Человек государев (СИ) - Горбов Александр Михайлович

Под бумажными завалами обнаружился письменный прибор: чернильница, две перьевые ручки, пресс-папье и несколько карандашей. Чернила давно высохли, из чернильницы я вытряхнул дохлую муху. Карандаши, в большинстве своём, были сломаны.

Я освободил от бумаг кресло и наконец-то смог сесть за стол. Принялся выдвигать ящики, надеясь найти чернила и перочинный нож.

В верхнем ящике поверх бумаг лежала картонная тарелка с окаменелыми остатками чего-то, не поддающегося опознанию, и скукоженное нечто, по цвету напоминающее картофелину. При ближайшем рассмотрении нечто оказалось яблоком. Я брезгливо вытащил тарелку и яблоко, бросил в корзину для бумаг.

— Красота! — оценил проделанную мною работу Мефодий. — Не изволите ли чайку?

На стол перед Саратовцевым он уже поставил стакан в металлическом подстаканнике. Саратовцев, звеня ложечкой, размешивал в стакане сахар. В другой руке держал лист с какими-то записями, извлечённый из портфеля.

Пошевелив губами и покачав головой, он положил лист на стол и принялся перекидывать костяшки на счётах. На меня Саратовцев перестал обращать внимание. Стакан тоже вскоре отодвинул и погрузился в вычисления.

Зато Мефодий, похоже, исповедовал принцип «работа не волк, в лес не убежит». Чай он пил из большой пузатой чашки, разрисованной красными маками. Отхлебнув, чашку ставил на блюдце с такими же маками. Рядом с блюдцем на столе Мефодия находились тарелочка с печеньем и нарезанным лимоном, вазочка с колотым рафинадом. Было ясно, что к чаепитию этот человек подходит серьёзно.

Я взглянул на часы. Без четверти десять. Всё то время, что я прибирался на столе, Мефодий возился с заварочным чайником. К работе, насколько я мог судить, не приступал.

— Прошу вас. — Мефодий поставил на стол передо мной стакан в металлическом подстаканнике, как у Саратовцева. — Мы здесь по-простому, не обессудьте. Не угодно ли домашнего печенья?

— Нет, ты скажи, каков шельмец! — возмутился вдруг Саратовцев. — По нашим документам ему три полных малахириума отправили — по три, значит, кубика, а он пишет — тройных получил всего два, третий — двойной, на два кубика! И неужто думает, не проверят за ним? — Он поднял глаза от листа с подсчетами на нас с Мефодием.

— Не нервничай, Костя, — посоветовал Мефодий. — Это дурно влияет на пищеварение.

— Ай! Тебе бы только пищу переваривать.

Саратовцев махнул на него рукой и снова углубился в изучение цифр. Мефодий, покачав головой, вернулся за свой стол.

— Какими судьбами к нам, Михаил Дмитриевич?

Ответ у меня был приготовлен заранее.

— Направлен сюда Иваном Карловичем Коршем. Планирую изучать на практике ведение делопроизводства.

Мефодий поперхнулся чаем. Палец Саратовцева замер над счётами.

— Иваном Карловичем? — переспросил Мефодий. — А чего ж вы сразу не сказали?

— Да вы вроде не спрашивали.

Саратовцев фыркнул. А Мефодий вдруг поднялся.

— Мне, это… надо бы в архив сходить, — пробормотал он. — В архив надо! Да. Точно.

И с неожиданной для своего возраста и комплекции резвостью ринулся к двери.

Саратовцев, глядя ему вслед, рассмеялся. Повернулся ко мне.

— Ежели бы вы, Михаил Дмитриевич, не существовали, вас бы стоило придумать, право слово! В последний раз Мефодий скакал с такой прытью, когда нам объявили, что Коллегию планирует посетить их превосходительство генерал-губернатор. Посещения не случилось, но смотреть на Мефодия было одно удовольствие.

— Догадываюсь. — Я улыбнулся. Саратовцев мне нравился. Захребетнику тоже. — А куда он пошёл? Неужели правда в архив?

— Христос с вами. Архив на втором этаже, Мефодий там лет пять не был. Терпеть не может по лестницам ходить. В кабинет Мухина пошёл, у него ключ есть. Туда, в кабинет, телефония проведена. И на квартиру Мухина тоже. Вот Мефодий и побежал докладывать, что Мухина тут дожидается не абы кто, а посланец самого Ивана Карловича. Не будь вы с ним знакомы, могли бы здесь и до вечера просидеть. А так, я думаю, Сильвестр Аполлонович очень скоро прибудут. Квартира-то его неподалёку.

