— И нафига я согласилась в это вписаться?
— Потому что именно так поступила бы Мин Джин.
— Кто?
— Ну, как её?
— Минджи, блин! А я точно потом смогу вернуть своё тело?
— Ван говорит — да.
— А кто такой Ван?
— Большой специалист по телам и душам.
У меня получилось открыть рюкзак, и я вытащил оттуда шкатулку. Ева тем временем сморщила нос.
— Отстой, почему у парней в сортирах всегда так воняет?
— Потому что мы тут срём, — послышался сверху раздражённый голос.
Мы с Евой одновременно подняли взгляды и увидели торчащую над перегородкой голову парня лет двадцати. Он спокойно и бесстыдно смотрел на нас.
— Ну? Вы уже начнёте трахаться или нет? На бачке стоять, знаете ли, неудобно. Вообще боюсь, унитаз сейчас отломится…
Голос был — пьянее некуда.
— Мы не трахаться, мы ширяться, — показал я шкатулку. — Зажигалку не одолжишь, кстати?
Лицо парня поскучнело.
— Не курю.
Голова исчезла. Послышался звук смываемой воды, хлопнула дверца кабинки, потом дверь туалета. Ева нервно хихикнула.
— Ну, с богом, — пробормотал я и открыл шкатулку.
Даша появилась, стоя на унитазе. Она была уже почти совсем прозрачной и явно не понимала, где находится. Её пошатывало.
— Ничего уже не хочу… Верни меня обратно.
— Соберись, — велел я. — Ева здесь. Она готова. Вселяйся.
— Ой, мама… — пискнула Ева. — Уже всё?
— Ещё даже не началось.
— У меня было какое-то странное чувство!
— Это что-то другое. Даша, давай, смелее!
Даша нехотя покачнулась в указанном направлении. Её руки вытянулись вперёд, слепо зашарили. Когда коснулись Евы, Даша вдруг замерла. Как будто даже краски сделались сочнее, снизилась прозрачность.
А дальнейшее, наверное, было для призрака на уровне инстинкта. Она шагнула вперёд и исчезла.
Ева на мгновение вспыхнула, как лампочка. Потом вдруг дёрнулась и потекла вниз по перегородке.
Какого эффекта ждать, я понятия не имел, но на всякий случай был настороже. Подхватил Еву, поднял. Почувствовал, как тело напряглось под моими руками. А в следующий миг отстранился — Ева уже твёрдо стояла на ногах и смотрела на меня. Как-то по-другому. Так, как раньше смотрела не Ева.
— Даша? — осторожно спросил я.
— Охрене-е-еть, — проговорила Даша евиными губами.
Тут приглушенная музыка, которая доносилась из зала, совсем стихла, и послышался отчаянный рёв толпы.
— Начинают, — сказал я. — Идём?
Что-то неразборчиво пискнув, Даша дёрнула шпингалет кабинки.
* * *
В последний раз я находился в такой толпе перевозбуждённых подростков в десятом классе, на военно-полевых сборах, когда уставший от строевой подготовки Лёша Иващенко заехал кулаком в скулу нашему трудовику, который этой подготовкой с нами занимался.
Мы с Евой стояли практически у самой сцены. Здесь полагалось прыгать и танцевать, а не оглядываться с грустью на далёкую-предалёкую барную стойку. Меня постоянно толкали, я категорически не вписывался, но мужественно терпел.
А Даша-Ева отрывалась на полную. Скакала, визжала, подпевала в меру своего понимания текстов. Но уличать её было некому, все находились на единой волне, и если бы прямо сейчас Минджи сказала: «Все на борьбу с империализмом!» — все пошли бы на борьбу с империализмом. Через час, наверное, сообразили бы, что не знают, что это такое и где, и остановились, но изначально — обязательно бы пошли.
В бар мне было нельзя — я старался не выпускать Еву из виду. Терпел, ждал, пытаясь одновременно впитывать какой-никакой новый опыт. Ну, чтобы не быть совсем уж старпёром, ноющим про дни своей молодости. Надо хоть вполглаза следить за тенденциями…
Прошло уже часа полтора. Концерт явно шёл к концу, когда Ева, отпрыгав очередную песню, вдруг согнулась пополам, как будто у неё резко схватило живот.
— Ты чего? — тут же наклонился к ней я, придержав за плечи.
— Не знаю. Страшно, — еле слышно сказала она.
