Аттестат зрелости (СИ) - Рюмин Сергей

— Что он хотел? — Мишка подкараулил меня в раздевалке, куда я направился сразу после урока. Мне надо было ехать за паспортом. Тем более, что Лавруха вроде как дала санкцию на прогул.

— Я, честно говоря, не понял, — ответил я. — Вроде как не хочет, чтобы мы письмо направляли в милицию насчет медосмотров.

— Это как? — удивился Мишка. — Протокол собрания переписать что ли? Или собрание заново провести?

— Я откуда знаю? — развел я руками. — Мы свою задачу вообще-то выполнили. Если Горячкина хочет, пусть переписывает. Мне до лампочки.

Мишка пожал плечами.

— Кстати, Мишель, — весело усмехнулся я. — Ты в курсе, что половина «ашек» совсем не девушки?

— Нашел, чем удивить, — отмахнулся мой друг. — Тебе их поименно назвать?

— Не надо, — я демонстративно пошел на попятный. — Меньше знаешь, крепче спишь! Ладно, давай!

Я пожал ему руку.

— Мне за паспортом сегодня.

Процедура получения паспорта заняла меньше пяти минут. Меня пропустили в кабинет начальника паспортного стола без очереди. Я расписался в двух карточках, получил краснокожую книжечку в целлофановой обложке. Потом начальник паспортного стола Ольга Ивановна Кручина торжественно пожала мне руку, вручила книгу стихов Маяковского с закладкой и напомнила, устало усаживаясь на свое место:

— Не забудь отдать паспорт в ЖЭК на прописку. Понял? Завтра же! Без прописки никак нельзя.

— Есть! — ответил я по-военному.

На площадке перед подъездом РОВД я увидел Юльку с женщиной лет 40-а. Увидев меня, девушка нахмурилась, отвернулась. Женщина, заметив это, что-то спросила у неё. Юлька отмахнулась. Женщина повернулась в мою сторону. Я кивнул головой, здороваясь. Она кивнула в ответ.

Сто процентов, к следователю пришли. Я не стал подходить, незачем, направился в сторону телефона-автомата. Набрал номер еврея-фарцовщика, дождался, когда гудки сменятся на корявый голос:

— Алло! Вас слушают.

— Добрый день Гершон Самуэльевич! — поздоровался я. — Это Антон. Как вы поживаете?

— Не хочу Вас расстраивать, но у меня все хорошо, — послышалось в трубке.

— Это пока я не позвонил, — пошутил я в ответ. — Хотел вот к вам в гости напроситься.

— По делу или как? — вопрос мне совершенно не понравился.

— Я подумал, что вы хотите со мной рассчитаться, — ответил я и добавил. — Хотя, может, вам понравилось болеть.

— Кому ж нравится болеть? — тяжко вздохнул собеседник. — Приезжайте, конечно.

— Чай, кофе? — предложил Гершон Самуэльевич, как только я перешагнул порог.

— Кофе, — ответил я. — В прошлый раз, Гершон Самуэльевич, вы хвалились чудесным заварным «Якобсом». Угощайте, будем посмотреть…

Еврей прямо-таки помолодел по сравнению с прошлым моим визитом. Напрочь с волос исчезла седина, разгладились морщины.

— Выглядите замечательно, — заметил я.

— А какие муки мне пришлось принять в связи с заменой зубов, — пожаловался он.

— Зато теперь у вас свои, настоящие.

— Это да, — согласился он. — Так, что вы хотите, Антон?

— Рассчитаться, Гершон Самуэльевич, — пожал плечами я.

Еврей вздохнул. Я едва сдержал смех. Если раньше фарцовщик выглядел соответственно возрасту и вёл себя, как умудрённый, старый еврей, то теперь, когда ему больше 40-а вряд ли можно было дать, его гротескное поведение вызывало смех.

— Что вы смеетесь, Антон? — Гершон Самуэльевич уловил моё настроение.

— Извините, Гершон Самуэльевич, но вы себя в зеркале видели?

— Ну, и что?

— Ваше поведение, — я опять едва не расхохотался, — отнюдь не соответствует вашему внешнему виду.

Еврей нахмурился, помолчал, но потом сам рассмеялся.

— Я догадываюсь, Антон. Это очень здорово — быть молодым.

— И здоровым, — добавил я.

— И здоровым, — согласился фарцовщик, скрываясь за дверью.

