Дважды мертв - Лемад Ника

– Всего ничего, двести. Такой пустяк, – ужалила Урин, начиная сердиться всерьез. – Мне идти нужно. Наслушалась, хватит.

– Не язви, – зашептала Янжин, опять хватая ее и не давая уйти. – Можно узнать, где родилась та графиня. Наверняка у нее наследство осталось и наследники, которые отвалят денег за информацию, что тут у них семейное древо разветвилось.

Урин не понравилась сама идея.

– Ты бы сделала это? – Ее лицо вытянулось, округлился рот. – Янжин? Серьезно? Продала бы человека?

Янжин отмахнулась, не видя в том ничего такого, из-за чего стоило бы так разевать рот.

– Я ж не тебя продаю, – с железной непробиваемостью заявила. – Тем более ты сама сказала, что он разума лишился, так что ему все равно будет.

– Это не я сказала! – простонала ее подруга, хватаясь за голову.

– Неважно.

– Он не может быть жив, послушай себя!

– Мне лучше знать!

Урин заставила себя замолчать и несколько раз глубоко вздохнуть. Вспомнить, что они обсуждают несуществующего пасынка. И ссориться из-за него было бы глупо. Янжин хваталась за любой намек на легкие деньги, в этом она вся.

– Вместо того, чтобы…

– Место рождения и семью выяснить бы графини, – не слушая, перебила ее Янжин.

– Откуда ты выяснишь, если книги не читаешь? – закатила глаза Урин.

– Ты читаешь.

– Уволь. У меня экзамены.

Янжин усиленно думала. И придумала. Хлопнула в ладоши, распугав плавающих уток.

– Можно спросить у антиквара. Он начитанный. Вроде. В очках весь, и вид у него умный. Ну либо… – боязливо метнула взгляд к заросшему перешейку, – там побродить. Наверняка надгробие осталось. Ее ведь там похоронили как неверную жену?

– Если ты туда сунешься, барлаги будут преследовать тебя до самой двери ада, – зловеще предрекла Урин. Янжин сжала зубы.

– У тебя на все есть ответ?

– Я ж будущий врач. Знаю, не знаю, но молчать я не могу. И как врач заверяю тебя: столько люди не живут. Поэтому, что бы ты ни услышала – забудь. Хочешь, я спрошу в колледже о месте коменданта в общежитие?

– Я хочу, чтобы ты помогла мне найти информацию!

– Нет.

– Книги, газеты, где есть эта информация.

– И не подумаю.

– Место, где я могу найти те книги и газеты.

Урин, достав телефон и увидев время, с досадой простонала.

– Поехали. Черт с тобой, попрошу, чтобы тебя в библиотеку впустили. Там в компьютере есть перепись населения еще с какой-то древности. Но на этом все!

Янжин быстро закивала и натянула на голову капюшон.

Перед тем, как уйти с берега, обернулась, устремив взгляд на видимую отсюда серость Амхарты, проступающую сквозь туман. Яростно бился на ветру камыш.

Высохшие могильные погремушки.

* * *

Энергия пронизывает и проникает в землю, с которой мы соприкасаемся, и темными ночами, когда светлые, легкие потоки ослабевают, темные льнут к нам, прорываются наружу. И мы чувствуем это, не обязательно иметь глаза и уши, это въедается через кожу, задевает каждую пору, волосинку, которая начинает шевелиться. Страх подступает к сердцу, парализует каждую клеточку тела, укореняется. Сковывает разум. И мы остаемся один на один с неизвестностью, рожденные в ней и туда же уходящие.

Что за фантазии у людей? Потирая затылок, Янжин заставляла себя вчитываться в страницы, но смысл ускользал, а потоки представлялись черными горячими струйками из кофейного автомата, который в библиотеке медицинского колледжа не предусмотрели. А зря, подумала, потому что книги здесь на диво занудные. Видимо, считала так не она одна судя по тому, что за три часа читальный зал посетили два студента и одна гремящая ведром уборщица, а библиотекарь посапывал над журналом, его голова попросту падала. Он ее ловил. И так далее. Время шло.

Янжин опустила глаза в газетную подшивку, подозревая, что знания просто так ей не дадутся, как мечталось.