— And now, — с диким акцентом произнесла в микрофон одна из солисток, — we’re saying goodbye, Smolensk! We love you! Because you’re my soul. «You’re my soul»!
Загремела музыка. Ева с видимым усилием выпрямилась. Сквозь слёзы уставилась на сцену. Губы шевельнулись, произнося уже знакомый «Юмасол».
А на меня вдруг тоже накатило. Приступ беспричинного страха. Появилось желание забиться в угол и закрыть голову руками.
Не знаю, что бы я делал прежде, сейчас ошивался среди видящих достаточно давно, чтобы понять: в нашем деле ничего беспричинного не бывает. Приступ задавил.Заставил себя переключиться на призрачное зрение и огляделся.
Увидел, что зал опустел: в призрачном мире здесь не было никого, кроме меня и Даши. Дашу я видел как есть, без евиной оболочки.
А со стороны барной стойки к нам плыли трое пожирателей.
— Уходим! — рявкнул я и, схватив Дашу за руку, дёрнул.
Сам, разумеется, тут же перешёл в призрачный мир. Лишь на миг успел заметить, как из тела Евы выскальзывает чужая душа. Еву повело, она, наверное, упала бы — но поначалу поддержали окружающие подростки, а потом и сама сориентировалась. Пришла в себя.
А мы с Дашей через пустой зал бросились к выходу. Однако и от выхода к нам уже летел пожиратель.
— Уродство, — прорычал я, оглядываясь.
И краем глаза подметил странность, разбираться с которой не было пока ни времени, ни сил. Зал опустел не полностью. На сцене осталась Минджи, солистка корейской группы. Та самая, которую косплеили Даша и Ева. Она как будто бы внимательно смотрела в нашу сторону. Но об этом думать было некогда. Надо было сваливать от пожирателей. Срочно!
Решение нашлось быстро. Мы же в призрачном мире, здесь физические законы, как в матрице, действуют весьма условно. Так почему бы этим не воспользоваться?
Я побежал прямо в стену. Даша пыталась протестовать, но мне её доводы были малоинтересны. Мы вывалились сквозь стену в коридор, оттуда — прямо на улицу. Не задерживаясь, побежали по тротуару.
Разумеется, я взял курс на отель. Ближайшее безопасное место. Но понимал, что шансов добежать — ноль. Слишком далеко. И ни одной завалящей церковки поблизости! Мы влипли. Влипли тотально. Пожирателей было уже не трое. Они летели на нас со всех сторон, смыкая круг. Пять, шесть… Чёрт, да их, кажется, уже десятка полтора!
Я подхватил тройку пустышек и мобилизовал их на охрану, но этого явно было недостаточно. Одного разорвали у меня на глазах за мгновение. Н-да, для прямой борьбы с пожирателями пустышки явно не подходят…
Ну и где, спрашивается, эти обходчики, когда они так нужны? Вроде должны ездить по основным улицам, а…
Даша вскрикнула и дёрнула меня за руку. Да я и сам остановился, как вкопанный. Было от чего. В трёх шагах перед нами из воздуха материализовалась Минджи собственной персоной. В сценическом наряде и даже с микрофоном.
Она поднесла микрофон к губам, и… Не знаю, как описать этот звук. Визг на каких-то запредельных высотах. Он одновременно и не воспринимался совсем, и резал барабанные перепонки. Призрачные барабанные перепонки.
Как будто круги по воде пошли от брошенного камня. Воздушная волна отшвырнула пожирателей за пределы видимости. И Минджи опустила микрофон.
Улыбнулась. Не мне — Даше. Протянула ей руку, сказала что-то на корейском.
— Ч-чё? — пролепетала Даша. — Я?
Она выдвинулась вперёд, подошла к своему кумиру на дрожащих ногах. Неуверенно оглянулась на меня. Я так же неуверенно кивнул.
Минджи продолжала говорить. Быстро, непонятно, но с такой доброй улыбкой, что даже у меня начало таять сердце. А Даша вовсе захлюпала носом.
В тот миг, когда Минджи её обняла, с неба ударил столп света. Даша исчезла.
А Минджи осталась, и теперь её взгляд обратился ко мне. Она подняла руку, и я увидел чётки. Не меньше трёх десятков бусин.
Было ощущение, что это — какой-то ритуал. Я тоже поднял руку со своими чётками. Мы замерли в ожидании.
Сверкнуло запястье Минджи — на нём появилась новая бусина. Кореянка торжествующе улыбнулась.
