Император Пограничья 13 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Станислав быстро записывал цифры.

— Продолжайте.

— Бумага для еженедельного тиража в пять тысяч экземпляров по восемь страниц — три тысячи рублей в год. Типографские расходы, включая обслуживание печатных станков — две тысячи. Аренда двухэтажного здания в Сергиевом Посаде с редакцией, архивом и складом — шестьсот. Транспортные расходы для журналистов — тысяча. Юридическая поддержка — пятьсот. Экстренный фонд для защиты журналистов — две тысячи. Остальное — резерв на развитие и непредвиденные расходы.

— Вы готовы платить журналисту больше, чем получает начинающий врач, — заметил Листьев.

— Журналист, который будет расследовать коррупцию князей и разоблачать преступления, рискует не меньше солдата на поле боя. Риск должен компенсироваться. К тому же, мне нужны не просто писаки, а профессионалы, готовые копать глубоко и не бояться последствий.

— Быть может, но пять тысяч экземпляров — амбициозно для начала.

— Две тысячи для Пограничья, тысяча для Сергиева Посада, остальное — для других княжеств. Через торговые караваны будем распространять. У нас уже есть маршруты в шесть крупных городов.

— А если тираж не пойдёт?

— Первые полгода будем распространять треть тиража бесплатно — в трактирах, на рынках, в караван-сараях. Пусть люди привыкнут читать независимую прессу. Потом начнём брать символическую плату — пять копеек за номер. Это цена буханки хлеба, любой крестьянин может позволить раз в неделю.

— Штат в двадцать человек сразу — не слишком ли?

— Мы создаём не просто газету, а информационный центр Пограничья. Нужны люди в поле, нужны аналитики, нужна инфраструктура. Лучше сразу заложить прочный фундамент, чем потом перестраивать на ходу.

После долгой паузы журналист посмотрел мне прямо в глаза через экран.

— Вы понимаете, что даёте мне оружие, которое может выстрелить в вас?

— Понимаю. Но альтернатива — информационная война, где проигрывают все. Народ перестанет верить вообще кому-либо. А это выгодно только Бездушным и врагам Содружества.

— Один вопрос. Почему именно я?

— Потому что вы единственный журналист, который приехал в Угрюм с желанием разоблачить меня. И написал правду вопреки своим предубеждениям. Если вы смогли изменить мнение обо мне, значит, сможете и о Владимире. В любую сторону.

— Хорошо, я принимаю ваше предложение с некоторыми оговорками. Три месяца на то, чтобы понять, подходит ли нам такой формат сотрудничества. Для меня критично сохранить журналистскую честность, поэтому любые попытки влиять на содержание газеты будут означать конец нашего партнёрства. И я настаиваю на прозрачности — первый номер должен содержать информацию о том, кто и на каких условиях поддерживает газету

— Договорились. Мой помощник Коршунов свяжется с вами по организационным вопросам.

Экран погас. Я откинулся в кресле, потирая виски. Сидящая напротив и доселе молчавшая Василиса неверяще качнула головой:

— Ты серьёзно дал ему карт-бланш?

— Иначе это была бы просто ещё одна пропагандистская листовка.

— Он же тебя растерзает при первой возможности!

— Он уже мог это сделать во время своего первого визита, но не стал, хотя недолюбливает аристократов. А если я заслужу — значит, так надо. Лучше узнать о своих ошибках от Листьева, чем в процессе восстания подданных.

Василиса вновь покачала головой, но в её глазах мелькнуло уважение.

— Ты либо гений, либо безумец.

— Время покажет, — усмехнулся я.

Полковник Василий Огнев положил на массивный дубовый стол приказ с княжеской печатью. Седовласый мужчина за пятьдесят, с глубокими морщинами и усталыми льдистыми глазами ветерана, служившего ещё при вступлении на престол прежнего князя.

Утренний свет проникал через узкие окна-бойницы штаба Стрелецкого полка, освещая карты Пограничья, испещрённые красными отметками мест прорывов Бездушных. На стенах висели трофеи — клыки Стриг, высушенные когти Трухляков, обломок хитинового панциря Жнеца.

