Турист (СИ) - Демченко Антон

Разгон! И укрывавшаяся за задницей того же вездехода, ещё одна пара «воинов света» отправляется на встречу с дьяволом. А головы свои в руках понесут.

Коллеги убитых, кажется, заметили, что их стало меньше. Начали оглядываться в поисках противника, зашедшего к ним за спины. Но увидеть меня под скрытом не могли, а потому продолжили гибнуть от ударов подарка старого джемадара. И с каждым разрезом, уколом, ударом я чувствовал, как наполняются какой-то весёлой кровожадной злостью клинки в моих руках. И сам поддался их настроению. Закрутился, затанцевал меж мечущихся, не понимающих, откуда им грозит смерть, врагов. Напевая странный, ни на что не похожий мотив, скользил меж неуклюжих, дёргающихся тел, на ходу лёгкими взмахами кхукри-крыльев снося кисти рук, вскрывая глотки и распахивая грудные клетки… пока не застыл посреди дымящегося двора напротив изрядно потрёпанной веранды, глядя в глаза тяжело дышащего, сжимающего рукоять пламенеющего меча епископа. Бледного, трясущегося от страха… обделавшегося епископа.

— Ваше преподобие, — тряхнув головой, я избавился наконец от алой мути, застилавшей мой взор, и, почувствовав, как успокаиваются вдоволь напившиеся крови врагов кхукри в моих руках, с ощутимым облегчением вздохнув, улыбнулся. — Потанцуем, падре?

Когда капитан Джевецкий получил приказ на открытие огня, он только вздохнул. Ведь с самого начала операции чувствовал… самым копчиком ощущал, что просто не будет. И когда рядом начали падать бойцы его подразделения, сражённые техниками противника, даже не замечавшими щитов гвардейцев, он мог только скрипеть зубами, подсчитывая потери. А первая же попытка накрыть противника собственной техникой, обернувшаяся пшиком, и вовсе заставила капитана зарычать от бессилия. Хорошо ещё, что его бойцы моментально поняли всю глубину трещины, в которую они с размаха угодили, и перешли к тактике «прячься-бей». Иначе потерь могло стать намного больше.

— Капитан! — cержант Капур ткнул пальцем в сторону дальнего вездехода противника. И вид у опытного воина был такой, что Джевецкий поспешил глянуть в указанную индийцем сторону… чтобы увидеть, как взлетают вверх головы двух бойцов неприятеля. И никого рядом! Техника? Какая? Чья⁈

А в следующий миг среди чёрных вездеходов вырос смерч. Алый, злой и… холодный, как жидкий азот! А в центре закручивающихся, тянущихся вверх алых потоков проступил чей-то силуэт. Танцующий человек изгибался, метался из стороны в сторону, взмахивая руками с зажатыми в них изогнутыми клинками, будто крыльями. Взмах, удар, фонтан крови… туманом всасывающийся в алые потоки страшного смерча. Труп. И снова… и снова… Леденящее зрелище. Красивое в своей кошмарной законченности… Капитан Джевецкий тихо выматерился, с трудом отводя взгляд от этого завораживающего танца… и, нахмурившись, тряхнул за плечо что-то исступлённо бормочущего сержанта. Выходец из Индии был бледен и просто-таки трясся от страха.

— Рудра тандава, рудра тандава… — Капур смотрел словно сквозь своего командира и бормотал одно и то же, не переставая… Тьфу ты!

Глава 12

Полетали — разобрали

Долго переглядываться с поехавшим крышей епископом не пришлось. Поняв, что остался без группы поддержки, иезуит взревел медведем и кинулся в бой. В отличии от своих подчинённых, он не разбрасывался сияющими призрачным светом «серпами» и не творил каких-то иных техник. Нет, вместо этого епископ поднял над головой меч и, трубно взревев, рванул на меня. Бронепоезд в потёмках, чтоб его! Впрочем, насчёт техник я, кажется, слегка погорячился. Чем ближе подходил иезуит, тем отчётливее было заметно охватывающее его золотистое сияние, тогда как меч в его руках, наоборот, выцветал, словно поглощая и без того скудный свет, льющийся с веранды на окружённую вездеходами поляну. Скользнув навстречу противнику, понимаю, что не один я здесь развлекаюсь Разгоном. Взгляд епископа легко отследил моё движение, а это о чём-то да говорит. Что ж, никто не обещал, что будет просто…

