Архитектор Душ IV (СИ) - Вольт Александр

— Мммм!!! — только и смог ответить Вяземский, снова беспомощно дернувшись в оковах. Этот звук был смесью мычания и сдавленного крика.

Существо сделало шаг ближе. Холод, исходивший от него, стал почти физическим.

— Не. Сопротивляйся. Мне. Нужна. Твоя. Душа.

«Ага, а еще мотоцикл и одежда», — пронеслась в моем сознании шальная, абсолютно неуместная мысль. Откуда я только вспомнил эту фразу из старого фильма? Наверное, нервная реакция на чужой ужас.

— ММММММ!!! — заревел Вяземский. Его тело забилось в конвульсиях. Я ощутил, как по его щекам брызнули горячие слезы. В его разуме, который теперь был моим, металась одна-единственная мысль, стучавшая в висках как барабан: «янехочуумиратьянехочуумиратьянехочуумирать». И так по кругу, снова и снова. Паническая мантра человека на краю бездны.

Удар. Резкий, наотмашь. Грубый. Существо влепило ему такую звонкую оплеуху, что, случись это на улице, звук, наверное, услышали бы в паре кварталов. В глазах Арсения Романовича посыпались звезды, а в ушах зазвенело. Мир на мгновение потерял четкость.

— Не. Сопротивляйся.

Но как тут не сопротивляться, когда какое-то существо хочет меня убить! Оно… что оно хочет? Что значит «мне нужна твоя душа»? Мамочки, силы небесные, пожалуйста, ПОМОГИТЕ!!!

Существо встало вплотную. Оно положило свои холодные, гладкие руки Вяземскому на щеки и резким, безжалостным рывком подняло его голову. Кажется, его абсолютно лысая голова с белыми, без зрачков глазами и лицом без губ попыталась изобразить улыбку. От этого зрелища Арсений Романович чуть не потерял сознание. Это было нечто среднее между оскалом хищника и гримасой боли.

— Поделись, — сказало оно, и его пародия на улыбку стала еще шире. — Своей. Душой.

Я-Вяземский ощутил, как беззрачковые белые глаза этого существа пронзили его насквозь. Он смотрел в них, не в силах отвести взгляд. Во-первых, мешали руки твари, державшие его голову в стальных тисках. А во-вторых… это было похоже на взгляд удава, гипнотизирующего кролика. И кроликом, очевидно, был Вяземский, неспособный даже моргнуть.

— Вот так, — произнесло существо, и его голос впервые показался почти удовлетворенным.

Арсений Романович ощутил, как перед глазами стало мутнеть. Подкатила тошнота. Мир начал сужаться, схлопываться в одну яркую, пульсирующую точку, пока… пока… пока что?

Сколько прошло времени, неизвестно. Миг? Вечность? Когда Арсений Романович снова открыл глаза, он подумал, что окончательно сошел с ума. Именно такая мысль пронеслась в его сознании.

Потому что напротив него, всего в нескольких шагах, стоял он сам. В том же твидовом пиджаке, в такой же рубашке. Стоял, с любопытством разглядывая свои — его — руки.

— Так-то лучше, — сказал он. То есть я. То есть не-Арсений-Романович, ставший Арсением Романовичем. — Спасибо за шкурку, дружочек. Мне она пригодится.

Больше не было ни безразличного, механического тона, ни пауз между словами. Это был его, Вяземского, голос. Его интонации. Его манера речи.

— Никуда не девайся, — как-то игриво сказал двойник, подмигнув ему. — Я скоро вернусь. Эх, раз, — пропел он, направляясь к выходу, — да еще раз. Да еще много-много-много раз!

Тяжелая дверь захлопнулась, погрузив подвал в почти полную темноту.

Несколько секунд Вяземский висел в тишине, пытаясь осознать произошедшее. Затем он набрал полную грудь воздуха.

— АААААААААААААААААААААААААААААААА!!!

Его крик, полный животного ужаса и отчаяния, ударился о каменные стены и заглох, так и не вырвавшись наружу.

Меня вышвырнуло из чужого сознания как ядро из пушки. Это была не метафора. Мир взорвался болью и ужасом Вяземского, и физическая отдача была такова, что я, оторвав руку от его тела, отлетел назад и с глухим стуком врезался спиной в стену палаты. Едва устоял на ногах, схватившись за холодную металлическую спинку кровати, чтобы не упасть.