Напротив командира замер старшина Егор Ганичев. Скверно зарубцевавшийся шрам от когтей Стриги пересекал его левую щёку и уходил под ворот формы. Майор Степан Молчанов, жилистый брюнет лет сорока с аккуратной бородкой и пронзительным взглядом тёмных глаз, стоял у карты, постукивая пальцем по свежим пометкам.

— Приказ о мобилизации для похода на Угрюм, — коротко произнёс Огнев. — Молчанов, докладывай, как прошло совещание у Хлястина.

Майор отвернулся от карты, скрестив руки на груди.

— Генерал очень старался «разъяснить важность операции». Обещают увеличить финансирование на сорок процентов, поставить новые винтовки из Москвы, а если откажемся — урежут боеприпасы к следующему квартальному распределению. Хлястин прямым текстом намекнул: неблагонадёжные подразделения могут быть расформированы для «оптимизации структуры войск».

Молчанов подошёл к карте, указывая на отметки западнее Владимира:

— Три месяца прошло с окончания Гона. Здесь, здесь и здесь — подтверждённые встречи со стаями Трухляков. Вчера фермер из Черкутино видел Стригу возле своего хлева. Мы должны зачищать остатки, а не маршировать на Угрюм.

Старик нахмурился, проводя пальцем вдоль красной линии на карте, и процедил:

— Помните прошлый Гон? Половину третьей роты отозвали для ликвидации Бздыхов. Оказалось — бояре просто не хотели платить новые налоги. Пока наши гоняли испуганных господ по лесам, Бездушные прорвались у Цибеево. Двадцать три трупа, включая детей.

Все хмуро кивнули, стараясь не вспоминать тот провал.

— А что в казармах, Ганичев? — спросил Огнев, откидываясь в кресле.

Старшина почесал шрам с неприятным звуком.

— Люди не понимают, полковник. В Угрюме такие же, как мы — воюют с тварями. Трое наших лично знают ветеранов, которых Платонов к себе взял на службу. Сержант Кривцов служил с их старшим инструктором Панкратовым в Рязани.

Ганичев достал из кармана сложенный листок.

— Перехватил письмо младшего сержанта Потапова семье. Пишет: «Не понимаю, почему должен идти против тех, кто три месяца назад принял беженцев из нашей же деревни. Когда все гнали, Угрюм дал кров».

Старшина убрал письмо обратно.

— В казармах открыто говорят: заставят воевать с людьми вместо зачистки гнёзд — будут дезертировать. Молодые вообще поговаривают о переходе в Угрюм. Мол, там хоть помнят, кто настоящий враг.

Огнев встал, подошёл к полке с книгами. Снял потрёпанный том в кожаном переплёте — Устав владимирских Стрельцов, принятый ещё основателем организации.

— Параграф третий, — полковник открыл закладку. — «Первейшая и священная обязанность Стрелецкого полка — защита населения княжества от нечеловеческой угрозы». Параграф седьмой: «Командир полка имеет право отказаться от приказов, не связанных с исполнением основной задачи, если это помешает защите от Бездушных».

Собеседники кивнули.

— Параграф двенадцатый обязывает нас проводить зачистку территории в течение полугода после окончания Гона. Мы подчиняемся князю, но только в рамках нашей основной задачи. Политические разборки — не наше дело.

Выдержав долгую паузу, Огнев обвёл взглядом подчинённых:

— Какие риски видите?

— Сабуров может попытаться заменить командование, — предположил Молчанов. — Как с гвардией поступил. Щербина «умер от инфаркта», назначили податливого Ладушкина.

Ганичев мрачно усмехнулся.

— Могут подослать провокаторов. Устроят «инцидент», обвинят в неподчинении или мятеже. Дадут повод для силового решения.

Огнев подошёл к окну. На учебном плацу новобранцы отрабатывали построение «ёж» — тактику против Стриг. Сержант-инструктор показывал, как держать пики под правильным углом, пока сзади соратники будут поливать огнём цели.

Полковник повернулся к подчинённым.

— Решение принято. Объявляем официальный нейтралитет. Продолжаем плановую зачистку территории от последствий Гона. Остаёмся в казармах, патрулируем закреплённые участки. Князю — вежливый отказ со ссылкой на необходимость выполнения прямых обязанностей.