Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Михейр замолчал. Потом пригубил из бутылки, крякнул совсем уже как-то жалко и, положив голову на руки, замолк — только плечи несколько раз дрогнули. Наблюдать эту картину Максу доводилось лишь однажды — когда пьяный Стёпка вернулся домой и рассказал, как чуть не убил человека. Он точно так же сел на кухне и заплакал, поскольку впервые за всю жизнь пришёл в ужас от того, кем являлся и на что оказался способен.

Братец своей силы не понимал. Силу свою не контролировал. И этот Захария, кем бы он ни был, очень похож на Стёпу.

Странное чувство вернулось и наконец сформировалось: парень вдруг понял, что ему во что бы то ни стало надо попасть к магистру Хаоса в ученики. Понял это так ясно, что покрылся мурашками. Не зная этого человека и ни разу не видя его в лицо, Макс ощутил с ним какую-то фантастическую, нелогичную и даже немного пугающую связь, и осознал, что именно Захария — и только Захария — сможет научить его всему, что ему по-настоящему необходимо. Какое-то время парень продолжал наблюдать за тем, как вздрагивают плечи старика, потом тихо встал со стула и углубился в темноту зала, рассматривая выставленные на полках и стеллажах мечи и доспехи. Кончики пальцев юноши нетерпеливо подрагивали. Ему было неловко покидать Михейра, но и оставаться рядом оказалось невозможным — становиться свидетелем чужой слабости, особенно когда речь шла о мужской слабости, Максим не умел и не хотел. В его возрасте ещё не принято было поддерживать. Да и случай научиться подвернулся не самый благоприятный.

На полках грудами лежали порядком потрёпанные клинки: на многих красовались глубокие царапины и даже трещины, а рукоятки, обтянутые ремнями из кожи, облезли и выцвели. Прямо здесь же лежали и запылённые перчатки из грубой кожи, и шлемы с погнутыми краями и вмятинами, и свитки каких-то текстов — возможно, магического содержания, но трогать их Макс не рискнул. Он бродил в полумраке, разглядывая безмолвных свидетелей старых битв и тренировок, и с каждым шагом всё глубже погружался в размышления о прошлом — у этого мира оно явно не из бедных.

Однажды какой-то солдат пользовался вот этим мечом, чтобы пронзить врага, и тяжёлая кровь текла по его руке из груди другого человека. Однажды этот шлем защитил своего хозяина от стрелы, а потом был брошен за ненадобностью, и вмятина со следом от наконечника — единственное, что этому шлему осталось на память от бывшего владельца. Вот эти перчатки защищали руки какого-то мастера, на них остались дырки от пламени и шрамы от ножа. И всё это бесчисленное множество предметов, созданное людьми для убийства людей, теперь пылилось здесь, храня в себе историю ненависти человека к человеку. К ним хотелось прикоснуться, хотелось обратиться в то время, когда они ещё были новыми и чистыми, когда они ещё были кому-то нужны, и почувствовать всё, что чувствовали они, когда служили своим хозяевам верой и правдой.

Повинуясь несвойственному ему порыву и предвкушая что-то неведомое, Максим осторожно занёс руку над свисающей с полки рукоятью короткого меча. От него веяло странным теплом, будто только что кто-то горячий и злой держал его в руке. Лёгкое прикосновение кончиками пальцев, потом уверенное движение вперёд — они крепко обхватывают рукоять, сжимаются…

И ничего. Меч не стал раскрывать своих секретов и не произнёс ни слова.

За входной дверью раздался топот. Через мгновение она распахнулась, впуская в пыльную мрачную лавку здоровяка-кузнеца.

— Ну что, как вы тут? — бодрее естественного спросил Спар, стремительно проходя глубже. — Я молодец, управился раньше… подлеток, ты чего, старика Михейра до слёз довёл?

— Честное слово, это не я, — быстро ответил Макс.

— Не ругай его, Кагл… — пожилой путник громко икнул. — Каглсп…

— Да, я уразумел, что вы меня кличете, — беззлобно усмехнулся кузнец. — Не шибко он вам докучал?

— Нет-нет… что вы… хороший мальчик, оч-чень хороший…

— Благо, раз ладный. Будет, господин Михейр, нам пора. Ещё свидимся, — и Спар оперативно вывел Макса на улицу, не дав ему даже толком попрощаться. — Бежал, как только мог. Не шибко он тебе надоедал со своими историями?

