Дважды мертв - Лемад Ника

Эжены не прощают непочтение. Вот Тумэр остался без рук. Вначале он лоб разбил, так благодарил божеств за дар, за ловкость, подобной которой не видел. А потом руки отсохли. Полностью. Он остался крепким как дуб, тот лысый старик с бородой в пепел, с запавшими щеками в крупных морщинах, лоб в бороздах, сетка вокруг глаз, язык что в патоке вымочен. А от плеч висели высохшие плети, которые узелком можно связать.

Янжин, начав прислушиваться к байкам, к деду, быстро сообразила, что к чему. Пробовала что-то выгадать из слухов, которые так и липли к ней, но голова пухла от информации, а что-то стоящее денег не попадалось. Чувствовала себя дурой, просеивающей песок в поисках крупинки золота. А, поняв, что вместе с надеждами увядают и уши, пришла в ужас. Только дед к тому времени оставил их выкручиваться самих, улегся в могилу, не сообщив, что с краденой головой делать. Отнесла б ее обратно, вернула к кладбищу, только страшно было самой туда отправляться, а компании не находилось. Да и толку от части. Остальные знала где, ведь никто так и не расстался с ворованным; побоялись, наверное, помимо божественного гнева навлечь на себя еще и людской. Передние ноги хранились у Тумэра, задние забрал себе Байхан, безногий чемпион. Он неожиданно выиграл соревнования на городском уровне, а во время республиканского этапа талант пошел на спад. Карьера его была стремительна как летящий метеор, ярко вспыхнула и так же сгорела. Теперь он не расставался с инвалидным креслом. Ну а туловище разделили между собой Алта и Баян в надежде продать. Алта старость проводила в одиночестве, хотя могла бы жить в окружении детей, только все они рождались мертвыми, а Баян давно умер от сердечного приступа. Судя по тому, что дочь его, и дочь дочери чувствовали себя хорошо, Янжин предположила, что они, как и Далай, к статуэтке не прикасались. И так как ни разу не поднимали тему, скорее всего даже не знали о проклятии. Жили себе в счастливом неведении. Это заставляло чувствовать себя неудачницей и злило.

Одна она позарилась, шелест денег почуяла.

Жила впроголодь, семью похоронила, воровала где могла и огрызалась, если ловили; участковый рыдал, получая очередную жалобу. Понятно, почему старик Тумэр гнал такую невесту от своего дома, от внука, вернее, как чумную крысу. Урин у виска крутила и советовала спуститься на землю, только юноша с глазами темной ржавчины не выходил из головы. Воздух выбивал из легких одним своим видом, а уж как рот раскрывал… так всякую чушь начинала нести, лишь бы заинтересовать его.

У меня будут деньги, угрюмо обещала себе Янжин, сердито царапая стену чужого дома. Будут деньги, квартира и работа. Тогда и причешет косы, наденет красивые наряды и перестанет хмуриться. Далай язык проглотит, увидев, что за красавица была все время рядом. Она и так-то ничего, сама маленькая, тонкая, личико сердечком, под разлетом бровей – глаза цвета ночи, волосы – потоки смолы, а с деньгами станет еще краше. Его деду придется смириться.

А чтобы эти деньги появились, нужно немного удачи. Удачу можно только словить. В ее случае – в людных местах. Базар, например. Церковь. Площадь перед кинотеатром, там толпы гуляют и голоса не утихают. Они-то ей и нужны. За тайны люди готовы платить, и много. Ей всего-то требуется одна стоящая. После, как наладится жизнь, вернет украденное. Позже. Погост Амхарты ждал много лет свою безделушку, подождет еще немного.

2

В отличие от милого ребенка, для которого слушать сказки на ночь было естественным, как, впрочем, и дедушка, уютно поскрипывающий креслом-качалкой в неясных очертаниях детской, как и ночник у кроватки, приглушающий свет и речь до будоражащего детский ум волшебства, для Янжин вязь историй плелась хриплым шепотом, прерывалась кашлем, сочинялась у голой стены в лучшем случае, а то и среди вони спящих тел в ночлежках под бормотание о вырванных языках, если болтун не заткнется. Было что и похуже, только мама перекрывала дедов фонтан до того, как впечатлительные соседи от слов переходили к делу. Но тумаков, бывало, получал он с утра.