Он принес из комнаты пачку разномастных купюр, положил передо мной. Странно, но на его лице я не наблюдал ни малейших признаков сожаления.

— Извольте пересчитать, молодой человек, — заявил он. — Четыре тысячи пятьсот рублей.

Я пожал плечами:

— Зачем? Не думаю, что вы ошиблись.

Я отсчитал двести рублей, протянул ему обратно:

— Это за духи.

Еврей хмыкнул, но забрал только сто рублей, положив в нагрудный карман рубашки, протянув сотню назад.

— Это лишнее. Чтобы вы еще хотели?

— Не знаю, — я вздохнул. — Может быть, что-то из женской одежды? Джинсы, куртку? А можно, — загорелся я. — Я к вам сюда маму приведу? На примерку, скажем?

— Антон, у меня не склад, — поморщился Гершон Самуэльевич. — Если вы закажете что-то из одежды, вы мне скажете примерный размер. А лучше сделаете дома замеры — талия, обхват груди, длина рукава и так далее. Я передам эти размеры поставщику. А там уже будет видно. А ко мне лучше никого не таскать.

— Кстати, — спросил он. — Вы давно видели Дениса? Куда-то он совсем запропал.

— Неделю назад, — удивился я. — Наверное, работы много.

— Наверное, — он пожевал губами.

— Как насчет нашего гешефта? — напомнил я.

— Пока, увы, никак, — развел руками Гершон Самуэльевич. — Кстати, вы не знаете, почему я про вас не могу даже слова сказать? Предлагаю, рассказываю, а когда речь заходит конкретно про вас, у меня как будто язык цепенеет.

— Гершон Самуэльевич, — улыбнулся я. — Я ж вас предупреждал, никаких имён.

— Пять тысяч большие деньги, Антон, — вздохнул фарцовщик. — Не каждый готов выложить такую сумму даже за свою молодость.

— Хорошо, — согласился я. — Пусть будет четыре.

Еврей кивнул и поинтересовался:

— А с вами никак связаться нельзя?

— Увы, Гершон Самуэльевич, телефоном я не располагаю, — вздохнул я. — Ладно. Я, пожалуй, пойду.

Гершон Самуэльевич проводил меня до двери, пожал мне руку и неожиданно поблагодарил.

Глава 15

Дела текущие, но полезные

Елена Витальевна не появилась ни в четверг, ни в пятницу. Её уроки у нас продолжал вести директор, который на следующем уроке сообщил:

— Теперь физику у вас вести буду я. Елена Витальевна останется предметником в 8−9-х классах.

По классу прошел тихий восхищенный вздох — Степаныч не Елена, с ним можно иметь дело. Он не подавлял учеников, как она. А главное, он был — правильным и не подлым.

На перемене меня отловила Горячкина, оттащила в сторону и, то краснея, то бледнея и, при этом, пряча взгляд, сообщила, что директор школы попросил её переписать протокол комсомольского собрания в части обращения с заявлением в милицию.

— Ну, и что? — удивился я.

— Как что? — возмутилась Горячкина, гневно посмотрела на меня и снова покраснела. — Ты же с этим предложением выступил.

— Вик, — я взял её за рукав. — В отношении Гальки решение не меняется?

— Нет, — она замотала головой.

— Ну, и всё, — отмахнулся я. — Переписывай! Хрен с ним!

— А ты не будешь?.. — она не договорила и наконец взглянула мне в глаза.

— Что? — удивился я.

— Ну, это… Возражать?

— Не буду, — я мотнул головой. Горячкина кивнула, развернулась и хотела уйти, но вдруг остановилась, вернулась ко мне и тихо спросила:

— У тебя есть… это… ну, еще мои фото?

— Нет! — соврал я.

— А эту где взял?

— Хляпик выронил, а я подобрал, — снова соврал я.

— Ты никому не показывал? — продолжала допытываться Вика.

— Нет, — ответил я. — Ты дура, что ли?

— Ладно, Антон, — облегченно вздохнула она. — Всё равно ты скотина!

— А ты, Вик?

— И я тоже, — криво улыбнувшись, согласилась она.

— Что она от тебя хотела? — спросил Мишка, издали наблюдавший нашу творческую беседу.

— Степаныч попросил её протокол собрания переписать.

— Как ты и говорил, — кивнул он. — И что?

— Да пусть переписывает, — отмахнулся я. — Главное, чтоб решение про Гальку не поменяли.

— Не поменяют, — заявил Мишка. — Тогда такой скандал будет…