— Боюсь, что Мефодий Ильич меня не совсем верно понял, — «смутился» я. — Я прибыл не по протекции Ивана Карловича, не настолько близко с ним знаком. Он меня просто сюда направил. Полагаю, это было просто первое, что пришло ему в голову.

Мы с Иваном Карловичем заранее договорились, что о личном знакомстве с ним я сообщать не буду — дабы не вызывать подозрений.

Саратовцев довольно рассмеялся.

— Так и вовсе красота! Верно, вы ведь и словом не обмолвились о протекции, это уж Мефодий сам додумал. А Мухин сейчас примчится на всех парах! То-то взбучку задаст Мефодию… Ничего, им обоим полезно. Одному — не наушничать, другому — почаще на службе появляться.

Саратовцев как в воду глядел.

Через четверть часа после того, как Мефодий вернулся из архива, в кабинет ворвался Сильвестр Аполлонович Мухин.

Глава 9

Лик начальственный

Это был крупный мужчина лет за пятьдесят, с сановным брюшком, глазами навыкате и короткими седыми усами. Он, как и работники присутствия, был одет в двубортный мундир, оттенком напоминающий малахит, с золотыми пуговицами, и такую же фуражку. А брюки — тёмно-синие. И обувь — обычные ботинки, не сапоги. Ведомство всё же не военное.

Золотое шитьё погон было разделено двумя узкими продольными полосами — коллежский советник. Серьёзный чин, в полном соответствии должности.

— Приветствую, господа.

Мухин обращался вроде бы ко всем, но смотрел на меня.

Я коротко поклонился. Мефодий вскочил и отрапортовал:

— Разрешите доложить, Сильвестр Аполлонович! Это господин Скуратов, по протекции Ивана Карловича. Дожидаются вас.

Саратовцев фыркнул и спрятался за листом бумаги.

— Да чего же меня дожидаться? — изумился Мухин. — Я на службу никогда не опаздываю! Не имею такой дурной привычки. Нынче просто срочную телеграмму жду, решил по дороге самолично на почту зайти. Рад познакомиться, господин Скуратов! — он протянул мне руку. — Честь имею, Мухин Сильвестр Аполлонович! Могу узнать, кем вы приходитесь Ивану Карловичу?

— Очень приятно, — я пожал протянутую руку. — Меня зовут Михаил Дмитриевич. А Ивану Карловичу я никем не прихожусь, он просто направил меня сюда на службу. Не знаю, отчего вы решили, что нас связывают родственные отношения.

— Э-ээ… — сказал Мухин. И метнул яростный взгляд на Мефодия.

Мефодий побагровел до кончиков ушей и поспешил сделать вид, что занят работой. Саратовцев снова фыркнул.

— Прошу в мой кабинет, — процедил сквозь зубы Мухин и широким шагом вышел в коридор.

Дверь в его кабинет была следующей после двери присутствия. На ней красовалась табличка с витиеватыми буквами: «Г-н заведующий Коллегией Государевой Магической Безопасности Мухин С. А.».

Мухин вынул из кармана ключ, вставил в замок и нахмурился. Дверь не была заперта. Он её распахнул. И прогремел:

— Ты что здесь делаешь⁈

— Извиняйте, ваше благородие, — безмятежно отозвался густой женский голос. — Прибираюся. С вечера не поспела. А вы ж по утрам в такую рань не ходите.

Мы вошли в кабинет. На Мухина бесстрашно уставилась рослая, крепкая женщина средних лет, в подоткнутой юбке и платке, обернутом вокруг головы на манер тюрбана. Платок был завязан спереди так, что концы торчали в разные стороны, придавая тётке лихой и отчаянный вид. В руках она держала швабру, у ног стояло ведро.

— Куды прёшь по мытому⁈ — рявкнула уборщица мне, когда я вслед за Мухиным вошёл в кабинет.

— Летать не обучен. Простите великодушно, — парировал я.

Тётка презрительно фыркнула и набросилась на оставленные мной на влажном полу следы с такой яростью, как будто это был я сам. Хотя сапоги чистые. Дождя нет, на улице сухо.

Впрочем, справедливости ради — выглядела тётка до того сурово, что у меня были все основания предполагать: если бы не мое присутствие, могло бы и Мухину достаться на орехи. Взял, понимаешь, моду на работу вовремя приходить! Ну, почти вовремя. А посторонний человек заставил вспомнить о субординации.