Последний вольный (СИ) - Волох Виктор

Теперь у меня было минуты три, пока он промаргивается и чистит каналы восприятия. Огнестрела у меня с собой не было — спасибо Гоше, отговорил, — но сейчас и нож сойдет, если действовать с умом. Я щелкнул лезвием складного ножа, чтобы звук был слышен отчетливо.

— У тебя два варианта, — сказал я, держа дистанцию. — Первое: ты сейчас сваливаешь отсюда и передаешь Горелому, что я очень расстроен. Второе: мы продолжаем танцы, но учти — я вижу, куда ты шагнешь, еще до того, как ты сам это решишь. Я перережу тебе сухожилия раньше, чем ты поймешь, что я рядом.

Убийца замер, тяжело дыша. Он ничего не видел магическим зрением, а в обычной темноте я в своем плаще-мороке был почти невидимкой.

— Ты не понимаешь, во что влез, Курганов, — прохрипел он, пытаясь на слух определить мое местоположение. — Это не разборки за территорию. Это…

Договорить он не успел.

Внезапно ветер на крыше переменился. Холодный, пронзительный порыв ударил мне в спину, едва не сбив с ног, и закружился вокруг нас воронкой, поднимая с гудрона мусор и пыль.

Ветряна. Моя «Звездная Танцовщица» наконец-то соизволила явиться. И она была явно не в духе.

Ветер, поднятый моим призывом, разметал остатки магической пыли, но дело было сделано. Убийца тер красные, слезящиеся глаза, часто моргая. С трудом, но зрение к нему возвращалось.

— Горелый, ссыкло, — прохрипел он, сплевывая вязкую слюну на гудрон. — Повелся на твой дешевый понт про Варламова.

Я почувствовал, как он собирается. Щит вокруг него уплотнился, став похожим на маслянистую пленку. Этот парень был не чета Горелому, тот был политиком и бизнесменом, а этот привык марать руки по локоть.

— Горелый хотя бы не лез на рожон, — парировал я, не выходя из тени вентиляционного короба. — Это делает его умнее тебя… Хазад.

Он замер. Даже в темноте я почувствовал, как он напрягся.

— Ты знаешь мое имя? — в голосе прорезалось удивление пополам с угрозой.

— Работа такая, всё знать. Ну что, Хазад, не слишком ли большой кусок ты попытался откусить? Зубы не сломаешь?

Хазад выпрямился во весь рост, окончательно проморгавшись. Вокруг его рук снова начала собираться тьма, неторопливо, уверенно.

— Меня варламовскими байками не напугаешь, — тихо сказал он и сделал первый шаг в мою сторону. — Если бы ты реально ходил под Дедом, я бы уже валялся здесь с перерезанным горлом, пока глаза протирал. А ты просто стоял и трепался. Значит, ты один.

Черт. А он не дурак. Логика у него работала железно: настоящий боевик Варламова не стал бы вести переговоры, имея преимущество. Мой гуманизм сыграл против меня.

— Так это у вас такой метод рекрутинга? — спросил я, отступая за следующий короб. — Приходи к нам работать, у нас дружный коллектив и бесплатные молнии в лицо? Презентация так себе, на троечку.

— Ты можешь быть полезным. Или мертвым, — усмехнулся Хазад. Улыбка у него вышла страшная, кожа натянулась на черепе. — Мне без разницы. Труп тоже можно допросить, просто возни больше.

Он перемахнул через низкий парапет, разделяющий секции крыши, не сводя с моего укрытия тяжелого взгляда. Я воспользовался моментом, чтобы перебежать к старой кирпичной трубе.

Всё, шутки кончились. Магия смерти, которой он пользовался — штука убойная, но капризная. Ей нужен прямой визуальный контакт. Хазад не мог просто взорвать всю крышу по площади, как сделал бы пироман вроде Горелого. Ему нужно было видеть цель, чтобы остановить ей сердце. Поэтому мы играли в кошки-мышки среди антенн и труб.

— Уже бежишь? — насмешливо бросил он, обходя вентилятор.

— Просто пытаюсь понять логику, — крикнул я, смещаясь к левому краю крыши. — Допустим, ты меня пришьешь. И как это поможет тебе найти реликвию?

— А кто сказал, что я тебя убью сразу? — голос Хазада стал ближе. Он был уверен, что загоняет меня в угол, как крысу. — Сломаю ноги, выжгу каналы. Сам приползешь и расскажешь, где спрятал куб.

