Архитектор Душ V (СИ) - Вольт Александр

Время растворилось, оставив лишь ритм двух тел, двигавшихся в унисон. А потом, в тишине, наступившей после, когда мы лежали в объятиях, а за окном все так же сиял город, я слушал ровное биение ее сердца.

Первое, что вернулось — ощущения. Тяжелая, приятная нега в мышцах, тепло простыней и едва уловимый, незнакомый запах на подушке рядом. Что-то цветочное, с нотками сандала. Я лениво потянулся, чувствуя, как с хрустом встают на место позвонки, и открыл глаза.

Комната тонула в мягком полумраке, свет едва пробивался сквозь плотные шторы. Я повернул голову. Место рядом со мной было пустым. Лишь смятая простыня хранила тепло чужого тела. На мгновение мозг, еще не до конца проснувшийся, подкинул едкую мысль. А было ли? Может, все это лишь сон, порожденный усталостью, вином и одиночеством? Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Эльфийка в моей постели. Бред.

Я сел, свесив ноги с кровати, потер лицо ладонями, и тут до меня донесся другой запах. Густой, горьковатый, бодрящий. Запах свежесваренного и любимого мною напитка.

— Кофе?

Голос раздался со стороны двери в ванную. Тихий, мелодичный, с легкой хрипотцой, которая бывает только по утрам. Я поднял голову.

Она стояла, прислонившись к дверному косяку. На ней не было ничего, кроме трусов и моей белоснежной рубашки, которую я вчера так тщательно гладил. Рубашка была расстегнута, края ее лишь символически сходились, едва прикрывая небольшую, но соблазнительную в своей изящной форме грудь. Длинные темные волосы были собраны в небрежный пучок на затылке, несколько прядей выбились и падали на тонкую шею. В руке она держала две чашки, от которых поднимался тонкий, ароматный пар.

— Не откажусь, — прохрипел я, голос после сна слушался плохо.

Она хитро улыбнулась, и в ее темных глазах заплясали озорные искорки.

— Тебе в постель?

Я посмотрел на чашки в ее руках, потом на нее.

— Нет, — ответил я, хитро щурясь в ответ, — в кружку.

Шая цокнула языком, но улыбка не сошла с ее лица.

— Кайфолом.

Она подошла и протянула мне одну из чашек. Я принял ее, и наши пальцы на мгновение соприкоснулись. Кофе был горячим, черным, без сахара. Именно таким, как я люблю.

Мы пили его молча, сидя на краю кровати. Утренняя неловкость, которая часто бывает между людьми после первой ночи, отсутствовала. Было просто спокойно.

Она смотрела в окно, распахнув шторы, и неспешно пила кофе.

Когда чашки опустели, она поставила ее на прикроватный столик и сказала:

— Я в душ, а ты пока можешь заказать завтрак. Я голодна как стая волков.

— А я думал, эльфы питаются нектаром и утренней росой.

— Думай дальше, — бросила она через плечо, скрываясь в ванной.

Я усмехнулся и потянулся к телефону, чтобы вызвать обслуживание номеров. Утро определенно начиналось хорошо. Непривычно хорошо.

Через полчаса нам привезли завтрак. Яичница с беконом, тосты, апельсиновый сок. Мы ели, сидя за маленьким столиком у окна. Она уже переоделась в свои вещи, но моя рубашка все еще висела на спинке ее стула как флаг, обозначающий захваченную территорию.

И в этот самый момент, когда я подносил ко рту последний кусок тоста, идиллию нарушил резкий, неуместный звук. Зазвонил мой телефон.

Я бросил на него взгляд. На экране высвечивался незнакомый номер, просто набор цифр с кодом Москвы.

Я взял трубку, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Алло?

— Виктор Андреевич? — голос на том конце был женским, деловым и незнакомым.

— Да.

— Ваш отец пришел в сознание. Просит, чтобы вы приехали.

Глава 10

Я положил телефон на стол и посмотрел на эльфийку. Хотелось бы сказать, что у меня пропал аппетит, что желудок сразу сжался и вообще начало тошнить, но нет. Ничего подобного я не испытал, кроме немного волнительного ощущения, что нужно собираться и ехать снова пытаться говорить с не самым приятным для этого тела человеком.

— Отец очнулся, — сказал я, глядя на Шаю. — Просит приехать.

