Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Периодически между деревьями мелькали какие-то неясные тёмные тени, похожие больше на игры сонного разума или пятна на засвеченном глазном дне: Максим, хорошо запомнивший шрамы на руках Михейра, на всякий случай опасливо провожал их взглядом. Фигуры, смахивавшие не то на людей, не то на животных, скользили совершенно бесшумно от сосны к сосне, почти полностью скрываясь за стволами и бросая на путешественников кроткие взгляды едва светящихся белёсых глаз, но ни один из силуэтов не собирался нападать и вообще не проявлял враждебности, Спар вёл себя спокойно и, кажется, даже их не замечал (а может, просто игнорировал), поэтому и Путник вскоре устал тревожиться.

Неприятное ощущение холодного дыхания на загривке очень не вовремя напомнило ему про сон, где сквозь лесной массив рвалось к нему хтоническое чудище, а упоминание кузнеца о способности гостей из другого мира видеть именно вещие сны, усилило подступивший было страх. Однако думать о плохом, тем самым как бы давая этому плохому место в его персональной реальности, юноша не решился. Хотелось спросить, что это за создания такие и живые ли они вообще, потому как больше смахивали на каких-нибудь странных призраков, но что-то остановило его и теперь. Путь и без того непростой, а если ещё начать возничего отвлекать, то можно нарваться на грубость.

Фигуры перемещались за деревьями следом за телегой, и у Максима возникла смутная догадка — они не преследуют их экипаж, а сопровождают, как будто защищают от возможных лесных напастей. И пока радушное воображение не подкинуло более убедительного опровержения этой догадки, он попытался уснуть: в конце концов, в бессознательном состоянии атаки комаров пережить проще. К сожалению, расслабиться не вышло — то тут, то там болезненно кусали надоедливые насекомые, скрыться от них не получалось даже под толстовкой, которую Путник накинул на себя на манер одеяла, так что следующий час парень, сдавленно матерясь, безрезультативно отбивался от невидимых бомбардировок.

И просто на всякий случай посматривал на следовавшие за ними тени.

Неудивительно, что лес они покидали с нескрываемым облегчением, абсолютно искренним и громким. Очередное поле встретило их палящим солнцем, оставшаяся ещё с утра влага на спине лошади и одежде быстро испарилась. Температура воздуха росла стремительно — «последние летние деньки», как объяснил Каглспар, — и в какой-то момент, обмахиваясь скрученным в колбаску полотенцем, Макс поймал себя на мысли, что в лесу-то, оказывается, не так уж и плохо было. Комарьё, конечно, загрызло, но зато не припекало голову. Как говорится, имея — не ценим.

— А что бы ты сейчас делал, если бы не наткнулся на меня? — спросил Макс, до крови расчёсывая покусанные предплечья. Предусмотрительно накинув капюшон на голову, ибо с ролью покрывала толстовка справлялась из рук вон плохо, парень вальяжно растянулся на сене, запрокинув голову на борт, к облучку.

— Не мучился бы геморроем, — весело ответил кузнец.

— Очень смешно. А если серьёзно, чем ты обычно занят в дороге?

— Пою или беседую с Плушей, — поразмышляв немного, не стал скрывать Каглспар и кивнул на рыжую спину домашней скотины. — Она ладный собеседник.

— Потому что не перебивает?

— Да, как некоторые, — фыркнул кузнец. Недовольства, впрочем, в его интонации не прозвучало, так что парень расценил его слова как шутку. — Ещё, обыкновенно, плету из нитей браслеты для дочери.

Для дочери?

Юноша поднялся на локте, словно телега под ним резко и очень сильно нагрелась.

— У тебя что, есть дочка? — почему-то эта новость настолько сильно поразила его, что Максим брякнул первое, что в голову пришло, даже задним умом не задумавшись о возможной реакции на такое… откровенное удивление.

— Да, и сын, а чему ты дивишься?

— Да нет, просто… — он стушевался, тщательно обдумал слова, прежде чем их произнести, и неторопливо протянул: — Просто как-то речь не заходила, ты мне о них не рассказывал. Да и, не пойми неправильно, ты производишь впечатление человека, который из города в город постоянно ездит, и я как-то не свёл такой график с семейной жизнью… Вы, наверное, очень мало видитесь.

