Дважды мертв - Лемад Ника

– Думаю, что связь с кровавым колдуном не породила ничего стоящего жизни. Еще и воспитанный в ненависти… Надеюсь, что отчим все же его прибрал с этого света после того, как тот выполнил его волю.

На этом Урин придержала язык. Пусть не слишком верила в силы согрешившего раба (зачем он тогда дал себя заточить, еще и послушно в темнице сидел много лет), но спорить с мамой – дело пустое.

Янжин они обнаружили сидящей на полу и придерживающей падавшую голову мужчины.

– Он уснул, – сообщила, гадая, скажет абгай оставлять его в воде или будить. Или вытаскивать наружу спящего.

Это было бы занимательно, если б не зоркий глаз школьной учительницы, направленный туда же.

Глянув в избавленное от поросли и грязи лицо приблудившегося молодого самца, Урин запуталась в словах, а от потрясения перехватило дух. Да и горло заодно. Широкие лучи бровей дрогнули, чуть полнее, чем полагалось мужчине, губы сжались, словно он почувствовал устремленный на него взгляд.

Он был красив. Красив той редкой красотой, которая навевала смутные недостижимые мечты и заставляла замирать сердце в восхищении. Далай мог лечь под нож хирурга и все равно ему было бы не достичь подобной завершенности.

Алима только покачивала головой, недоумевая, кому пришло в голову, у кого поднялась рука уродовать такой экземпляр.

– Нездешний, – вынесла наконец вердикт. – Такой породы у нас нет. – И опять оглядела бурый слой воды, тихонько колыхавшийся от размеренного дыхания. Не хотела бы мешать сну, который, очевидно, сильно требовался юноше, но и оставлять замерзать в прохладной ванне было неразумно, потому легонько дотронулась до мокрого плеча.

Незнакомец проснулся моментально, вскочил на ноги, расплескивая волны вокруг бортиков и выбросив перед собой скрюченные в пальцах руки. Зарычал, оскалив зубы. Урин раззявила рот и получила шлепок от матери. Янжин прижала подбородок к груди сама и вперилась взглядом в доски пола.

– Так и сидите, – проворчала Алима, прошлепав по лужам до угла, в котором остался плед. С ним вернулась и поманила гостя, чтобы выбирался наружу. Когда он, не найдя угрозы, из чана шлепнулся в разлитую на полу воду, обернула его согнутую спину тканью и повела во вторую комнату. На пороге он заартачился, отказываясь ступать дальше.

Алима вздохнула.

– Янжин. Вот горе… Встань так, чтобы тебя было видно. Спиной отвернись, не глазей!

Глазеть очень хотелось, но не рискнула. Рука у матери Урин была тяжелой. Янжин вместо этого принялась разглядывать пунцовые щеки подруги.

Одеть парня не было во что, и этот пунктик Алима занесла в список дел на сегодня. Еще раз осмотрев и ощупав заживающие раны и желто-фиолетовые подтеки синяков, разрисовавших худое тело, замотала его в слои одеял и, встав перед ним, убедившись, что завладела полностью вниманием, спросила раздельно, по слогам, как его зовут.

– Имя. – Показала на себя, погладила по груди, оставив без внимания прыжок назад при неожиданном жесте. – Алима.

Подбородок юноши дрогнул и по этому движению Алима поняла, что он нащупывает отсутствующий язык во рту. Спустя секунду его челюсти стиснулись, а губы побелели, так крепко их сжал. Тогда попробовала иначе.

– Ты меня понимаешь? Слова понимаешь?

Глаза его ярко блестели, их косой разрез, форма носа, овал лица намекали на то, что и речь у них должна быть схожа. Однако он хмурился, не сводя взгляда с ее рта. Поднял свои ладони, изувеченные длинными полосами вздувшейся кожи, и осторожно потрогал свое лицо. Изумился, быстрее зашарил пальцами по щекам, облапал кожу и напоследок дотянул до глаз прядь обрезанных волос. Сунул их под нос, вобрал запах и шумно выдохнул. Дотронулся до складки одеял на своей груди. Приподнял брови, как бы спрашивая, он ли это.

Кажется, ему понравилось, решила хозяйка, пристально следя за тем, как меняется выражение лица.