О графе Хунгэнине в переписях ничего не нашла, а желтой пыльной печатной стопкой засорила мозги и теперь не знала, как их проветрить. Вздохнув, откинулась на жесткую спинку стула (как только умудряются засыпать здесь некоторые).

Хотелось есть, увидеть Далая, побродить по магазинам, пусть и денег в кармане было ничтожно мало; но в некоторых случаях они не требовались. Злилась на Урин, бросившую ее один на один против горы стеллажей. Все хотелось написать ей, напомнить о себе, чтобы той стыдно стало. Ну или по крайней мере не так комфортно.

Глаза Янжин чесались от напряжения и пыли, а бумаге конца-края не было видно. Встав, она размяла затекшие ноги. И вздрогнула, когда порывом ветра распахнуло окно. Перетрусилась повторно от вскрика библиотекаря, вскочившего с места. Холодная осень ворвалась вместе с ливнем внутрь, и девушка зябко растерла плечи, проклиная ленивых историков, обошедших вниманием графа. Хоть бы слово написали о нем и его красавице жене, ведь не последним человеком при дворе был.

Вкус дождя на губах, запах озона в носу.

Янжин насторожилась, перестав слышать бурчание деда за полками, стеллажами. Горы книг вокруг пропали, когда резко потухли все лампы.

Бешено заколотилось сердце.

Шорох и топот ног в полной темноте. Мгновенно пересохшее до панического всхлипа горло. Испуг и мучительные попытки задержать дыхание. Слепое вглядывание в шепчущий мрак.

Янжин все еще пыталась держать себя в руках. Попятилась туда, где должна была быть стена.

Ощущение чужого присутствия прошлось по нервам.

Быстро обернулась.

Вспыхнула в затылке боль, а после – провал в памяти.

Неизвестно, сколько времени прошло между тем, как закрыла глаза и открыла их.

Ноющее тело и плавающая картинка в голове. Ощущение сжатого, спертого пространства, давящего со всех сторон, нехватка воздуха.

Янжин очнулась совсем не там, где потеряла сознание.

3

Состояние уязвимости. Янжин ненавидела его. Неизвестность. Темноту.

Умение становиться невидимой въелось в кровь, только вот последние годы присмотр попечителей, надежные стены и крепкие замки расслабили. Желание плакать боролось со злостью на тех, кто вычислил эту брешь и воспользовался ею.

Янжин с трудом удержалась, чтобы не выругаться в голос.

Иногда хватало одной промашки, чтобы жалеть об этом всю жизнь, и не только тому, кто сел в лужу. Кому, как не ей, об этом не знать?

Глаза закрывала повязка, на зубах ощущалась кровь из прокушенной губы, память подкидывала стенания на всю библиотеку, в которых она точно не единожды упоминала долбанного графа Озерного чего-то там (имения, поселения, так и не запомнила). Слова застревали во рту, слетело только шипение, которое Янжин тут же оборвала, боясь обнаружить себя раньше, чем успеет осмотреться. Потихоньку терлась о плечо лицом, задирая вверх ткань с глаз.

В месте, где она оказалась, был свет. Тусклый, желтоватый, освещающий голые серые стены, сплошной камень. Клетка, в которой ее заперли, задней стеной врастала в гранит, с трех сторон была забрана толстой металлической решеткой. Внутри коробки можно было встать не сгибаясь, можно было лечь в полный рост, и на этом пространство заканчивалось. Влево и вправо тянулись ряды таких же камер, за сеткой простиралась, Янжин сказала бы, пещера. Неровная дыра забиралась в вязкую темноту и не показывала, чем и где заканчивалась, потолок надвигался сверху, грозя раздавить грудой камней. Пахло затхлостью и старьем. Тухлой водой. Плесенью. Железом и кровью.

Янжин продолжала лежать, наблюдая за норой. Изучая ее. Карауля любое движение, которого, впрочем, не происходило.

За время бдения затекли руки, жутко болели бедро и плечо, упиравшиеся в каменный пол. Неприятно холодил кожу воздух.

Никого. Сплошная тишина и застылость.

Она прислушалась – тоже ничего, ни шороха, ни шепота, ни скрежета.

Тогда она прислушалась иначе.

И помертвела.

Задрожала вовсе не от холода, против воли скручиваясь на полу в комок, а волосы на затылке зашевелились перед тем, как отразилось…