Куда приводят коты (СИ) - Фомин Олег Геннадьевич

– Не-е-е-ет! – доносится сзади женский плач.

Вокруг, тем временем, творится сущий ад. Песок, камни, а также все, что занесло сюда со второго слоя, объято пожаром, какой бушевал в Бальзамире. Зной заставляет воздух корчиться и трусливо утекать в ночное небо. Оранжевые цветки пламени танцуют вблизи, танцуют вдали, слева и справа… Везде! Огонь устроил пиршество по всему кратеру. Грандиознее всего выглядит пылающий флюгер, которым стало колесо ковшей. Исполинскую машину перекосило. Земная твердь грохочет, ходит ходуном, стоять на ней уже нельзя, поэтому крылья подняли меня ввысь и развернули к той, из-за кого пробудилась во всей первозданной красе моя сила стирателя.

Крошечная фигурка внизу пятится, задрав голову. Вижу перепуганное лицо в облачке тумана, это испаряются в дьявольском пекле слезы. Я успел заметить на лице их отблеск.

Наконец, фигурка развернулась и, спотыкаясь о раскаленные камни, побежала прочь.

Чувствую пульсацию ее тщетных попыток уйти в перемир.

Чувствую, как столь же часто пульсирует лава в жилах, пронизывающих черную кожу моего тела светящейся сетью.

В ритме этого пульса один за другим из разломленной земной плиты вырываются лавовые фонтаны, обгоняют задыхающуюся беглянку с двух сторон и смыкаются перед ней брызжущей желтой стеной. Девичий силуэт резко сдает назад, но позади – такая же стена лавы. Жидкий огонь подступает со всех сторон.

Жар вынудил угодившую в ловушку избавиться от жилета, и теперь она, тряся упругими грудями, в панике кружится на месте.

А я гляжу на нее…

Сквозь клыки, стиснутые гневом, прорывается:

– Ах ты!.. Рыжая!.. Тварь!!!

Глава 41. Спасибо!

Все закончилось внезапно.

Той, на кого я взирал с лютой ненавистью, повезло. Она не успела превратиться под моим взглядом в тучку пепла. Меня настигло хорошо знакомое «чувство ветра», и перемир тут же пресек все это апокалипсическое безобразие, вышвырнув меня (а заодно, возможно, и двух других его участниц) за пределы уставшего от всякой мистики места, что принадлежит обычным здравомыслящим людям.

И мне даже известна причина. Не знаю, правда, откуда. Думаю, она открылась, потому что мой мозг стирателя подсознательно жаждет объяснений, и перемир их дал. Можно сказать, всучил. На, мол, подавись, только оставь меня в покое…

Как бы то ни было, но я откуда-то знаю, что дремавшая в вагончике бригада работяг, чей долг – присматривать за гигантским комбайном, наконец, проснулась. Усыпившие их чары Блики, хозяйки даймена, перестали действовать, так как последнюю временно вывел из игры второй слой. Наверное, все мы вместе с огненно-лавовой миниатюрой конца света исчезли, когда кто-то из рабочих приподнял шторку и выглянул в окошко… Хотя нет, раньше! Когда бригада проснулась! Иначе они не смогли бы не заметить землетрясение.

Блика подметила верно. Все наше перемирское могущество, будь оно даже способно двигать горы и взрывать звезды, яйца выеденного не стоит, когда на нас обращает внимание один-единственный человечишка, хоть самый пропащий бомж.

А рабочие, скорее всего, уже вышли из вагончика, окидывают растерянными взглядами целехонькие каменно-песчаные просторы в электрическом свете, мирную ночную мглу, застывший без экипажа роторный экскаватор… И недоумевают, какой черт дернул их всех разом плюнуть на обязанности и посреди смены завалиться спать. Но я уверен, они найдут этому разумное объяснение. По крайней мере, такое объяснить куда проще, чем адское пламя, извержение лавы и крылатого черного демона.

И вообще – это уже не мои проблемы.

Грохот землетрясения сменился грохотом грозы. Перемир закинул меня в сосновый бор, в брошенную какими-то походниками палатку из хвойных веток. Очень надежую, ребята свое дело знали. Льет, как из ведра, но под косые навесы мохнатого зеленого лапника дождь почти не проникает.