Я уперся спиной в кирпич. Дальше бежать было некуда, труба стояла у самого края. Я рискнул глянуть вниз: пять этажей пустоты, балконы с бельем и темный, заваленный мусором переулок внизу.

Хазад был метрах в десяти. Он не спешил, наслаждаясь моментом. В его руке пульсировал черный сгусток, готовый сорваться с пальцев.

— Ты не работаешь на Варламова, — повторил он, смакуя свою догадку. — Ты ни на кого не работаешь. Ты ничей. Фрилансер. И если ты сдохнешь здесь, никто даже не почешется.

Он сделал еще шаг, выходя на линию огня. Я видел его торжество. Он думал, что я загнан в тупик.

Но он забыл одну деталь.

Ветер.

Ветряна, внучка Стрибога, которую я призвал, никуда не делась. Она просто ждала, кружа над крышей невидимой воронкой, раздраженная тем, что её побеспокоили, и жадная до развлечений. И теперь мы с ней стояли на самом краю, там, где воздушные потоки ударялись о стену дома и взмывали вверх.

— Может, я и ничей, — сказал я, глядя ему в глаза и чувствуя, как за спиной нарастает гул. — Зато у меня друзья влиятельные.

Хазад вскинул руку, но я уже шептал формулу активации, выпуская стеклянный стержень из левого кармана.

У каждого мага свой «эхолокатор». Пироманты чувствуют тепловой след, воздушники слышат дыхание за сто метров, менталисты просто лезут к тебе в голову. Некроманты вроде Хазада работают иначе. Для них жизнь — это аномалия. Раздражающее яркое пятно на фоне милой их сердцу мертвечины. Хазад чувствовал меня так же, как человек с больной головой чувствует яркий свет лампы. Он шел на мой пульс, как акула на запах крови в воде.

Нужно было дать ему другую цель.

Я рванул из подкладки плаща, кварцевый жезл. Сейчас это была просто стекляшка, но я сжал его в кулаке и мысленным усилием вогнал в него слепок своей ауры. Накачал кристалл сырой энергией жизни под завязку, до звона. Для обычного глаза ничего не изменилось, но в магическом спектре жезл вспыхнул как новогодняя елка. Теперь это был не кусок кварца, а маяк, орущий на всю крышу: «Я ЗДЕСЬ!».

У самого парапета чернел зев ржавого водостока. Я сунул сияющий (для мага) кристалл туда, чтобы его не было видно визуально, но фонил он знатно.

— Попробуй сначала найди меня! — крикнул я, имитируя панику, и метнулся назад.

Три быстрых шага. Спина вжалась в холодную кладку дымохода. Капюшон на глаза. Замереть. Не дышать.

«Морок», вещь уникальная не только потому, что прячет тебя от глаз прохожих. Его главная фишка, о которой забывают многие умники, это полная магическая изоляция. Как только я перестал двигаться, ткань плаща не просто слилась по цвету с закопченным кирпичом, превратив меня в хамелеона. Она отрезала мой фон.

Для магического зрения я исчез. Просто перестал существовать.

Для Хазада картина почти не изменилась. Он чувствовал яркий источник жизни у края крыши (мой заряженный жезл) и был уверен, что это я, забившийся в угол от страха. Он даже не заметил подмены, слишком был увлечен предвкушением убийства. То, что сигнал сместился на метр вниз и стал статичным, его не смутило.

Он вышел из-за вентилятора, не сбавляя шага. Я видел его профиль, оскал под маской. Он смотрел прямо на водосток, игнорируя кирпичную трубу, частью которой я стал.

— Найти тебя? — в его голосе слышалось торжество палача, занесшего топор. — Я тебя уже нашел, трюкач. И бежать тебе некуда.

Хазад завернул за угол и замер. Впереди была только пустота и край крыши, подсвеченный снизу болезненно-желтым светом уличных фонарей. Я стоял буквально в двух шагах от него, слившись с кирпичной кладкой трубы. С такого расстояния я мог разглядеть его профиль сквозь прорези балаклавы: смуглая, землистая кожа, бисеринки пота на виске и напряженная жилка на шее. Он смотрел вниз, туда, где в ржавом желобе водостока яростно фонил мой «маячок».

Маги, народ высокомерный. Они привыкли полагаться на Силу больше, чем на собственные глаза и здравый смысл. Это профессиональная болезнь: если у тебя есть «радар», который не подводил годами, ты перестаешь смотреть под ноги. Глаза говорили Хазаду, что на краю никого нет. Но его магическое чутьё орало: «Цель здесь! Внизу, за кромкой!». И он поверил чутью.