В ушах звенело. Перед глазами плясали черные точки. Я судорожно хватал ртом воздух, пытаясь избавиться от фантомного запаха плесени и страха, который въелся в мои ноздри.

Вяземский смотрел на меня. Его впалые, пустые глаза на мгновение обрели фокус. В них была последняя, отчаянная мольба.

— Найди… Ко… ва… лева… — выдохнул он.

И в тот же миг монотонный писк аппарата сменился на пронзительное, непрерывное «пиииииии». Прямая зеленая линия на мониторе. Остановка сердца.

Теперь уже мои глаза широко распахнулись. Во-первых, потому что в палату интенсивной терапии мне было категорически нельзя, а во-вторых, потому что человек, за жизнь которого я косвенно нес ответственность, только что умер. И в этот момент я был рядом с ним. Один.

Из коридора уже доносился торопливый топот ног и приглушенные, встревоженные голоса. Дежурные врачи. У меня всего несколько секунд.

Куда? Что делать?

Первой мыслью было забиться за дверь и выскользнуть из палаты в общей суматохе. Но это был плохой план. Меня могли заметить. Присутствие коронера в палате только что умершего ключевого свидетеля — это скандал, который мне сейчас был нужен меньше всего.

Мой взгляд метнулся по комнате в поисках другого выхода. Окно. Металлопластиковое окно было приоткрыто на проветривание зафиксировано на ограничителе. Третий этаж. Не высоко, но и не низко.

Два быстрых, почти прыгающих шага, и я оказался у окна. Резким движением я сорвал ограничитель, распахнул створку и выглянул наружу. Задний двор. Пусто. Глухая стена больничного корпуса, несколько мусорных баков внизу. Я высунулся вправо. Водосточная труба была всего в паре метров, вдоль стены тянулся узкий, сантиметров двадцать, бетонный карниз. Рискованно, но другого выхода не было.

— Ох, еб…

Не договорив, я перекинул одну ногу через подоконник, затем другую. Мои ботинки нащупали узкую полоску карниза. Я вжался спиной в холодную кирпичную стену, расставив руки для равновесия, и начал медленно, сантиметр за сантиметром, двигаться в сторону трубы.

Сердце колотилось где-то в горле. Один неверный шаг — и я полечу вниз. Ткань дорогого пиджака скрежетала о шершавый кирпич. Вот она, труба. Я осторожно дотянулся до нее, пальцы нащупали холодный, скользкий от влаги металл. Обхватил ее обеими руками. Хватка казалась надежной.

Теперь вниз. Я начал сползать, обдирая ладони и колени. Ткань на плече пиджака зацепилась за какой-то выступ и с отвратительным треском порвалась. Плевать. Главное спуститься до самого низа живым и целым.

Последние пару метров я просто спрыгнул, неуклюже приземлившись на подгибающиеся ноги. На мгновение замер, прислушиваясь. Вверху, в окне палаты, вспыхнул яркий свет, послышались голоса. Реанимационная бригада. Меня не заметили. Отлично

Я, пригибаясь, бросился вдоль стены, обогнул угол здания и выбежал на парковку.

Девушки уже ждали меня, выйдя из машины. Их лица были бледными и испуганными.

— Ты с ума сошел⁈ Куда тебя понесло⁈ — почти закричала Алиса, бросаясь ко мне.

— Нас опять потащило! Мы чуть с ума не сошли! — подхватила Лидия, ее голос дрожал от сдерживаемого страха вперемешку со злостью.

Я не остановился. Прошел мимо них, открывая водительскую дверь.

— В машину, бегом, — бросил я коротко, не глядя на них. — Уезжаем.

Девушки, не задавая больше вопросов, заскочили на заднее сиденье. Я захлопнул дверь, и «Имперор» с ревом сорвался с места. Я выехал с парковки на главную улицу, не глядя по сторонам, и вдавил педаль газа в пол. Больница, оцепленный особняк Вяземского — все это осталось позади, превращаясь в размытые пятна в зеркале заднего вида.

— Да что случилось, Громов⁈ — голос Лидии прорвался сквозь гул двигателя. В нем смешались страх, раздражение и требование ответа.

— Потом, — отрезал я, не отрывая взгляда от дороги. — Не мешайте.

Я гнал машину, лавируя в потоке, пока инстинкт не подсказал, что мы оторвались достаточно далеко. Лишь тогда я сбросил скорость до разрешенной, свернул на тихую боковую улочку и достал телефон.

Пальцы, все еще дрожащие от адреналина, с трудом нашли в контактах «Черный крест ✠».