Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Впрочем, уж этого Максиму он мог не объяснять. С такими людьми парень всю жизнь бок о бок прожил. Отчасти сам таким являлся.

Сколько он обманывал мать — о том, что со Стёпкой хорошо всё, о том, что глотка спиртного в рот не взял за всю жизнь, о том, что на тренировках допоздна задерживают, хотя сам у Даши в комнате взрослости учился, — и не сосчитать, сколько врал. Хотя мама-то для каждого должна быть чем-то… священным, как выразился кузнец. Почему-то Максу сейчас даже в голову прийти не могло, чтобы кто-то вроде Каглспара хотя бы помыслил обмануть своего родителя, даже если бы тот оказался последней на свете сволочью — а ведь мать Макса такой совершенно не была. Что она только не делала, чтобы сыновьям лучшей жизни добиться — и поддерживала, и защищала, когда все факты против них говорили. Как могла со Стёпиными проблемами справлялась, за бесчинства его платила, переживала, ночами не спала, когда он уходил…

Мысль о доме и семье всколыхнула чувства, о которых за всеми этими путешествиями Макс совсем позабыл. Уже два дня (если, конечно, в этом мире время течёт с той же скоростью, что и на Земле) она сходит с ума и не находит себе места, готовится к очередным похоронам, ищет деньги на подходящий гроб для младшего ребёнка и даже не догадывается, что сын-то не умер и не пропал без вести — он здесь, вполне живой и здоровый, за чужой счёт вот ест и спит. Интересно, что от него осталось на месте аварии? Искалеченный труп? Или вообще ничего? Может, он перенёсся сюда вместе с телом, и тогда мама совсем сбита с толку и не знает, куда бросаться на поиски? Обзванивает знакомых, объявления расклеивает, ментов терроризирует…

Ответами располагал только один человек из известных Максиму на данный момент. Только он мог сказать, что там происходит, только он мог научить возвращаться на Землю. Только он мог отправить его домой.

Сердце забилось быстрее. Да будь этот Захария хоть трижды говнюк и моральный урод — если научит, как к маме вернуться, Макс его за родного считать будет и молиться за него станет во всех храмах подряд! Только бы научил. Только бы объяснил. Только бы согласился…

Тёмная фигура, замаячившая на горизонте, осталась бы для юноши не только абсолютно не интересной, но и вовсе им не замеченной, если бы Каглспар, вопреки здравому смыслу, внезапно не напрягся — напрягся слишком явно, чтобы не углядеть в этом тревожный знак. Игнорируя недоумевающий взгляд Максима, он некоторое время всматривался с прищуром в эту ничем не примечательную фигуру, подавшись чуть вперёд корпусом, а потом вдруг дёрнул поводья так резко, что Плуша вскопала грязную дорогу ведущей ногой. Очевидно, он захотел увести лошадь с тракта, поскольку принялся затравленным зверем озираться по сторонам, но быстро осознал, что деться им уже некуда — развернуться они не успеют — и глубоко рвано вдохнул.

— Так, подлеток, — заговорил он. Макс ещё ни разу не слышал в голосе возничего откровенной паники, но теперь, хотя здоровяк и старался изо всех сил её подавить, вполне отчётливо различил дребезжание чужих нервов. — Внимай и подчиняйся: сиди покойно и молчи, уразумел? И чтоб ни звука. В глаза не гляди, рта не отворяй, пускай даже к тебе обратятся. Особенно коль обратятся. Коль удача на нашей стороне — я ошибся, и это не те, о ком я помыслил. Коль нет… Ты токмо молчи, умоляю, молчи, Максим. Что бы они ни сделали — не вздумай бежать, от них не убёгнуть. На вопросы не ответствуй, не дёргайся — никак не показывай, чего желаешь, пускай то возопить аль от них избавиться. Лучше даже не мысли ни о чём. В голову они, пускай, и не полезут, но запугать могут — и тогда оба с тобой сгинем ко всем чертям.

— Что происходит? — уже задолбавшись задавать этот вопрос, спросил Максим и только теперь заметил, что дрожит — не то от напряжения, не то от испуга.

— Я тебе что велел?

— Молчать.

— Так выполняй, раз услыхал!