– Как же тебя звать? – прошептала, в сомнениях постукивая по своей щеке. – Откуда ты пришел? Где тебя держали все это время и в каком возрасте ты потерял своих? – Вскинула глаза. – Язык жестов понимаешь? – И, порывшись в памяти, вытянула в сторону парня палец, а потом погладила свой большой палец.

Парень сосредоточился больше на эмоциях чужого лица, чем на показываемых картинках, а его левая бровь ползла все выше и выше. Похоже, поняла Алима, впадая в отчаяние, он ни слова не понимал, ни на слух, ни на вид.

Сдавленно ругнулась.

Тут он заинтересовался и пригнул голову, внимая тому, чему не следовало.

– Он странно реагирует на слово «проклятие», – подтвердила нечаянное наблюдение Янжин из другой комнаты. – Я тоже заметила.

– Проклятие, – сказала Алима.

– Попробуйте «хараал», – посоветовала Янжин. Мужчина вытянул шею в ее сторону.

– Хараал, – растерянно повторила Алима. И парень моментально откликнулся, глядя на нее в ожидании. Она глухо рассмеялась. – Бессмыслица какая-то. Ты Хараал?

Он замер весь, вцепившись в одеяло. Дышать забыл. Повел глазами по комнате. И начал отступать к стене, инстинктивно избегая сочащихся сквозь занавески лучей света, от которых жмурился.

Урин губами повторила имя и ошеломилась.

– Серьезно?

Янжин пожала плечами, решив про себя, что предпосылки к такому наречению имелись:

– Тому, кто назвал, виднее.

Владелица дачи, к счастью для девушек их не слушавшая, подняла вверх ладони.

– Хараал. Еда. – Успокаивающе удерживая одну тональность, не пыталась приблизиться, но и не отводила взгляда до тех пор, пока сощуренные глаза парня не прояснились и он не перестал душить себя одеялом. – Вот так. Расслабь руки. Ты голоден?

Конечно, голоден, запальчиво подумала Янжин, наблюдая за попытками абгай наладить контакт и напуганным этими попытками мужчиной. Она тоже не отказалась бы пожевать.

Только начала предвкушать завтрак, как мимо нее вихрем промчался парень с развевающимися за ним слоями покрывал. Высадил плечом дверь и дунул в сторону курятника. За ним побежала мама Урин. Отчаянный лай за забором взвился до небес.

– Ну вот опять, – обронила Янжин, представляя ведра воды, которые придется снова греть и наполнять емкость. – Только отмыли. Урин, зачем ты рассказала о нем маме?

– Потому что молодь не может жить одна, – отрезала Урин. Подойдя к выходу, оглядела двор и притворила дверь. Янжин усмехнулась.

– Молодь. Это особое словечко для перевертышей?

– Молодь – это молодые особи.

– Откуда ты все это знаешь?

Урин протянула руку, которая на глазах по локоть обросла коричневой шерстью. Покрутила ею.

Янжин, не успевшая прийти в себя после предыдущего откровения, отшатнулась, моргая на то, что ей хотелось бы, чтобы показалось.

– Оттуда, – ответила Урин, пока ее подруга таращилась круглыми глазами. – Уж тебе ли падать в обморок с твоим не таким слухом? – Шерсть улеглась и прилизалась до вида привычного кожного пушка, а Урин взяла принесенный с собой пакет и поставила его на стол. – Я, правда, слабая, потому что папа у меня не перевертыш. Только мама.

Янжин, попятившись, села на стул. Зажала руки между коленями.

– Твоя мама – собака?

Прозвучало нелепо. По пояснице пробежал легкий трепет.

– Перевертыш. Но да, собака. И я. И… – кивок на улицу, – … он тоже. Я сразу подумала, что с ним что-то неладно. И по анализу у него повышен уровень щелочи в слюне. И клетки его делятся быстрее нормы.

О чем она болтала, Янжин не понимала.

– Он поэтому так быстро залечился?

– Да, но…

– Твое «но» мне не нравится.

– Даже для собак это слишком быстро. Мне нужно больше образцов для изучения.

И Урин посмотрела на Янжин. Той почему-то показалось, что дальше последует просьба подсобить с этим.

– Чего он ко мне привязался? – быстро спросила.

– Собака, – намекнула подруга, будто этим все объяснялось.

– Но я не его хозяин! – взвилась Янжин, стукнув по столу. – На что он мне сдался?

– На то, что теперь у тебя есть… не заслужила ты, но он есть. Защитник. И мама сказала, что ты получишь укрытие.