— Нет, наоборот, — парень улыбнулся. — Мы, оказывается, из одного мира. Даже из одной страны, представляешь!

— Ладно, ладно, — покивал верзила, слишком настойчиво ведя спутника под руку. — Давай-ка мы пошустрее возвратимся к телеге, добро?

— Что-то случилось?

— Ничего такого, — как бы невзначай осматриваясь, ответил кузнец, тараня толпу: они уже вышли на оживлённую улицу и теперь спешили к площади, где оставили Плушу. — Просто нам лучше более тут не задерживаться.

— Что случилось, Спар?

— Я, быть может, малость перебрал, когда балакал кое с кем, — Каглспар всё сильнее и сильнее толкал Макса в спину, бегая взглядом от одного встречного лица к другому. — И этот кое-кто, быть может, малость донёс на меня страже города.

— Вот же… блин.

— Этот кое-кто должен был кое-что мастеру, так что странно, что этот кое-кто, мать его за ногу да трижды вокруг солнца, не помыслил о таком вот раскладе, — прорычал раздражённо громила. — Хотя теперь, думается мне, мыслит.

— Ты выбиваешь деньги из должников магистра?

— Тихо ты, дурной, — оскалился кузнец. — О таких вещах давай-ка не ори на улице. И нет, не «выбиваю». Просто у нас с ним… взаимовыгодный обмен.

— Какие мы слова-то знаем…

— Не беси меня, подлеток.

Эпфир готовился к еженедельной ярмарке: повсюду сновали оживлённые торговцы и покупатели, выгружали ящики со всевозможными яствами и представляющими хотя бы мало-мальскую ценность предметами, по воздуху носился гомон сотен голосов, и все, кто попадался Максу на глаза, были единодушно поглощены предстоящими выходными и счастьем, с ними связанным. Он практически бежал по тротуарчику вслед за Спаром, мельком смотря на лица прохожих, и не без удивления замечал, что люди-то, похоже, с первого на него взгляда понимали: перед ними не простой гость из другого города. Кто-то глядел в ответ с трепетом, кто-то даже со страхом, но большинство изучали заинтересованно и дружелюбно. Правда, тот факт, что они явно быстрее большинства двигались в сторону повозок, немного окружающих смущал.

Если это то, что люди на Земле называют загробной жизнью, то Максим Вороновский однозначно оказался в Раю, пусть у него и не было времени им насладиться — равно как и не оставалось больше времени пройти по специальным, «только для Путников» местам, о которых говорил здоровяк. По крайней мере, пока.

Запрыгнув в повозку, Макс автоматически прижал к себе брошенную Спаром в телегу сумку и почувствовал, как сильно она потяжелела. Что бы там ни находилось, оно наверняка было чародею очень нужно. Кузнец споро отвязал Плушу, вскочил на облучок и как мог оперативно, стараясь не царапать бортами соседей, вывел телегу на объездную дорогу. Сейчас, понимал Путник, главное — успеть покинуть город до того, как стража на воротах узнает, что им его покидать вообще-то нельзя. Кобылка, ободрённая быстрым темпом развития событий и возбуждённым состоянием обоих своих человеков, порывалась подняться в галоп, но это стало бы уже чересчур подозрительно, поэтому кузнец кое-как её сдерживал.

Стражники, судя по их скучающим лицам, не заметили в личностях возничего и его пассажира ничего подозрительного и спокойно пропустили через охранные посты. Плуша процокала по крепостному мосту, легко пробежала через небольшой перекрёсток за стенами города и, стоило брусчатке закончиться, а Каглспару — ослабить хватку на вожжах, радостно поскакала прочь от Эпфира, помахивая гривой и хрустя удилами. А Максим во второй раз за последние несколько часов смог спокойно выдохнуть, оставив досмотрщиков позади. Они легко отделались в этот раз, но вообще-то подобные авантюры вряд ли будут спускаться им Удачей с рук вечно.

— Объяснишь, что произошло? — без особой надежды спросил парень, когда гигантская стена почти скрылась за поворотом.

— Позже, — предсказуемо ответил Спар. — Давай вначале доскачем до места, где об этом без опаски можно побалакать. Заодно брашно схарчаем, у меня с утра маковой росинки во рту нет.