Аквилон. Трилогия (СИ) - Токсик Саша

– Это ещё не всё. Варька списочек переписала, пока старик за чаем ходил. Там есть кольцо Верки прачки. То самое, с бирюзой, что её покойная мать носила.

– Которое мы неделю искали! – взвыл Костя. – Она мне полтинник за него обещала! Я всё дно у прачечной обшарил, каждый камень перевернул!

– И перстень купца Рябова с рубином, – продолжил Василий, загибая пальцы. – И медальон какой‑то дамы с Дворянской улицы. И даже золотые часы!

– Золотые⁈ – Митька Свисток, самый молодой из присутствующих, аж подпрыгнул на месте. – Да за такую находку можно месяц жить не тужить!

Федька слушал молча, медленно потягивая своё скверное пиво. В отличие от остальных, его не удивляло количество находок. Удивляло другое. Метод Ключевского. Федька видел его в деле пару раз, наблюдая издалека. Тот нырял… неправильно. Не так, как учат в их ремесле.

Обычный ныряльщик методично прочёсывает дно, квадрат за квадратом, запоминает течения, изучает рельеф. Это ремесло, которому учатся годами, передавая секреты от отца к сыну. А Ключевский просто нырял и доставал. Словно заранее знал, где что лежит.

– Мой племянник тоже подтверждает, – вступил Митька, тревожно теребя кружку. – Видел в лавке кольцо прачки. Она там чуть не плакала от радости.

– Моя жена тоже ходила поглазеть, – добавил кто‑то из дальнего конца стола. – Говорит, там очередь с утра! Люди заявки пачками несут!

– Скоро мы вообще без работы останемся! – Щука вскочил, размахивая руками.

Старший Горшков повернулся к Федьке:

– Эй, Налим! Ты же у нас лучший был. До этого выскочки. Что думаешь? Как он это делает?

Федька пожал плечами. Он действительно не понимал. Но если остальные завидовали, он скорее восхищался чужим мастерством.

– Да что с него взять, – хмыкнул младший Горшков презрительно. – Он всегда молчун. Может, боишься конкуренции, а, Налим? Сам‑то давно ничего крупного не находил!

Федька только хмыкнул в кружку. Пусть думают что хотят. Ему не семь лет, чтобы доказывать свою значимость.

– Надо что‑то делать! – Семён стукнул кулаком по столу с такой силой, что кружки подпрыгнули, а пиво расплескалось. – Этот выскочка нас по миру пустит!

– Может, поговорить с ним по‑хорошему? – предложил дядя Паша, старейший из ныряльщиков. В его голосе звучало сомнение. Он‑то понимал, что «по‑хорошему» у Горшковых не получится.

– По‑хорошему он не поймёт! – рявкнул Семён. – Я знаю таких. Приезжие, думают, самые умные. Местных за людей не считают!

– Встретим его у старых складов, – предложил Костя, почёсывая лысину. – Поговорим по‑мужски. Объясним, что в нашем деле нужно делиться.

– Или пусть уезжает из города! – поддержал Митька.

Братья Горшковы переглянулись. Между ними прошёл тот безмолвный диалог, который бывает только у братьев. Движение бровей, наклон головы, едва заметный кивок.

– Мешок на голову и в тёмный угол, – произнёс Василий с мечтательной улыбкой. – Пару рёбер сломать для острастки. Чтоб знал своё место. Может, руку повредить, нечаянно, конечно. Не сможет нырять пару месяцев, глядишь, и уедет.

– Завтра вечером, – решил Семён. – У складов темно, фонари там не горят уже год. Сторожа нет с прошлого месяца. Надо подумать, как его заманить туда. А дальше дело техники.

– Ты с нами, Налим? – спросил Василий, поворачиваясь к Федьке.

Федька неопределённо качнул головой. Движение, которое можно было истолковать как угодно.

– Эх, Налим, – Василий покачал головой. – Был ты лучшим, а теперь что? Сдулся?

Федька не ответил, допивая пиво.

– Ладно, кто за? – Семён поднял кружку.

Лес рук взметнулся вверх. Пьяные выкрики сотрясли закопчённые стены. «За наше дело!», «Покажем выскочке!», «Ныряльщики Синеозёрска!» Кто‑то затянул старую песню про удачливого искателя кладов. Грустную, если вслушаться, потому что искатель в конце спивался и тонул в том же озере, где нашёл богатство.