Впрочем, влаги хватает и без помощи осадков. Она сочится из меня горячими слезами, пока тело тормошат судороги, а рука вспахивает пальцами ковер прошлогодней пожелтевшей хвои, веточек и шишек. На мне, кажется, футболка болотного цвета и штаны из плотного материала с кучей карманов. А что за обувь, я даже не посмотрел. Какая, к лешему, разница…

Ни рогов, ни хвоста, ни крыльев. И с кожей все в порядке.

Вот только мне от этого не легче.

Лежу в соплях, рыдаю навзрыд, от души, ни в чем себе не отказывая. Стесняться в этой глуши некого, себя даже не слышу, ливень шипит, как сотня бешеных гадюк. Астрономические запасы былой ярости конвертировались в жидкую соленую валюту, и теперь два щедрых банкомата в глазах выдают ее почве. И ладно. Может, здесь вырастет что-то более живучее, чем то, что было между мной и этой рыжей дрянью…

Под ровный шум дождя и громовое мурчание небесных котов меня постепенно отпустило, и я сам не заметил, как уснул.

Разбудили нежные поглаживания по голове. Я ощутил, что она лежит бочком на чьих-то теплых коленях. После давешней истерики так спокойно, не спешу открывать глаза. А неизвестная ладошка все гладит, гладит…

Наконец, веки медленно поднялись.

Я увидел туман, высокую траву и грушевое дерево с плодами. За ним еще какие-то деревья, почти не видно, белесая пелена очень уж густая. Значит, пока я спал, меня опять куда-то уволокло сквозь перемир. Пейзаж кажется знакомым, вот только где я его…

Голова перекатилась на затылок, и я увидел ту, кто меня гладит. В глаза с теплом смотрит симпатичная девочка лет четырнадцати. Видеть ее прежде не доводилось, но я сразу понял, кто она. И где я нахожусь.

«Привет, Риф», – шепнула девочка.

Ладошка легла на мой лоб.

Я ответил так же тихо:

«Привет, Хелена».

Нет, перемир меня не утаскивал. Наверное, все еще сплю в палатке в сосновом бору. А мое подсознание сейчас в саду Натальи. В том его участке, что остался в памяти. Туман скрывает детали, которые не помню. Мы под вишней, где произошел наш с Хеленой разговор, полный взаимных откровений. И в этом уголке моего разума нашла приют частичка Хелены, что осталась со мной и подарила способность становиться призраком. Интересно, она знает, что другая ее половина благополучно вернулась к Леону?

Я провел пальцем по контуру милого личика.

«Так вот как ты выглядишь в человеческом облике».

Хелена улыбнулась.

А я вспомнил, что именно так, лежа на коленях у девочки-подростка, впервые появился в Блальзамире. Та девчушка была даже младше, с русой косой, в платьице. Не знаю, кто она. С того раза мы не встречались…

Мне стало больно. Невыносимо больно! Прямо как той, из чьих окровавленных рук меня тогда извлекли и чье тело несли к статуе Сехмет. Словно не ей, а мне кислота сожгла всю кожу! Я и представить не мог, что такую боль способно причинять… непонимание. Я не понимаю! Как?! Как женщина, пошедшая на муки ада, чтобы меня защитить, за такой короткий срок от меня отвернулась?! Ведь я даже не давал повод! Всегда был на ее стороне, был рядом в трудную минуту!

Что я сделал не так?!

Объяснения… Не живется нам, стирателям, без объяснений. Не умеем принимать все как есть.

Держаться помогают добрые глаза Хелены… И тяжелое, как кандалы, осознание, что никто не спустится с небес и не даст ответы. Нужно смириться, что мне влачить это непонимание до конца дней своих.

Я и Хелена долго смотрели друг на друга. Потом я отвернулся, взгляд снова утонул в тумане, траве и листве, а ласковая девичья рука продолжила плавать туда-сюда вдоль моих волос. Пусть это длится вечно! После того, что я пережил, о возвращении в реальность даже думать противно…

«Риф, что с тобой?» – осторожно спросила моя утешительница.

Не знаю, сколько прошло мгновений томного созерцания молочной мглы, прежде чем я наконец ответил:

«Плохо мне, Хелена».

«Почему?»

«Женщина, которую я любил, меня предала. Бросила».

Я услышал протяжный вздох.

«Грустно…»

Какое-то время мы молчали, а затем Хелена спросила столь же осторожно: