был только что у собеседницы. Но мой вышел еще и судорожным.

«Не знаю… Но я ее ненавижу, Хелена! Ее так много, этой ненависти, что она отравляет, выжигает изнутри! Нельзя же так сильно ненавидеть из ничего, на пустом месте!»

«Но за что ты ее ненавидишь, Риф? Тебе было плохо, пока вы были вместе?»

«Нет… Было хорошо. Очень хорошо! Ни с кем не было так хорошо, как с ней! За всю мою предыдущую жизнь не накопилось столько светлых воспоминаний, сколько за время, проведенное с ней. Я был счастлив!»

«Но если все время с ней ты был счастлив… за что ненавидишь?»

«За то…»

Отвечать не хочется. Знаю, ответ не даст облегчения.

И все же ответил:

«За то, что это закончилось».

Одна из груш сорвалась с ветки, полетела вниз. Падает, как в замедленной съемке. Столь же неторопливо кружатся, оседая, листья, которые увесистый плод сбил на своем пути… Наконец, груша исчезла в траве. Время греться в лучиках солнца, витая в облаке древесной кроны, подошло к концу.

«Моя прежняя жизнь тоже закончилась, Риф. Теперь мое место здесь, под этой вишней… Мы совсем немного успели побродить вместе по перемиру, но это было здорово! Вспоминаю те мгновения с теплотой. Мне даже в голову не приходит ненавидеть их за то, что они остались в прошлом… Они были! Это главное! Теперь они навсегда со мной, их не отнять».

Я слушал, закрыв глаза. Ее рука продолжала меня убаюкивать, и, когда Хелена замолчала, я, кажется, уснул. Да, уснул во сне. Такого со мной еще случалось…

Проснулся, как и ожидал, в палатке из сосновых веток. Ливень выплакал все, что накопилось, гневный грохот небес тоже себя исчерпал. Теперь в бору тишина. Лишь капают с иголочек одинокие капельки. А я слушаю эту мелодию, уложив морду на передние лапы.

Да, я снова кот.

Надо было сразу им обернуться, может, и не было бы так паршиво. Коты ко всему относятся проще, чудесные звери. Не скажу, что едкая боль отступила, но стало чуточку легче. Пытаюсь безмятежно вдыхать и выдыхать лесной воздух после грозы.

Кошачьи уши поймали где-то вдалеке шум поезда. Похоже, не такая уж здесь и глухомань. Усы подтвердили: по ним от земли идет слабая вибрация. Хотя человечьим слухом я бы вряд ли что-то уловил, железная дорога, судя по всему, и впрямь очень далеко.

Мысль о поезде навеяла воспоминание. Купе, заставленное акварельными, масляными и другими картинами, и сидящая напротив женщина с розовыми волосами…

«Я знаю, Риф из будущего, тебе сейчас больно… И когда боль станет невыносимой, вспомни этот разговор. Вспомни и ответь на вопрос… Если бы ты мог откатить время назад, туда, где все начиналось, ты бы прошел через это вновь, зная, чем кончится? Будь с собой честен. И когда ответишь… Нет, это не вернет все, как было. Но ты примешь случившееся, скажешь прошлому «спасибо» за светлые моменты и начнешь жить дальше. С легким сердцем».

Лесная подстилка подо мной шуршала, пока я сворачивался в клубок. Из меня, как песок из песочных часов, посыпалось мурлыканье. Я поразился тому, что запомнил слово в слово. Подозреваю, без магии со стороны Черри не обошлось. Все-таки дело было в ее даймене.

На этот раз – никаких снов. Оно и к лучшему, отоспался вволю. Не знаю, сколько точно, но просыпаюсь не из-за кого-то или чего-то извне, а просто потому, что организму надоело валяться в отключке…

И уже не в лесу.

Меня поймали суета и гомон рыночной площади. Уши закружились в изобилии голосов.

– …двадцать дирхамов!..

– …сфотографируй меня на фоне этих ковров…

– …такой пахлавы в жизни пробовали!..

– …Аллах Всевышний, красавица!..

– …руины дворца в той стороне…

По древним булыжникам, на которых я возник, шуршат сандалии местных жителей, кроссовки туристов. Хиджабы и тюрбаны плавают в теплых цветастых сумерках фонарей, что висят на ларьках гроздьями и вереницами. Нос накрыло, словно песчаной бурей, ароматами пряностей, фруктов, выпечки…

Снова тот город, где я гулял… с ней. Как и тогда, в ночи.