Резкая перемена настроений вылилась на юношу как ведро ледяной воды. Дрожь в кузнецовых пальцах, на которую Максим только теперь обратил внимание, свидетельствовала о том, что происходит что-то очень дурное: мелко подрагивали кончики бурой Каглспаровской гривы, проступило на натруженной спине тёмное пятно пота, мутная солёная капля сорвалась с крупного красного носа и впиталась в пыльные брюки. Парень подхватил чужое состояние прежде, чем успел задаться вопросом, по какой причине оно вообще возникло в их безобидной и никому не нужной телеге: чем ближе подъезжала загадочная фигура, тем сильнее парня колотил не соответствующий температуре вокруг озноб.

Слегка сократив между ними дистанцию, силуэт расслоился сначала надвое. Потом натрое. Когда очертания уже стали различимы и отделилась четвёртая тень, выяснилось, что это облачённые в тёмные мантии всадники на гнедых тонконогих лошадях. Они не разговаривали и не шумели, не совершали лишних движений, не оглядывались по сторонам и не ускорялись — только шагом ехали навстречу, и чем сильнее сокращалась дистанция, тем поганее становилось состояние кузнеца и тем сильнее пропитывался его ужасом Макс. Здоровяк вытер лоб сгибом локтя и сжал вожжи так, что захрустела обтёртая кожа и заскрипело железо у кобылы во рту. Нервничала и Плуша. Воздух становился всё жарче, от земли поднималась рябь, и юноша, вглядываясь в неизвестных, чувствовал, как подступает паническая атака. Он понял, что не ударится в истерику только по одной-единственной причине: тело просто не может пошевелиться, парализованное не столько чужими эмоциями, сколько совершенно дикой, ничем не объяснимой реакцией обладателя гигантского роста и бычьей силы на безобидную встречу со странствующими людьми.

Должно быть, это разбойники, — предположил парень, подбираясь. — Вот только почему тогда Спар не отгонит их пылающим ножом, как в прошлый раз?

Четыре всадника вселяли инфернальный ужас одним своим видом, хотя парень готов был под присягой свидетельствовать с ладонью на библии, как в американских детективных сериалах, что ничего — ровным счётом ничего в их внешнем виде не казалось пугающим.

Когда верховые поравнялись с повозкой, в их рядах произошла стремительная, но абсолютно плавная и ненапряжённая перестановка: один встал прямо перед Плушей, перегородив дорогу, а другие трое ловко объехали по траве и окружили — один сзади, двое по бокам, взяв повозку и её пассажиров в неплотное кольцо. Кобыла кузнеца испуганно жала уши к голове, но не решалась ни сорваться в галоп, ни встать на свечу, будто смирилась с неизбежностью, надвинувшейся на них. Спар остановил телегу, и парень вдруг совершенно отчётливо понял: скорее всего, дальше они уже не поедут.

— Доброго денёчка, — поприветствовал их тот из незнакомцев, что закрыл путь вперёд. — Как ваше ничего?

— Не жалуемся, — ровно ответил кузнец, разжав повод. Мёртвые вожжи упали ему на колени.

— Уже неплохо, — согласно кивнул неизвестный.

— Для кого как.

Все четверо выглядели почти одинаково, будто братья-близнецы: шляпы, похожие на ковбойские, только с прямыми краями, роняли на тёмные худые лица густую синюю тень; длинные волосы, слегка спутавшиеся и грязные, под цвет шкуры лошадей, волнами ниспадали на острые плечи; одежда, в отличие от всего остального, опрятная — можно сказать, даже слишком опрятная для тех, кто разъезжает верхом — ни пятнышка на длинных полах плащей, ни пылинки на лацканах. Коней они подобрали таких же одинаковых… впрочем, нет — у того, что спереди, красовалось на лбу пятно, так называемая звезда, строго промеж глаз. Только не белая звезда, как это обычно бывает, а серая, словно седая. Люди как люди, лошади как лошади — почему же сердце Максима так бешено колотится сразу под нижней челюстью, перекрывая дыхание?

Впереди вставший всадник пытливо и неторопливо изучил состояние телеги, Плуши и Каглспара, перевёл взгляд на Макса, и его тёмные глаза со слегка порозовевшими белками округлились. Дрогнули, быстро сузившись и тут же расширившись, мутные зрачки, и парню показалось, что он смотрит в глаза змее — настолько плотоядным показался ему этот взгляд; заметив это сверхъестественное движение зрачков, он осознал, что перед ними не обычные люди. Но замешательство прослеживалось только мгновение — через секунду и глаза, и выражение лица незнакомца уже вновь ничего не выражали.