— Порой безвременье как мало, — с сожалением признал мужчина. — Но я рад, что они у меня есть. Коли бы семьи не было, то я и не ведаю, что бы из меня путного вышло. Жена за ними приглядывает, покуда я по поручениям разъезжаю. Для одного себя я бы так не старался, знамо — почто оно мне сдалось? В любую непогоду на козлах рассиживать да с лошадью беседы беседовать — не вконец я ещё из ума выжил, чтобы мне такая жизнь по душе сталась. Сидел бы покойно на одном месте, ковал на заказ, а коль что… Может, в армии королевской даже остался. А то, что тебе почудилось, словно дома у меня толком нету, — проницательно распознав настоящий смысл Максимова изумления, добавил равнодушно Спар: — Так где, по-твоему, моя кузня тогда, коль не дома?

— Тупанул, — признал парень, моргнув. — А где вы живёте, если не секрет? Далеко?

— В Эпиркерке.

— Там, куда мы едем?

— Ты уже уразумел, как город кличут? — кузнец нарочито небрежно усмехнулся. — Не прошло и года.

— Теперь понятно, откуда ты так хорошо знаком с Захарией, — проигнорировав колкость, протянул парень. — И почему он поручает тебе всякие… неудобные дела.

— Не надобно это так величать, подлеток, — по интонации было ясно, что здоровяк, помимо того, что хмурится, и правда верит в то, что говорит. — А то чуйвство, как ежели бы я был преступник какой. Благие это дела. Вообрази себе, что коль наш мастер показывается на людях, от него как от чумного шарахаются — при эдаком к себе отношении торговлю вести тяжко. Вот он и просит о помощи. А как не помочь, коль мы друзья?.. Да и платит он.

— Давно ты его знаешь?

— Да с пелёнок, — насупился кузнец.

— С пелёнок?

— С них самых.

Здоровяк явно не горел желанием продолжать разговор на тему их давнего сотрудничества. Судя по тону, знакомство с магистром было для него чем-то личным, и делиться с Максимом деталями кузнец явно не планировал. Парня съедало любопытство, очень уж хотелось побольше узнать о потенциальном учителе, но он разумно решил не лезть в дебри Каглспаровской души, чтобы случайно не наткнуться там на что-нибудь, после чего его закопают в ближайшей канаве заживо. И пускай это априори не представлялось возможным — Спар отличался воистину миролюбивым нравом — проверять чужое терпение на прочность смелости не хватало.

— Чего не спрашиваешь? — проворчал возничий, покосившись. — Интересно же тебе, я же уразумел.

— Не хочу совать нос не в своё дело.

— А вот это верно, — кивнул удовлетворённо тот. — Может, и приживёшься ты у нашего колдуна. Он тоже любопытство не жалует.

Помолчали.

— Как твоих детей зовут? — желая перевести тему, спросил Путник.

— Элеанна и Пьетр, — Спар улыбнулся, хотя Макс этого не видел: голос его стал звучать непривычно ласково. — Захария поведал про одну книгу из своего мира, которая ему в своё время шибко пришлась по душе. Не упомню названия, давно рассказывал, но она у вас вроде больно известная. Там много всего написано, а я по-вашему не разумею, но он кратко поведал мне суть, и я решил назвать ребятишек в честь героев этой истории. Правда, у них там по сюжету что-то не сложилось, но мне эти имена приглянулись, да и жена не возражала… Ладная она у меня. Жёнка-то. Статная такая, добрая… Правда, жёсткая бывает порой. Но от жены кузнеца-то иного ждать и не приходится.

— Они, наверное, по тебе скучают.

— Скучают, как не скучать. Я тоже по ним тоскую — порой так, что невмоготу, но работа есть работа. Семье надо что-то есть, во что-то одеваться, какими-то подарками баловаться, и одним кузнечным ремеслом на всё это не заработать. А магистр платит пусть и со скрипом душевным, но исправно, и ни разу меня ещё не обманул, а это дорогого стоит, ибо Путники, поди, далеко не все такие.

Каглспар помолчал.

— Из вашего мира обыкновенно приходят совсем иные люди — не такие, как ты или он. Жестокие, самодуры, воображают о себе невесть что. Порою глядишь на них, и чуйвство, будто ничего священного для них не осталось боле. Лгут и не краснеют, а коль с ними так же — злятся. Всеми распоряжаться пытаются, как короли, а им самим слово поперёк молвить нельзя — обижаются, что их в окорока не расцеловывают. Странные, словом. Неприглядные.