Я поднял кошачью голову.

Лепешка луны улеглась на синий противень неба, обсыпанный звездной мукой. Чуть ниже торчит высокий темный силуэт мечети с башенкой наверху, похож на флакон духов, какие здесь продают в сказочном ассортименте. Вокруг меня мелькают великанские фигуры тех, кого лишила сна жажда впечатлений и прибыли.

И я побрел.

Не знаю, куда и зачем. Просто бреду. Глазею по сторонам, как делал это в тот раз у нее на руках. Иногда кто-нибудь наклоняется погладить, и я не возражаю. Мимо проезжают запряженные лошадьми или осликами телеги, мотоциклы с кузовами, я забираюсь на них, чтобы видеть дальше. Потом спрыгиваю и опять слоняюсь в дебрях ног. Играют дудочники и барабанщики, тарахтят мопеды, бренчат колокольчики ездовых животных, здешние дельцы расхваливают товар, вьются около приезжих, настойчиво что-то предлагая… Апельсины, гранаты, бочки со специями, – из всего этого громоздятся настоящие баррикады. Ходят туда-сюда разносчики воды. Иностранцы делают фото с обезьянками и змеями. Сухощавый, но мускулистый абориген жонглирует огненными палками…

С площади я угодил в паутину тесных улочек, забитых торговыми рядами ничуть не меньше.

Расписные фарфоровые тарелки, медные кувшины, сумки из кожи, бусы, свечи… За каждым прилавком товара столько, что кажется, из него собраны стены и потолки, от этих цветастых пазлов глаза разбегаются. Каждый уличный магазинчик подсвечен изнутри теплым светом, и я иду словно меж огромных пчелиных сот, из которых сочится сияющий мед. А улей рынка гудит, разбавленный мелодией какого-то старинного струнного инструмента и завываниями певца.

В этом лабиринте нельзя не потеряться. Даже нужно. Отдаться потоку проходящих сквозь сознание красок, звуков и запахов, не думая о том, куда он занесет… Как не думали мы с ней. И каждая женщина в хиджабе, что плывет, озираясь по сторонам, или разглядывает что-то у прилавка, напоминает ту, чей наряд был зеленым, как изумруды ее глаз. Помню эти глаза, помню веснушки, помню улыбку, что сияла мне сквозь шелк маски, помню перезвон висевших на ней янтарных камушков, помню жилки на «листочках» ноготков, что чесали мой мех…

Помню.

Как помню и то, что улыбался сам, хоть и был котом. И сейчас улыбаюсь. Впервые за долгое время. Интересно, как выглядит моя кошачья улыбка? Вот найду палатку, где торгуют зеркалами…

Но я не успел.

Под тенью проезжавшей мимо повозки меня подхватила мягкая лапа перемира, и пестрое буйство вокруг исчезло. Ему на смену пришли плавный шум ветра и шорох песка. Я узнал его летучие потоки, а также мерцающие оранжевые кристаллы в древних плитах.

Бальзамира.

Огромный зал с шеренгами боковых колонн. На другом его конце в песчаной мгле можно разглядеть ступенчатое полукольцо каменной воронки вокруг плоской ниши – трибуны и сцену. Колонна слева от меня сломана, верхняя половина лежит поперек подножия нижней.

Конечно, я был здесь. И не один.

Она упала с этой колонны, а я поймал. Вон, даже виден наверху скол от шального куска камня, что решил тогда сбежать из-под ее каблука. А я, рванувшись ловить колыхавшее платьем тело, впервые сумел перекинуться из кота в уже одетого человека…

Ох, египетское все!

Да я и сейчас – человек! Причем, кажется, в тех самых вещах. Сам не заметил, как обратился, пока голова, задравшись к колонне, дрейфовала в воспоминаниях. Руки приподнялись, взгляд скользит по темно-коричневой рубашке с запонками в виде кошачьих лап, черным брюкам, ремню, ботинкам…

Я усмехнулся.

Вслух, громко. По-настоящему. Надо же! А я и забыл, что умею быть веселым.

В груди сладко защемило. Мы ведь здесь чуть не поцеловались. Так близко было ее лицо! Листья папоротника, нарисованные хной на шее и груди, шевелились от ее дыхания, дурманившего куда сильнее, чем блажень…