Его излюбленной темой был полуостров, о котором обычно старались не говорить даже воровские подметки города, предприимчивые ребята, переправлявшие свои любопытные с точки зрения закона грузы по воде и при этом не боявшиеся хозяйку озера: эти смельчаки делали вид, что Амхарты не существует. Дед рассказывал, что предки превратили то место в кладбище, старое как мир, а обитатели его были изгнаны за пределы поселений за дело. Хоронили в камнях предателей, воров, извергов и убийц, от которых отказались даже матери. Сейчас, понятное дело, заросло все бурьяном, камыш сплошной, и лес подступился вплотную, потому что не ходил никто, а раньше там обрядами эженов почитали. Особенно владыку мертвых душ, Эрлика. Ему приносили кровавые жертвоприношения. Он охранял Ненасытную реку крови и слез, а окончание ее, невозврат, был во власти быка.

Его-то воплощение в серебре воры и стащили.

Собрались, с подачи Тумэра состряпали план и тут же его осуществили.

Дед говорил, что их могло притянуть в нижний мир. С каким-то нездоровым надрывом шептал.

Янжин в ходе его пространного монолога втайне представляла, что было бы, если б он этого не избежал. Избавился бы тогда папа от его влияния и подумал бы о семье? Как знать. Он замерз в лодке на озере, а мама утонула, пока его искала. Оставшиеся два года до совершеннолетия Янжин провела в семье соседей, которые после долгих сомнений взяли ее на попечение, чтобы подростка не отправили в детский дом. Дотянули до восемнадцати и распрощались, облегченно после этого выдохнув, не стали даже поднимать шум из-за пропавших вместе с подопечной денег.

О деньгах совесть не беспокоила, Янжин они были нужнее, иначе и за комнату бы не смогла заплатить. И все же дом бывших соседей старалась обходить стороной, чтобы сильно не мелькать перед глазами и не напоминать. Прямо как с ней обходилась работа, потому что ее непутевую родню в Айлу-Дахане знал и ребенок. Ни за прилавок не пускали, ни наводить порядок на складе, ни полы мыть ей не доверяли. Репутация бежала сильно вперед сиротки. И к учебе дальнейшей ни душа, ни ум не лежали; начинать это нужно было раньше, а не после выпуска из школы, когда в голове вместо знаний остался легкий пыльный налет.

Урин, подруга ее, умная, она поступила в медицинский колледж. Далай третий курс университета покорял; и в плане учебы, и в плане студенток.

Янжин шла домой пустынными улочками и кусала губу, размышляя, у кого из горожан больше всего денег и тайн, за сохранение которых они готовы расстаться с первым. Это мог быть мэр, либо владелец продуктового маркета, либо хозяин заправки. Тот же антиквар, который организовывал иногда гулянки с размахом. Значит, было на что. Хотя его магазин на Тихой улице на Янжин нагонял тоску, как и любое старье, а его-то она повидала немало за свои восемнадцать лет. Но кому-то хлам был нужен.

Сама не заметила, как свернула к кинотеатру, присела на лавочку под еловым пологом, дрожа от холода. На другом конце площадки фонарь освещал накрытый пленкой от дождя детский автопарк, на пару с тяжелыми каплями стучал по ларьку кусок отошедшего пластика. Двери кинотеатра были закрыты, в окнах даже не горел свет, темное здание громадой нависало над площадью, а в арках метались тени.

Прикрыв глаза, Янжин вслушивалась в несмолкающее эхо голосов, рыская среди фраз, отбрасывая слова раз за разом и падая духом с каждой минутой; банальные разговоры, мелочные ссоры и вызывающий зависть флирт. Ничего, за что стоило отдавать частичку слуха, что она сейчас и делала.

Лучше бы завернулась в одеяло и спала в своей кровати, с досадой подумала, поднимаясь и косясь на арки при входе в строение. Не нравились они ей. Слишком темные, чересчур живые. Будто кто-то прятался; зачем бы им это делать среди ночи в безлюдном месте.

Янжин совсем отчаялась, иначе не покралась бы туда вдоль забора. Вода добралась уже и до нижнего белья, а в кроссовках хлюпало при каждом шаге. Зуб на зуб не попадал. Завидовала малявке старого Тумэра, которой сыто, тепло, а еще с самого утра она увидит Далая, для чего не придется торчать на холоде. К тому же и обнимет его.