Федька встал, и старая скамья жалобно скрипнула.

– Куда это ты? – окликнул Василий. – Ещё рано!

– Домой. Утром работа.

– Какая работа? Этот урод всю работу забрал!

Федька не ответил. Вышел в прохладный вечер, оглянулся на шумную таверну.

Братья Горшковы идиоты. Опасные идиоты. Этот Ключевский не простой ныряльщик, Федька это чувствовал нутром, тем самым чутьём, которое помогало ему находить вещи на дне. То же чувство подсказывало ему, что делать дальше.

Вечерние тени удлинялись, превращая знакомые улицы в лабиринт тёмных закоулков и редких островков света. Синеозёрск готовился ко сну. Скрежет опускающихся ставней резал слух, словно город закрывал свои глаза на ночь.

Я подошёл к «Бюро находок», мысленно подсчитывая дела на завтра. Оформить предприятие у Громова раз. Встретиться с Добролюбовым два. Найти мастера для изготовления приборов – три. Список можно было продолжать до бесконечности, и это радовало. Хорошо, когда есть много направлений для развития.

У дверей лавки что‑то темнело. Сначала я принял это за кучу тряпья, которую кто‑то бросил. Но тряпьё шевельнулось и поднялось, превращаясь в человеческую фигуру.

Тощий парень лет двадцати, но худоба делала его похожим на подростка. Характерная сутулость человека, проводящего половину жизни под водой. Острые скулы, запавшие щёки, глубоко посаженные глаза.

– Господин Ключевский, можно спросить? – голос у него был тихий.

Голос человека, привыкшего молчать.

– Говори, – ответил я.

– Я Фёдор. В городе зовут Налимом. – Он теребил в руках кепку. – Я тоже ныряльщик. Говорят, лучший был… до вас.

В его голосе не было обиды или злости. Просто констатация факта, как «вчера был дождь» или «вода мокрая». Это меня удивило. Обычно бывшие «лучшие» относятся к преемникам с плохо скрываемой враждебностью.

– И что тебе нужно?

– Хочу учиться у вас. Возьмите в ученики.

Вот это поворот. Я ожидал угроз, требований, может быть, попытки шантажа. Но не этого.

– Я не беру учеников. Я ничему не смогу тебя научить.

Тут я не соврал, все мои навыки были связаны с моим даром.

Федька не уходил. Переминался с ноги на ногу, как цапля на мелководье, явно собираясь с духом.

– Я могу быть полезным! – слова полились из него потоком, словно прорвало плотину. – Знаю все течения в округе, все закоулки дна. Каждый камень, каждую корягу! Где глубина восемь метров, а где только два. Где песок, где ил, где галька. Где образуются водовороты во время паводка. Где течение прибивает потерянные вещи. Могу показать места, о которых больше никто не знает!

Он говорил с таким жаром, что даже в полумраке я видел, как блестят его глаза. Энтузиазм человека, нашедшего то, чему стоит учиться. Я знал это чувство. Сам испытывал его когда‑то, в далёкой юности, когда увидел мастерство старых магов.

– Ответ всё равно нет.

Федька замялся, явно борясь с собой. Потом выпалил:

– Господин Ключевский, вам стоит быть осторожнее.

Вот оно. Я весь превратился в слух.

– Не все рады вашим успехам. Особенно у старых складов. Там темно по вечерам, сторож помер месяц назад, нового не наняли.

Он говорил торопливо, словно боялся, что я уйду, не дослушав. Или что передумает и не скажет.

– Это угроза?

– Нет! – он замахал руками так энергично, что чуть не выронил шапку. – Это совет. От того, кто хочет учиться. Просто… будьте осторожны. Братья Горшковы с дружками завтра вечером вас там ждать будут. С мешком и дубинками. Хотят объяснить, что в нашем деле нужно делиться.

Братья Горшковы. Я вспомнил двух похожих ныряльщиков, которым я в воспитательных целях перевернул лодку. Они оказались злопамятными.

– Спасибо за предупреждение. Но ученики мне всё равно не нужны.

Я повернулся к двери, готовясь постучать. Золотов наверняка ещё внутри. Старик работал допоздна, раскладывая находки с маниакальной тщательностью.

Федька опустил голову. Плечи поникли, он сделал шаг назад, собираясь уходить.