И зря. Настроившись на серьёзное противостояние, я хотел было прощупать защиту епископа и… кхукри легко смахнул кисть его руки, сжимавшей рукоять меча. От удивления я не успел прервать связку, кажется, намертво вколоченную в меня старым джемадаром, и окутанный алым маревом второй клинок, скользнув вдоль предплечья моего противника, легко вскрыл его горло, лишь полыхнула при столкновении с ним золотая вспышка. И всё. Епископ замер на месте, потянулся культёй к шее и, заливая поляну кровью, рухнул мне под ноги, словно подрубленное дерево. Я же, удивлённый столь скорым окончанием боя, едва успел уйти с пути падающего тела.

Сыто дрогнули в моих ладонях кхукри, и алая пелена, окружавшая меня с начала боя с церковниками, рассеялась без следа. И тут же по ушам ударили исчезнувшие было звуки, а в нос шибанула металлическая вонь горячей крови. Встряхнув и без того удивительно чистые клинки, я вернул кхукри в ножны и оглянулся, выискивая в темноте гвардейцев, которым так толком и не удалось поучаствовать в бою… А там в темноте, за чёрными громадами вездеходов, уже поднималась какая-то возня.

— Гвардии капитан Джевецкий, Первый Преображенский, — выскочивший словно чёрт из табакерки, подтянутый вояка в чёрном тактическом комбезе щегольски бросил два пальца к боковине глухого чёрного же шлема с едва поблескивающим в темноте визором.

— Боярин Николаев-Скуратов, — кивнул я в ответ, стягивая с лица артефактные очки, подаренные мне Ростом. К чести капитана, тот даже не дёрнулся, глядя в мои серые бельма. — Чем могу помочь, господин капитан?

— Право, мне неловко… — Джевецкий всерьёз замялся, но, судя по эмоциям, быстро справился с собой и, тряхнув головой, заговорил уже куда увереннее: — Прошу прощения, Кирилл Николаевич. Я знаю, что у грандов есть возможность почти мгновенно перемещаться на довольно дальние расстояния и, что самое главное, перемещать других людей. А у меня четверо тяжелораненых и никакой связи с группами поддержки. Коммуникаторы не работают, техники тоже. Ни эфирные, ни стихийные. Может, вы…

— Понял, — я жестом пресёк торопливую речь смущённого гвардейца. — Ведите.

Вот теперь мне стало кристально ясно, что за возня разворачивалась за вездеходами, пока мы с епископом «делили апельсин». В руинах, когда-то бывших то ли конюшней, то ли каретным сараем, на захламлённом полу лежали тела, затянутые в такие же комбезы, каким щеголял мой новый знакомец.

— Пятеро, — тихо проговорил я, открывая настежь окно, связывающее меня с Ольгой. — Дорогая, прошу, немедленно свяжись с Нулиным, нам срочно нужны медики. Тут пять тяжёлых и больше десятка лёгких раненых. А пока связываешься с ним, перейди в комнату побольше. Боюсь, в нашей спальне мы все не поместимся.

— Поняла, — Оля не стала терять времени на расспросы и тут же принялась вызывать нашего волшебного доктора. Я же повернулся к Джевецкому и столпившимся за его спиной бойцам, часть из которых так и фонила тщательно подавляемой болью.

— Господа, не теряем время. Берите раненых и шагайте в окно. Идём все вместе, никого не оставляем. Я замыкающий. Капитан?

— Понял, — резко отозвался тот и повернулся к своим бойцам. Говорить им, правда, он ничего не стал. Просто указал на лежащих раненых, и гвардейцы так же без единого лишнего звука ринулись исполнять приказ командира. К моменту, когда первая пара гвардейцев, подхватив тихо стонущего бойца, шагнула в по-прежнему распахнутое настежь окно, ведущее в московский особняк тестя, Ольга успела не только связаться с полковником Нулиным, но и добралась до парадной столовой, способной вместить куда больше народу, чем три десятка гвардейцев. Хотя, смотрелись бойцы в полной боевой выкладке посреди музейной роскоши бестужевского дома… нетривиально, да. Впрочем, долго любоваться этим сюром мне не дали. Стоило окну закрыться за моей спиной, как Ольга развернула экран коммуникатора на максимальный размер, одновременно сделав его видимым для всех присутствующих.