Она спокойно посмотрела на меня, допивая последние глотки сока.— Значит, — сказала эльфийка, — нужно потихоньку собираться и выдвигаться по делам. Мне и самой уже пора бы ехать на работу. Отчеты, знаешь ли, сами себя не напишут.

Я хмыкнул.

— Верю не понаслышке.

В следующие десять минут номер перешел из режима «утреннего расслабления» в «спешные сборы». Я наспех доел остатки завтрака, запивая его апельсиновым соком, и прошел в ванную.

Холодная вода на лицо, быстро почистить зубы, пригладить волосы. Она в это время уже натянула свои брюки, поправила блузу и накинула тренч.

Когда мы спускались в лифте, она вдруг нарушила молчание.

— Еще увидимся? — спросила она, глядя перед собой. Ее лицо оставалось непроницаемым, но я заметил, как ее скулы слегка покраснели и, что меня немного позабавило, кончики ушей.

— На этой неделе? — уточнил я.

— Вообще.

— Если захочешь. Ты знаешь как со мной связаться, — сказал я, тоже глядя ровно на створки лифта. Она не поворачивала головы. Но, чтобы проверить свою догадку про цвет ушей, добавил: — Мне интересна твоя компания.

Периферическим зрением я заметил, что самые кончики ее ушей снова слегка покраснели.

Двери открылись, выпустив нас в гудящий жизнью вестибюль. Мы пересекли его, не сбавляя шага. На улице яркое солнце ударило по глазам, заставив на мгновение сощуриться. Воздух после вчерашней прохлады снова был по-осеннему теплым.

Мы остановились у тротуара. Она протянула руку.

— Пока, — сказала Шая просто и без лишних церемоний.

Я пожал ее теплую гладкую ладонь.

— До связи.

Она кивнула и, взмахнув рукой, остановила проезжающее такси. Машина прижалась к обочине, она быстро села и, не оглядываясь, захлопнула дверь. Через мгновение автомобиль встроился в текущий ряд и растворился в потоке. Проводив ее взглядом, я тоже поднял руку и поймал себе машину.

Открыв дверь, я протиснулся на заднее пассажирское сидение и назвал адрес больницы, куда доставили отца.

Такси тронулось, и я снова погрузился в свои мысли. Москва разворачивалась передо мной во всей своей имперской мощи. Вот мы проезжали мимо здания Государственной Думы — серого, монументального, увенчанного гигантским двуглавым орлом. У входа почетный караул в парадной форме, блеск начищенных сапог и штыков. Мимо проносились дорогие автомобили с затонированными стеклами, кареты скорой помощи, пронзительно воющие сиренами, конные патрули в элегантной форме, следящие за порядком.

Но все время этой поездк мысли заняты были другим. Что могло довести здорового и властного мужчину до такого состояния? Старость? Ему было не так уж много лет. Навскидку около пятидесяти восьми. Может немного больше.

Болезнь? Горничная сказала, что врачи приходили, но все как один разводили руками. Он не верил в болезни или не хотел признавать свою слабость. Это было в его характере.

Я прокручивал в голове симптомы, которые успел заметить. Крайняя степень истощения, кахексия, которая выражалась в явном очень резком уменьшении веса и истощением организма. Это не происходит за один день. Это результат долгого, методичного процесса саморазрушения. Отказ от пищи. Депрессия. Но что могло стать толчком? Чувство вины за изгнание сына? Маловероятно. Люди вроде Андрея Громова не рефлексируют. Они действуют, и никогда не сомневаются в своей правоте.

Тогда что? Может, магия? Эта мысль пришла неожиданно, но сразу показалась пугающе логичной. В этом мире, где души можно было похищать, а тела менять, как перчатки, все возможно. Кто-то мог медленно, планомерно высасывать из него жизнь. Не так грубо, как с Вересаевым, которого погубила картина. А тонко, незаметно, день за днем, словно подливание брома в чай. Но кому это было нужно?

А может, все проще? Банальный Яд. Не тот, что убивает мгновенно, а который накапливается в организме, медленно разрушая его изнутри. Симптомы подходили. Слабость, потеря веса, апатия. Хотя если доктора приходили и брали анализы, то они просто обязаны были обнаружить хоть какое-то отклонение в его крови.